За полгода на учет встали более 120 тыс. самозанятых россиян, это в 40 раз больше, чем за два года действия предыдущей программы легализации фрилансеров. Разбираемся, каковы первые итоги эксперимента, чем грозит неолиберализм и когда государство всерьез возьмется за нянь, репетиторов и таксистов.

Свой страх и риск. С начала года в Москве, Московской и Калужской областях, а также в Республике Татарстан проводится пилотный проект по легализации самозанятых. Эксперимент будет длиться до 31 декабря 2028 года. Он включает в себя особый налоговый (налог на профессиональный доход) и регистрационный режимы для физических лиц, которые осуществляют предпринимательскую деятельность без регистрации ИП, работают своим трудом (не нанимают кого-либо и не работают на кого-либо) и ежегодный доход которых не превышает 2,4 млн рублей.

Эксперимент ориентирован на ту часть экономики, которую социологи обычно называют гаражной. Она неподконтрольна государству, существует на локальном уровне и часто строится на неформальных личных связях. Сейчас государство на федеральном уровне понимает под самозанятыми людей, которые за плату присматривают и ухаживают за детьми, больными и пожилыми; репетиторствуют; убирают жилые помещения; ведут домашнее хозяйство. Кроме того, этот список может дополняться на региональном уровне и включать ремонт одежды и помещений; парикмахерские услуги; бытовой ремонт; фотоуслуги и т.п.

В июле 2019 года Минэкономразвития России отчиталось о рекордных показателях эксперимента. Через мобильное приложение «Мой налог» — основной инструмент регистрации самозанятых в рамках этого эксперимента — зарегистрировались 123 тыс. человек. Это действительно значительный показатель: еще полгода назад налоговая служба отчитывалась всего примерно о 3 тыс. самозанятых, зарегистрировавшихся с 2017 по 2019 год.

Выходи, посчитаем. Однако прежде, чем объявлять успех громким, необходимо разобраться, сколько всего самозанятых в России. Однозначно на этот вопрос ответить затруднительно, поскольку самозанятые в большинстве своем не хотят, чтобы государство о них знало. Существуют оценки занятых в неформальном секторе (Росстат, например, в 2017 году сообщал о 14,2 млн таких людей), но из них не все являются самозанятыми. В 2017 году Национальное агентство финансовых исследований (НАФИ) оценило численность фрилансеров (россиян, которые относят себя к категории самозанятых — не имеют постоянной работы и сами ищут для себя заказчиков) в 18%, причем для 11% фриланс — единственный источник дохода (отметим, что опрашивали только тех, кому больше 18 лет). Это значительная доля населения, хотя самооценка респондентом — не самый надежный способ получения информации о самозанятости.

Из этих подсчетов можно сделать вывод, что относительная динамика регистрации самозанятых в рамках эксперимента ФНС высока. Однако абсолютная динамика по сравнению с общей численностью самозанятых по-прежнему скромная. То есть мы в какой-то степени можем говорить об относительном успехе и абсолютном неуспехе, по крайней мере, по результатам первого полугодия эксперимента.

Регистрация в качестве самозанятого очень проста, производится через мобильное приложение и не предполагает большой бюрократии. Ставка налога для самозанятых невысока (4% при получении денег от физлиц, 6% — при получении от юрлиц и ИП), и они не обязаны платить социальные и страховые взносы. По-видимому, эти факторы обусловили относительный успех эксперимента.

Рынок разберется, говорили они. Что касается неуспеха в абсолютном отношении, то здесь играют роль структурные проблемы рынка труда и пробелы в управлении им. Дело в том, что государственная политика занятости в России сейчас является по своему характеру неолиберальной. Для незнакомых с догмой неолиберализма кратко поясним: неолибералы считают, что наилучшим регулятором всех социальных процессов является свободный рынок.

Во-первых, неолиберальная политика занятости проявляется в том, что государство стремится уменьшить объем предоставляемых работникам социальных благ. На западе такая политика известна под названием austerity, что можно приблизительно перевести как «жесткая экономия». Во-вторых, она проявляется в том, что государство стремится увеличить рыночный компонент на рынке труда, поощряя жесткую конкуренцию и уменьшение регулирования.

Эта двухсторонняя неолиберальная доктрина приводит государство, с одной стороны, к поощрению любых форм занятости вне зависимости от их качества: нестандартной, неустойчивой, незащищенной; с другой стороны, к необходимости сделать вопрос о собираемости налогов и платежей ключевым в политике занятости.

Как можно убедиться, эксперимент с легализацией самозанятости является ничем иным, как продолжением этой политики. Незащищенный, находящийся в поле социального риска труд репетиторов, нянь и прочих самозанятых (например, социальные и страховые взносы необязательны в рамках эксперимента) устраивает государство настолько, насколько это позволяет ему снять с себя бремя социальной защиты и поддержки этих людей. При этом уровень и качество жизни отходят на второй план, зато увеличивается собираемость налогов и сборов. Более того, возможно, в случае успешного вовлечения значительного количества самозанятых в процесс легализации, государство будет медленно, но неуклонно поднимать для них налоговые ставки.

Государство, не лезь! Нежелание самозанятых активнее регистрироваться связано с тем, что государственная политика занятости не стремится к пониманию их интересов. Сегодня государство видит, по существу, только одну мотивацию для легализации самозанятых — негативную. Пока их активного преследования не началось, но можно ожидать, что после нескольких лет эксперимента начнутся меры по ужесточению ответственности. Но, государству в дальнейшем стоит отказаться от неолиберальной догмы и признать необходимость возвращения сильного социального компонента в государственную политику занятости.

В случае с самозанятыми это будет означать попытку по-настоящему понять и учесть их интересы при легализации: увеличить стабильность и защищенность такой занятости, учесть необходимость пенсионного и страхового обеспечения со значительным участием государства. Только так государственная политика занятости, в которой люди увидят не угрозу, а пользу для себя, может претендовать на то, чтобы быть успешной. И успешность эта будет заключаться не в увеличении и без того профицитного бюджета за счет среднего и низшего слоев населения, а в реальном улучшении уровня и качества жизни людей.