Дороги, ведущие сюда, никогда не появятся на страницах учебников истории. Избитые не одним поколением людей и похороненные временем, они навсегда пропадут в бесконечном «нигде». Ведь они не приведут вас к модным дорогим магазинам, красивым городским пейзажам и разрекламированным суши-барам. По ним не проедет машина заграничного гостя. Вместо привычной городской суеты здесь открывается совершенно другой мир, который не принято сохранять в памяти будущих поколений.
На сотни метров по одну сторону трассы – разбросанные пятиэтажки с узкими улочками, идеально подходящими для каких-нибудь заказных убийств. По другую — бетонные стены, над которыми китайской гирляндой тянется колючая проволока. Под ногами – куски стекла, которыми легко проткнуть себе подошву.
Единственный звук, отдающийся в ушах – эхо собственных шагов. После внезапно обрывающегося бетонного забора – дома с прогнившими крышами и покосившимися заборами. На одном из них – косо висящая табличка с еле узнаваемым «Адмирала Макарова». На тех, что подальше, можно разглядеть — «Гастелло» и «Космодемьянской».
«Подорвался на японской мине, направил горящий самолёт на колонну врага…» — медленно проносится в памяти. «Её тело безжизненно провисело на виселице, время от времени терзаемое проходящими мимо немцами. Похоронили – нет, сначала отрезали грудь – а потом похоронили…», – вспоминаю судьбу последней. В такт возникающим воспоминаниям один за другим перед глазами проносятся ветхие дома, ржавеющие почтовые ящики со стёртыми номерами, полусгоревшая резина машин… На всю округу – только вой собак, уносящийся в пустое небо. Вдали – густой дым из труб каких-то заводов. Заледеневшие водоразборные колонки, разбросанные куски металла вперемешку с дровами. Хаотично расставленные железные коробки, в очертаниях которых с трудом узнаются гаражи. За заборами – чьи-то пустые грузовики и автобусы. Атмосфера, как в какой-то компьютерной игре про конец света, наступивший после неизвестной катастрофы. Время — застывшее в вечном «вчера». Если бы можно было отмотать его на пару месяцев назад, в небе, должно быть, появились бы режущие воздух пули, заглушающие плач маленьких детей и тревожные сигналы сирен.
В военное время такое место – типичное пристанище деклассированных элементов. Двери во многих домах открыты, окна – либо занавешены, либо намертво заколочены.
За калиткой одного из домов – струящийся табачный дым. Мостиком к нему — высокая деревянная дверь, кинутая через узкую канаву. Недоверчиво прищурившись, хозяин дома не спешит пригласить во двор. Говорит, друзей у него здесь особо нет – да и бывает он в этих местах редко. «В городе у жены квартира. Приезжаем сюда изредка, как на дачу. До переезда жил здесь почти сорок лет. Молодёжь тут практически не живёт. Да и смысл – ловить-то нечего. С годами ничего не меняется…».
Дверь соседнего дома, заскрипев, робко приоткрылась. Прихрамывая на одну ногу, за ней показалась бабушка с железными вёдрами. «Иди домой, бабуль, не было никого!» — кричит ей мой собеседник. Махнув рукой и что-то пробурчав, женщина снова пропадает за дверью дома. «Звонил на днях, чтобы приехали, колонку починили. Замёрзла совсем. Не было ещё никого. Да и вряд ли приедут…», — объясняет мне мужчина.
Над крышами домов – за километры от этого места – мост через Золотой Рог. Отсюда он смотрится настолько неестественно, что похож на карикатуру. На фоне соединённых друг с другом частей одного города здешние улицы кажутся ещё более брошенными. Тем Владивостоком, где видно море и где из года в год проводятся кинофестивали. Где совсем недавно отгремел саммит и выросли мосты. Где одна за другой появляются многоэтажки и новые дороги… Всё здесь как будто настойчиво извиняется за свою внешнюю небрежность, так сильно выбивающуюся из привычной среды. Потому и прячется за высокими бетонными домами и городскими стройками, чтобы вдруг не оказаться кем-то замеченным.
…Из окна какого-то дома доносится приятный запах жареной рыбы. К вечеру один за другим начинают зажигаться огни телевизоров и ламп. Привычное печальное очарование вещей. С высоты птичьего полёта всё это, наверное, смотрится невообразимо красиво. Ночью здесь чуть меньше огней, чем в центре города, и чаще, чем обычно, лают собаки. Это — тот город, который есть у каждого из нас. Который всегда готов поместиться внутри у того, кто захочет его принять.