За провинность нас кололи препаратами от которых срывало "крышу"
О том, что происходит за высоким забором интернатов для людей с ограниченными возможностями, мало кто знает. Мне стали известны истории из жизни одного такого психоневрологического дома-интерната, который располагается в городе Партизанске. Истории шокирующие, о которых, возможно, я никогда бы не узнала, если бы не определенные обстоятельства.
Одна из сотрудниц дома-интерната Вероника (имя по понятным причинам изменено) рассказывает:
– Раньше у нас была ферма и даже свое поголовье рогатого скота. Почти три года назад все это хозяйство развалили. Думаю, его просто разворовали.
Заниматься жильцам в интернате нечем. Некоторые из них – вполне адекватные, самостоятельные. Однако их держат, как заключенных, вместе с теми, кто недееспособен. Жесткий режим – у всех. Кроме того, нездоровая обстановка внутри коллектива. Начальство, как оказалось, порою настраивает обитателей интерната против его сотрудников.
О том, как живется в интернате, поведали некоторые его обитатели из числа дееспособных.
– Мы ушли на рыбалку, а потом – нас вызывают к директору, – говорит Валентин. – В свое оправдание нам не дали сказать ни слова, на следующий день взяли анализы и отправили в психиатрическую больницу, в город Уссурийск.
В ней нас кололи беспощадно. Я не знаю, какие кололи препараты, от этих таблеток и уколов спишь, иногда можно вообще с катушек съехать. В первый день, когда нас привезли, положили в палату с другими. И какой-то парень ночью скончался.
Потом по поводу моего пребывания в Уссурийске я пытался писать заявления и жалобы. Но все мои жалобы уходили в корзину. Их просто рвали в моем присутствии и говорили, что я никуда не денусь, никуда не уеду. У них не добьешься ничего.
Не раз мне угрожали, что отвезут в интернат, который находится в поселке Майское. У них не добьешься ничего. Отсюда два выхода: или сбежишь, или тебя вынесут вперед ногами.
Интернат в поселке Майском «славится» тем, что там в числе прочих содержится социально опасный контингент, с отклонениями в поведении.
– Там – настоящий ад, – говорят жильцы интерната, – суровая школа выживания, в которой особые порядки.
Самого необходимого добиваемся с трудом.
– В интернате кто может, тот работает, работаю и я, – рассказывает Константин (имя изменено). – Понятное дело, трудотерапия. Но до недавнего времени мы не получали за свою работу вообще ничего. Работали с утра до вечера, зачастую в выходные дни бесплатно.
Потом, когда мы возмутились и перестали работать, нам стали выдавать зарплату – вернее, скромную подачку, чуть более тысячи рублей. Получается, что средства нам были положены, мы их просто не получали?
Никто не отчитывается перед нами, каким образом расходуется наша пенсия. Нам говорят на ремонт интерната, но мы его не видим. Мы просим купить что-то, но добиться покупки одежды – проблема. Мы, как полагается, пишем заявление. Проходит месяц, а то и два – нам говорят: «Ждите». И мы ждем. Нам говорят, что мы рассмотрим ваше заявление – стоит вам покупать вещи или нет. Покупают, но с большим боем. Стараются экономить на одежде. Зачем?
В плане отношений персонала тоже существуют проблемы. Однажды отпросился на рыбалку, возвратился вовремя, а в понедельник у директора интерната – на меня доклад лежит. И меня начинают пугать психушкой.
У нас есть женщина, которая занимается культурно-массовой работой. Ей не разрешают вывозить нас, ей приходится обивать пороги администрации интерната, чтобы уговорить начальство и организовать наш досуг.
Куда уходят пенсии обеспечиваемых?
По словам сотрудниц интерната, условий для больных и самого персонала в интернате – совсем никаких. В медицинских кабинетах имеются умывальники, но нет водопровода, воду носим ведрами, помогают воспитанники, они вызываются помогать добровольно. А что делать? Как нам справиться, работа тяжелая, санитарок не хватает. А всем обеспечиваемым нужен гигиенический уход и тому подобное. Живем, как может, стараемся исполнять свои обязанности.
