Каждый день, как бесконечная карусель событий, вовлекал Ольгу Волковую в свой бешеный ритм. Ольга Александровна всегда находилась в центре городских событий, отстаивала детей-сирот, которые годами бились за долгожданное жилье, обещанное им по закону. Возглавив филиал общероссийского движения «Надежда России», она взяла на свои плечи заботу о стариках и тех людях, которых оказались сжатыми в тисках социальных проблем.
Но однажды жизнь будто остановилась. В рождественскую ночь 2010 года убили ее приемного сына Владимира Кобзарева. В его убийстве до сегодняшнего дня осталось много вопросов, на которые следствие так и не дало ответа. Кроме того, в деле об убийстве Владимира Кобзарева много противоречий, в которых следствие и суд, по моему мнению, не пожелали разобраться.
– Ради Вовы я отдала лучшие дни своей жизни, – рассказывает Ольга Волковая. – Я оставила работу, чтобы нянчиться с четырехмесячным мальчиком, потом оформила опекунство. Родную мать мальчика изолировали от общества, поместив в психушку после того, как она убила своего мужа. До сих пор не могу смириться с тем, что его нет в живых. Жизнь покатилась под откос, как поезд, сошедший с рельсов.
Мои беды начались с 2009 года, когда в Дальнереченском городском округе проходили выборы. Я входила в состав наблюдательной избирательной комиссии по избирательному округу № 10.
В марте 2009 года решением ТИК по избирательному участку №10 принято решение о признании результатов выборов недействительными. Депутат Сергей Лабунец оспорил это решение избирательной комиссии, обратившись в суд города Дальнереченска.
Свидетели по делу – участники избирательной комиссии № 10 – в судебном заседании говорили об откровенных нарушениях в ходе голосования и вбросах бюллетеней. Но межрайонный прокурор посчитал, что нарушения в ходе голосования якобы не могли повлиять на количество голосов, отданных депутату Сергею Лабунцу.
Логику прокурора сложно понять, потому что любое нарушение Избирательного кодекса и хода выборов, по моему мнению, влечет за собой признание результатов выборов недействительными. Однако суд почему-то пришел к выводу, что решение комиссии о признании результатов выборов на данном участке недействительными является якобы незаконным.
Я полагаю, что убийство моего приемного сына инициировано кем-то в качестве мести за мою активную общественную деятельность.
В рождественскую ночь 2010 года я пришла домой и обнаружила, что Вовы нет дома. Мой старший сын объяснил, что Вова не так давно покинул дом, сказав, что с минуты на минуту вернется. Я принялась звонить на мобильный телефон Вовы. Услышала глухое мужское «да», потом звонок прервался, и телефон моего мальчика оказался недоступным.
Под утро пришел друг Вовы и его сестра, чтобы сообщить нам, что Вова умер. Через считанные минуты я была у дома, где в одной из квартир лежало бездыханное тело моего приемного сына. После я поняла – возможно, я звонила непосредственно перед смертью Вовы, возможно, его уже не было в живых – и мне отвечал кто-то другой.
Как оказалось, в рождественскую ночь Вова очутился на квартире у девушки Софьи, от которой я всячески пыталась его избавить. Три дня подряд Софья звонила моему сыну на мобильный. Девушка, видимо, не знала, каким образом «дотянуться» до моего приемного сына. Я не знаю, что побудило Вову отправиться к Софье и к ее подруге в ту рождественскую ночь. Но он оказался в квартире Полины, где в ту ночь находилась Софья. Именно в эту квартиру к мертвому телу моего приемного сына приехала скорая помощь. На теле имелись ножевые ранения. Одно из них пришлось в самое сердце.
Ко времени прихода Ольги Волковой в квартире, где лежало мертвое тело, толпились сотрудники милиции. Они кричали, что молодая девушка Софья якобы не могла убить парня, потому что удар, пронзивший сердце, выполнен слишком профессионально. Что же случилось на самом деле?
