Гестапо отдыхает
– Похоже, мы недалеко ушли от времен полыхающих пожаров и пыток инквизиции, – с некоторой тревогой в голосе говорит Лариса Володькина. – Наверное, гестапо отдыхает по сравнению с изощренными пытками, которые порою практикуют в современной полиции. Читаешь о случаях в Казани или еще где-то, и вдруг полоснет острой бритвой мысль – они ведь против собственного русского народа так «изощряются», бросают миллиарды на реформу полиции, зарплату силовикам, и вот мы имеем итог – полиция не утруждает себя поисками доказательств, просто ограничивается пытками и полученными в результате показаниями.
Я никогда не думала, что с моим близким человеком может произойти что-то подобное. Но когда узнала со слов мужа Артура Савиновых, что с ним случилось в одной из оперативно-розыскных частей на Карбышева, 4, то ужаснулась.
После допросов в ОРЧ-4 мой муж попал в больницу, врач запретил везти его в СИЗО, потому как установил, что при таких повреждениях ему необходима немедленная госпитализация. Сейчас мы пишем жалобы во все инстанции вплоть до Генеральной прокуратуры, но получаем отписки. В них написано, что причин для возбуждения уголовного дела в отношении сотрудников якобы нет.
На мой взгляд, есть все основания для привлечения данных сотрудников к ответственности. Я полагаю, сотрудники полиции истязали моего мужа такими изощренными способами, выбивая из него чистосердечное признание в преступлении, которого он не совершал. Мой муж получил травмы головы и живота, его тело было покрыто ссадинами, на руках виднелись ярко выраженные синяки. И это незначительная часть того ужаса, который довелось пережить человеку. Ему не давали возможности вызвать адвоката или позвонить вообще куда-либо.
Глоток воздуха казался раем
Рассказывает Артур Савиновых расскажет:
– 30 августа около 15 часов в мою дверь постучали. Я открыл дверь и увидел незнакомых мне мужчин. Один из них показал удостоверение сотрудника полиции. Пришедшие показали фотографию какой-то женщины и спросили, не видел ли я ее, потому как данная женщина пропала. Все трое сотрудников полиции прошли ко мне в квартиру, я им не препятствовал. Я посмотрел на фотографию и сказал, что данную женщину не видел. Тогда они записали мои данные: я вынес из комнаты паспорт.
И вдруг, схватив сзади за руки и плечи, меня повалили на диван лицом вниз. Кто-то из них надел на меня наручники, поднял и поставил меня на пол. Один из сотрудников свободно прошел в комнату, спокойно взял два мобильных телефона, которые принадлежали мне, а также мою рубашку. На мой вопрос: «Что случилось?» мне ответили: «Сейчас узнаешь». Никто ничего мне не объяснил, меня вывели из квартиры на лестничную площадку и куда-то повезли.
Мы приехали в девятиэтажное здание, как позже мне стало известно, на Карбышева, 4. Мы зашли в кабинет, где к тому времени меня ждали сотрудники, к ним присоединился еще один полицейский, по внешнему виду – корейской национальности. Он представился заместителем начальника и пояснил, где мы находимся. Я не помню его имени и фамилии, но опознать могу.
Этот заместитель начальника назвал несколько армянских фамилий и спросил, знаю ли я этих людей. Фамилии названных людей были мне незнакомы, и я сказал, что никого не знаю. Повернувшись к другим оперативникам, заместитель начальника произнес: «Не хочет сотрудничать».
Вот тут-то и началось: мне на руки намотали какую-то ткань зеленого цвета, завели руки за спину, поверх материала надели наручники, усадили на пол. Потом какой-то оперативный сотрудник, который сидел позади меня на стуле, просунув ноги между моими руками в наручниках, которые были заведены за спину, и начал растягивать их в разные стороны, отчего тело молниеносно пронзила нестерпимая боль. Невозможно было терпеть, когда он поднимал мои руки вверх.
После еще двое сотрудников взяли мои ноги и стали растягивать также в разные стороны – боль не прекращалась. Некогда я перенес пять операций на правую ногу и боялся, что такие приемы следствия приведут к серьезным последствиям. Потом мне на голову надели целлофановый пакет и начали его стягивать в области шеи, отчего я задыхался и терял сознание. Периодически мне давали вдохнуть глоток воздуха, потом продолжали душить. При этом мне наносили удары по голове и телу.