– Средства, которые отмываются в нашем интернате, огромные, – пояснила одна из сотрудниц интерната Инесса, попросив не называть в газете своего настоящего имени. – Нам говорят, что ферму развалили, потому что средств нет. Наблюдая за тем, что происходит у нас, я с трудом верю в этот бред. Скорее, разворовали, попилили и все.
Обвинили, что заразила сифилисом
– А недавно с нашей сотрудником медиком Татьяной случилась неприятная ситуация, – продолжает свой рассказ Инесса. – Она хорошая сотрудница, работает у нас два года. Обеспечиваемые потянулись к ней, потому что она к ним хорошо относится. Но поскольку, полагаю, на ее место хотят устроить родственницу начальства, то карусель завертелась.
Ее решили выжить из коллектива и сказали, что она должна сдать анализ на наличие сифилиса. Сказали, что якобы она заразила одного из обеспечиваемых. Более обескураживающие версии придумать сложно. Татьяна прошла анализ, но не в рамках обследования интерната. Насколько мне известно, она подает заявление о клевете в суд.
Я решила поговорить лично с Татьяной.
– Не знаю вообще, почему так получилось, – говорит Татьяна, – у всех, кто работает в других сменах, есть свои помощники. Они помогают нянечкам, медсестрам. Может быть, я встала, как в горле кость, потому что была прямолинейной?
А начиналось все с того, что один из обеспечиваемых Евгений в мою смену приходил ко мне в кабинет читать Библию. У него имеются серьезные отклонения. Но после чтения Библии он становился спокойным и уравновешенным, не убегал из интерната, как это с ним случалось раньше. Потом стали ходить сплетни, что якобы я вовлекаю Женю в какую-то секту, где берут деньги.
Я попросила Женю больше ко мне не ходить, читать Библию самостоятельно. Он очень переживал всю эту историю, сильно изменился, вновь стал убегать из интерната.
Женя уехал в другой интернат, вернулся весь в болячках. После его осмотра я сказала, что Женю нужно изолировать – положить в комнату для карантина. Но никто его не изолировал и через некоторое время он заразил нескольких обеспечиваемых сифилисом.
По интернату гуляла эпидемия. Стрелочницей оказалась я. Заведующая отделением вызвала меня к себе и сказала, что я должна написать заявление по собственному желанию. Я возразила, требуя объяснить, почему я должна писать данное заявление.
Тогда заведующая отделением сказала, что я должна сдать анализ ИФА – на сифилис, потому что я якобы заразила Евгения.
Я была в шоке. Но заведующая отделением сказала, что Женя как-то сказал, что у нас были интимные отношения. Ничего подобного не было. И как можно верить тому, что говорит человек, который является недееспособным? Администрация поликлиники прекрасно это знала, но почему-то поверила в этот бред.
Я не стала проходить анализ в интернате, мало ли какой сюрприз мне преподнесут. Обратилась к врачу независимо от интерната. Анализы показали, что я абсолютно здорова. Результат этого анализа я представлю в суде, поскольку подаю исковое заявление о клевете в отношении администрации интерната.
Требуем дать ответ
Я обратилась к руководству интерната. Дежурный, позвонив по внутреннему телефону и сообщив, что приехал корреспондент, пригласил старшую смены.
Мы стояли у входа, поскольку психоневрологический дом-интернат в городе Партизанске закрытого типа.
Я ждала, когда ко мне выйдет администрация. По территории интерната гуляли люди.
На крыльце здания, которое располагалось чуть поодаль, напротив меня, сновали люди в белых халатах, очевидно, сотрудники психоневрологического дома-интерната. Расстояние от проходной до этого здания примерно тридцать метров. Вряд ли кто будет разглядывать незнакомого человека, стоящего у проходной. Поэтому меня никто не заметил.