В отделение скорой помощи поступило сообщение, что в квартире Полины находится раненый мужчина. Но как скажет после медсестра скорой помощи, к ее приезду пациент был мертв. Ощупав пульс, она поняла, что возвратить молодого человека к жизни невозможно.
Сначала девушки объяснили, что молодой человек сам себя убил, потом они выдвинули другую «версию»: парень пришел и умер на их глазах. Медсестра сказала, что такое просто невозможно, и девушки вышли совещаться в соседнюю комнату.
Вскоре приехала милиция. Вот только по имеющимся в деле рапортам непонятно, кто же в действительности был направлен на место происшествия.
Зачем на место происшествия прибыли сотрудники ППС? От дома, где лежал труп, рукой подать до милиции и ее дежурной части… Зачем сотрудники ППС приехали в квартиру, где лежало мертвое тело? И кто теперь даст гарантию, что тело лежало в квартире, что его никто не приволок и не привез?
Девушек, которые находились на месте преступления, начали допрашивать. В ходе следствия они заговорили о другой версии случившегося. С их слов, Владимир Кобзарев пришел в квартиру к Полине в нервном состоянии и, якобы устроив сцену ревности, сыпал угрозами и даже толкал Софью. Из потерпевшего пытались сделать виноватого…
Софью поместили в городскую больницу города Дальнереченска, уверяя, что молодой человек бил ее и ей срочно необходимо лечение. Зафиксированных на теле Софьи побоев в деле нет до сих пор. Но суд почему-то поверил словам подозреваемой. Со слов очевидцев, видимых побоев на теле Софьи на момент ее помещения в больницу тоже никто не видел.
Зато, как следует из материалов дела, брюки на убитом были потерты так, будто мертвое тело волокли. На носках убитого отчетливо виднелись следы грязи, как будто он ходил босиком по земле. Как выяснилось позже, ворот куртки Владимира Кобзарева оказался порванным. И это может свидетельствовать о том, что Владимир оказывал сопротивление.
– В чьих руках могла быть марионеткой Софья и какие деньги могли быть заплачены за фабрикацию уголовного дела, я не могу сказать, – говорит Ольга Волковая. – Но считаю, что в убийстве моего приемного сына замешан еще кто-то другой…
Один из местных жителей «атаковал» меня, уверяя, что он знает имя настоящего убийцы. Он готов был дать показания следствию. Я настаивала, чтобы следователь допросил данного свидетеля. Но создалось впечатление, что следствие проигнорировало мои мольбы и просьбы.
Свидетель, знавший какую-то страшную тайну, вскоре был убит. И все концы этого странного дела оказались запутанными.
Почему никто не провел экспертизу одежды? На ней, очевидно, остались отпечатки пальцев того, кто волок Владимира Кобзарева за ворот куртки… Многие вопросы так и не нашли ответа в ходе предварительного и судебного следствия.
Имеются странности и в экспертизе трупа. В постановлении о привлечении в качестве обвиняемой Софьи от 9 июня 2010 года, со ссылкой на акт медицинской экспертизы написано, что у потерпевшего было колото-резанное ранение груди и живота в проекции пятого ребра слева. Получается, произведя ножевое ранение в сердце, убийца поранила область печени? Как такое могло случится?
Суд вне правил?
В октябре 2010 года уголовное дело направили в суд… И 22 октября состоялось первое судебное заседание. В первую очередь адвокат Ольги Волковой говорила о том, что дело нужно отправить прокурору: в нем все основано на показаниях двух девушек. Эти показания до абсурда противоречивы. Например, Полина, подруга Софьи не могла видеть, каким образом Софья вонзала нож в Кобзарева. Ведь, согласно, ее показаниям, Владимир Кобзарев стоял спиной к проему двери, ведущему в кухню. Между тем, девушка подробно описывает, как Софья ранила Владимира Кобзарева.
Софья, упавшая от удара Владимира Кобзарева, не могла схватить нож с кухонного стола. А ведь именно так написано в одном из протоколов ее допроса.