Опера сказали, что убьют и им за это ничего не будет
От меня требовали сознаться в том, что якобы лица армянской национальности попросили меня, чтобы я нанял людей для расправы с человеком по фамилии Х.
Они требовали, чтобы я сказал, будто меня просили найти исполнителей преступления, которые должны зарезать Х.
В случае отказа «сотрудничать со следствием», оперативные сотрудники обещали изнасиловать меня при помощи палки, грозились, что будут бить, пока я не обгажусь, говорили, что выкинут в окно, и никто этого не заметит, потому что никто, кроме меня самого, не знает, где я нахожусь.
Потом последовали угрозы в адрес моей семьи. Они обещали привезти в отделение мою жену и уверяли, что найдут способ, и она скажет, что знает о моей причастности к преступлению, которого я на самом деле не совершал. Они пустились на самые мерзкие методы, говоря, что найдут способ посадить моего сына, если я не заговорю и, что если я хочу, чтобы моего сына не привлекли к уголовной ответственности, то я должен сказать так, как хотят они.
Я не могу точно указать, кто именно из данных сотрудников, пытавших меня, бросал такие угрозы, потому что на мою голову был надет целлофановый пакет, и я не имел возможности видеть. После этого я решил признаться в совершении преступления, у меня не хватало сил терпеть издевательства и угрозы.
Двое из сотрудников вывели меня из «пыточной» и завели в другой кабинет на этом же этаже. К тому времени там находились трое сотрудников полиции, в том числе заместитель начальника, как я уже говорил, по виду азиатской внешности. Один из сотрудников стал заполнять протокол явки с повинной, все трое говорили о том, каким образом я якобы совершал преступление. Мне сказали, что я должен со всем соглашаться.
Все о чем написано в явке с повинной, я не говорил. Я просто по требованию оперативных сотрудников говорил: «Да, понял». Однако, когда я не согласился с тем, что в протоколе нужно упомянуть слово «зарезать», то кореец вывел меня в кабинет, где меня изначально били.
Я находился один на один с заместителем начальника. Кореец посадил меня на стул и принялся изо всей силы бить меня по голове и спине. Потом мы вернулись в кабинет, где один из оперативных сотрудников заполнял явку с повинной. Я согласился с тем, что в протоколе явки с повинной будет написано, что якобы я нанял людей, которые должны именно зарезать мужчину. Протокол дописали, я поставил под ним свою подпись.
Кореец сказал, что сейчас меня повезут в Уссурийск, где меня допросит следователь, и я должен сознаться в преступлении, сказав все так, как говорили оперативники, как записано в протоколе явки с повинной, они настаивали на том, что я должен говорить без присутствия адвоката.
В случае несогласия с их требованиями мне пригрозили, обещая, что оперативные сотрудники приедут из Владивостока и в Уссурийск и тогда пытки продолжатся. Они обещали, что, если я буду писать жалобы, то им ничего не будет. Я просто съем их у них в отделе с кетчупом или майонезом.
Допрос по сценарию
В кабинет к следователю полиции города Уссурийска следом за мною зашли трое оперативных сотрудников. Они сидели в кабинете возле меня и слушали, что я буду говорить. Следователь увидела, что следы от наручников видны слишком отчетливо и спросила оперативных сотрудников, что это такое. Сотрудники полиции сказали, что все якобы нормально.
Дальше я отвечал на вопросы следователя, она печатала протокол. Я говорил все, что от меня до этого требовали сотрудники ОРЧ, они ведь сидели рядом, делали грозный вид, и показывали кулаки, если я начинал колебаться в своих показаниях.
Однако я не хотел говорить, что нанял людей с целью зарезать, потому что такого не было. В один миг сотрудники полиции вывели меня в коридор и атаковали, сказав, что, если я не скажу, что я просил именно зарезать, то меня вновь вывезут во Владивосток и будут бить. Я вновь зашел в кабинет и сказал следователю, что я попросил людей зарезать Х.
В ходе допроса присутствовал знакомый мне адвокат, но я побоялся в тот момент говорить ему, что со мною произошло, потому что рядом были оперативники, я заговорил о применении пыток позже.
Перед тем, как привезти в ИВС, меня завезли в травмпункт. Врач выдал справку, в которую я даже не заглянул, потому что находился, мягко говоря, в стрессовом состоянии. Врач ИВС осмотрел меня, я не высказывал врачу жалоб, потому что боялся мести сотрудников ОРЧ. Однако я чувствовал себя плохо, у меня болела голова, руки и все тело. В обеденное время мне стало дурно, после осмотра врача мне вызвали скорую помощь. Врач скорой помощи сказал, что меня нужно немедленно госпитализировать.