Один из сотрудников – мужчина в белом халате – принялся кричать на женщину, которая, собственно, ничего плохого не делала – просто сидела на лавочке.
– Чего расселась? – кричал мужчина.
Дальнейший монолог не цитирую, потому что стыдно за сотрудника интерната – сплошная брань.
В это время я увидела, что ко мне приближаются еще две женщины в белых халатах. На этот раз они двигались в мою сторону. Они подошли ко мне. Я представилась. Одна из женщин улыбалась. Вторая была крайне озабочена и, как мне показалось, очень нервничала.
– С кем я могу поговорить по поводу ситуации в интернате, в том числе поговорить об условиях содержания? – спросила я.
– Почему мы должны вам о чем-то говорить, мы не имеем права, – ответила одна из сотрудниц в белом халате, кстати, даже не представившись.
– Я не прошу вас говорить о диагнозе больных, это меня не интересует, я хочу поговорить об условиях содержания и некоторых конфликтах, – объяснила я.
– Кто вы такая? – в таком же неприветливом тоне продолжила моя собеседница.
– Я представилась. А вы не представились, – напомнила я. – Представьтесь, пожалуйста.
– Ну и что, что корреспондент, а я заведующая отделением, и что? – продолжала скандалить женщина в белом халате. Почему я должна что-то говорить? Я буду говорить только официально.
– Я показала вам удостоверение и документ, удостоверяющий личность, – возразила я. – Что в таком случае значит, по-вашему, говорить официально?
– Если мне администрация разрешит что-то говорить, то я буду, а если нет, то я не буду с вами разговаривать. Сейчас никого из администрации нет.
Женщина в белом продиктовала мне номер телефона, по которому я могу позвонить в рабочее время – то есть до 16.00.
– А что за конфликтная ситуация сложилась у вас с Татьяной Васильевной? – спросила я
– С какой Татьяной Васильевной? Я не знаю, – произнесла моя собеседница.
– Которая работает у вас медицинским работником, – пояснила я.
– Я ничего не буду говорить по поводу конфликтный ситуаций в коллективе.
Я позвонила в интернат на следующий день. Девушка на другом конце провода сказала, что заместитель директора уехала в город (директор находится в отпуске – прим. авт.). Попросила перезвонить после обеда.
– После обеда девушка, взяв трубку, даже не услышав моего голоса и, следовательно, не узнав, кто звонит, крикнула: «Звоните по другому номеру» и бросила трубку. Я пыталась звонить еще. Но на мой номер поставили переадресацию.
Очевидно, что на другом конце провода говорить со мной не хотели. Что скрывают сотрудники интерната? И почему уходят от общения с прессой, если в интернате все в порядке?
Кстати, в ночь перед тем, как мы приехали к интернату, в нем случилось ЧП. Как сообщили инкогнито сотрудники интерната, один из обеспечиваемых умер от того, что «связали» и слишком перетянули ремнями. Что стало причиной смерти – то, что его «связали» и слишком перетянули ремнями? Приехала полиция. На счет смерти сначала были две версии: кто-то из обеспечиваемых затянул ремни или сотрудники интерната «перестарались». В итоге, решили, полагаю, свалить вину на мертвых: сказали, что якобы сам больной себя и умертвил. Говорят, что подобный случай в интернате – не первый. По чьей вине: не досмотрели или потому что нельзя содержать дееспособных и недееспособных в одном интернате? Кто занимается расследованием подобных случаев?
Человек умер или убит, как сгинул: просто зафиксировали его смерть. Кому нужен душевнобольной? Такова логика персонала. Такова собственно концепция нашего государства.
Почему в одном интернате содержат дееспособных и недееспособных? И, в конце концов, почему на все эти вопросы не захотели ответить сотрудники интерната?
Адресуем им открытое обращение в форме публикации сотрудникам директору психоневрологического дома-интерната города Партизанска и просим официально дать ответ, что происходит за стенами интерната? Возможно, этой историей заинтересуются соответствующие органы, в том числе, прокуратура.