Из-за ошибок следствия судья приняла решение возвратить дело прокурору. Но коллегия по уголовным делам Приморского краевого суда отменяет это решение Дальнереченского районного суда.
Дело рассматривает новый состав суда. И суд вновь принимает решение вернуть дело прокурору. Но опять коллегия по уголовным делам Приморского краевого суда отменяет решение о направлении дела прокурору.
Замкнутый круг, казалось, бесконечен. Но наступает кульминационный момент. 29 марта 2011 года ч. 1 ст 105 УПК (умышленное убийство), по которой Софье было предъявлено обвинение, изменили на «убийство по неосторожности» (на ст. 109 УПК).
Фабула преступления «умышленное убийство» осталась… О какой неосторожности идет речь, если подсудимая целенаправленно ударила ножом в сердце? По крайней мере, она сама и ее подруга Полина дают именно такие показания.
Со мной разговаривали, как с обвиняемой
– Последнее заседание, – рассказывает Ольга Волковая, – стало для меня испытанием. Мой адвокат проходила лечение в кардиологии. Я написала заявление, что в связи с болезнью адвоката прошу отсрочить заседание на две недели. Я не получала повесток в суд. Но вскоре в мою дверь постучали приставы. Они негодовали, что я не являюсь в судебные заседания, чем шокировали меня. Я никогда ранее не пропускала заседания и не знала ничего о предстоящем судебном заседании. Но приставы были полны решимости. Я пообещала, что приду вовремя, потом принялась звонить знакомым, чтобы последние пришли поддержать меня в судебный процесс.
В судебном заседании я окончательно расклеилась – присутствующие в зале суда вызвали мне скорую помощь. Когда врач скорой помощи зашла в зал, судья Полищук кричала, чтобы немедленно закрыли дверь.
Но врач скорой помощи, осмотрев меня и измерив давление, объяснила присутствовавшим в зале суда, что меня нужно срочно госпитализировать. И только по настоянию врача судебное заседание отсрочили на несколько дней. Уголовное дело в отношении Софьи прекратили за сроком давности.
У меня создалось впечатление, что его специально проволокитили – и вот финал.
Н.А. Милованова, адвокат О. Волковой, полагает:
– В деле нет доказательств по ст. 105 и по ст. 109 УК. Но, очевидно, неосторожным убийством данное преступление нельзя назвать. В суде не было дано оценки тому обстоятельству, что характер ножевого ранения говорит о многом. В данном случае он подтверждает то, что после удара ножом, не вынимая орудия убийства, по нему продолжали наносить удары. Какое это неосторожное убийство? Само обвинение и квалификация действий подсудимой не соответствует тому, что написано в данном обвинительном заключении. Я полагаю, что должностные лица, которые занимались расследованием и судебным разбирательством, должны быть привлечены к ответственности.
Как видно из материалов дела и протокола судебного заседания, судом не исследовался вопрос, в чьем производстве находилось уголовное дело на момент предъявления Софье обвинения. Исходя из постановления о привлечении в качестве обвиняемого от 09.06.2010 выходило, что рассматривал дело заместитель заместитель управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по городу Дальнереченску А.А. Лагутин, а подписал данное постановление почему-то заместитель руководителя СК по городу Дальнереченску Д.Н. Пимкин. Как такое могло случиться? Получается, что дело фабриковали с таким рвением, что «перестарались»: перепутали фамилии? И почему никто из тех, кто рассматривал дело в суде, на это нарушение не обратил внимания? ( а ведь в судебном заседании адвокат потерпевшей стороны обращал внимание на это нарушение – прим. авт).
Как видно из постановления о прекращении уголовного дела, судья удивительным образом распорядилась судьбой вещественных доказательств. Она указала, что вещдоки – одежда потерпевшего со следами крови, орудие преступления нож – нужно уничтожить. Как понять такое стремление судьи сразу же после вынесения решения о прекращении дела избавиться от вещдоков?