Отписки и никакой проверки
О том, что случилось с ее мужем, Лариса Володькина узнала от адвоката. Со слов Ларисы Володькиной, находясь в больнице первые сутки, ее муж не мог связно разговаривать и выражать свои мысли.
– Он чувствовал себя крайне подавленным, – говорит Лариса Володькина. – Четыре дня он находился в больнице под охраной полиции, потому что полученные травмы оказались тяжелыми, потому что в СИЗО невозможно оказать соответствующую медицинскую помощь. Потом он находился в медицинской части СИЗО-2 города Уссурийска.
Неужели сотрудники полиции, которые должны помогать и защищать граждан, сами нарушают закон, избивая людей? Пока прокуратура Приморского края и Следственное управление следственного комитета отписывались мне, что якобы мои обращения отправлены для рассмотрения по существу, люди в погонах, которые издевались над моим мужем, продолжали, с его слов, «навещать» его в СИЗО-2, оказывать давление и угрожать семье.
Неужели в нашей стране прокуратура и следственные органы плюют на закон? При этом, я считаю, что вины моего мужа в преступлении, в котором его обвиняют, нет. Еще в 2011 году дело приостановили, потому что не было доказательств. И вот, спустя более года, когда генеральная прокуратура, как сообщали в СМИ, дала приказ «фас», требуя от региональных силовых структур больше раскрытых дел по экстремизму и заказным преступлениям, начался спектакль под названием «расследование» – дело возобновили.
«Я валялся в тюремном лазарете»
Согласно заключению эксперта, Артур Савиновых находился на лечении в травматологическом отделении городской больницы города Уссурийска с диагнозом «сотрясение головного мозга, закрытый перелом ребра без смещения, ушиб передней брюшной стенки».
Лариса Володькина по профессии медик и считает, что это еще мягкое описание того состояния, в котором ее мужа привезли после допроса в больницу – на самом деле все гораздо страшнее.
В заключении написано, что Артур действительно пребывал в стрессовом состоянии. Почему вдруг после допроса у человека появилось столько повреждений и стрессовое состояние на грани срыва?
Сначала, когда его доставили в приемное отделение, Артур Савиновых сказал, что упал с мотоцикла (что он может сказать в присутствии оперативных сотрудников, которые, очевидно, еще повезут его в СИЗО? – прим. авт.)
Находясь на лечении в лазарете СИЗО-2, он говорит о других причинах такого его состояния. Как пишет эксперт Куравлев в своем заключении, из копии медицинской карты ФКУ СИЗО-2, выданной на имя А.В. Савиновых, с его слов, травма получена при задержании – он был избит сотрудниками полиции города Владивостока.
Эксперт Куравлев при проведении экспертизы, как полагается, ставил вопросы, ответы на которые помогли бы подтвердить или опровергнуть слова Артура Савиновых. И, кстати, ряд повреждений, на которые указывает эксперт Куравлев, согласно его заключению, не могли образоваться только в результате падения на плоскость с высоты. Так что версия о падении с мотоцикла разбилась вдребезги.
Оснований для возбуждения дела нет
Говорит адвокат А.П. Ловцов:
– В 2011 году следствие по делу о нанесении телесных повреждений гражданину Х. было приостановлено. Его возобновили в июне 2012 года. Из материалов дела следовало, что Т. и Н. по предварительному сговору с неустановленным лицом совершили преступление – напали на гражданина Х.
Я считаю, что никаких правовых оснований для возобновления следствия не мелось. Показания осужденных Т. и Н., которые в настоящее время утверждают, что Артур Савиновых просил их убить потерпевшего Х., опровергаются вступившим в законную силу приговором Уссурийского районного суда.
В данном приговоре указано, что суд считает необоснованными доводы представителя потерпевшего о том, что действия подсудимых должны быть квалифицированны как покушение на убийство. Это не нашло своего подтверждения в зале суда.
Что касается показаний подсудимого Т., что Артур предложил Н., а тот сказал ему, что если они убьют одного человека, то получат вознаграждение, суд посчитал их недостоверными, потому что они не согласуются с доказательствами, которые были исследованы в суде и показаниями подсудимого Т. , что они якобы не хотели убивать Х. Кроме того, к моему подзащитному, очевидно, применяли пытки.