«Вон из студии, пошел отсюда, подонок! Пошел отсюда, придурок, я сейчас размозжу тебе всю голову!»
Из Жириновского, прямой эфир на российском телевидении.
Но мы не про политику. Мы — про бытовуху, которая похожа на нашу политику. Или наоборот.
Надежда живет в питерской коммуналке с 2003 года. До этого они с мужем жили в однокомнатной квартире, но продали ее и купили две комнаты в шестикомнатной квартире в доме старого жилого фонда (который наверняка простоит еще сто лет), на Васильевском острове. Купили потому, что, как она говорит, здесь просторно, потолки высокие, лепнина.
Из двух кухонных помещений от предыдущих хозяев Надежда унаследовала два места в большой кухне и всю 8-ми метровую каморку, смежную с кухней, где нет ни плиты, ни раковины, вода не подведена, но есть окно, и стоят ее кухонный стол и шкаф.
Одна из комнат, 13-ти метровая, сдана в аренду семье из трех человек, но в счетах за воду учтены только двое прописанных собственников. Другая комната, площадью 27 метров, разделена хозяевами на две, обе половины тоже сданы в аренду.
С владельцем еще одной 12-ти метровой комнаты у Надежды был конфликт из-за каморки-кухни, на которую она повесила замок, но если кому-то надо в этот чуланчик зайти, она всегда это позволяет. Законодательство требует, чтобы все проживающие в квартире имели доступ в места общего пользования и замок пришлось снять по решению суда.
На всю квартиру имеется общий электросчетчик и в каждой комнате свой прибор учета. За воду платят по количеству зарегистрированных лиц. Отопление, вывоз мусора, содержание и текущий ремонт общего имущества и даже лифт каждый собственник оплачивает пропорционально своей жилой площади.
Граждане, у которых Надежда купила две комнаты, когда-то хотели выкупить всю квартиру, но не смогли это сделать из-за того, что одна из комнат, 16-ти метровая, числилась на тот момент не то муниципальной, не то государственной, в общем ничьей.
История 16-ти метровой комнаты.
Расположена комната в конце узкого, в полтора метра шириной коридора. Хозяйка, которая ее приватизировала, давно умерла, наследников не осталось. Выморочную жилплощадь никому из соседей выкупить не удалось, потому что власти не смогли договориться о принадлежности — городу должна принадлежать комната или государству, и о цене — рыночная ли, кадастровая ли. Когда-то в квартире жила семья с матерью-блокадницей, нуждающейся в улучшении жилищных условий и учтенной «где надо» в собесе. Но и блокаднице эту комнату не дали. Семья нашла другой вариант и съехала. Комната долго (15 лет) стояла пустая, потом ее расприватизировали и предоставили погорельцу из Кировского района, тот сделал косметический ремонт, опять приватизировал и продал приезжим из Молдавии.
Новые соседи, купив комнату, сразу заменили старую дверь на новую, металлическую, открывающуюся во вне. Рядом в этом же полутораметровом узком коридоре вход в одну из комнат Надежды. Изначально дверь соседской комнаты открывалась во внутрь, как и положено по техническому плану этой квартиры — в узком коридоре входы двух комнат перпендикулярны друг другу. Теперь, если открыта соседская железная дверь, Надежде невозможно ни войти в свою комнату, ни выйти из нее. Такая ситуация чревата конфликтами, провокациями и соседскими войнами.
В этой большой коммунальной квартире два туалета — площадь одного из них – два квадратных метра, другого — один.
Новые соседи, настраивая свой приватный быт в общей коммунальной квартире, подсоединили стиральную машину к водопроводной трубе меньшего туалета, пробив стену и не спросив разрешения у остальных жильцов.
Надежда занимает две комнаты и это самая большая частная жилая площадь в квартире, почти 83 квадратных метра из 190. Она оплачивает самую большую долю общего имущества квартиры и считает, что если человек купил маленькую комнату, он должен понимать, что не стоит ссориться с тем, кто имеет и содержит большую общую площадь, наоборот, ему следует поддерживать хорошие отношения, чтобы ему лишний раз или «в большем объеме» позволили воспользоваться кухней или ванной.
Пытаясь реализовать свои преимущества, она предложила новой соседке: «Я вам освобожу одно из своих мест на кухне, а вы мне подпишите акт согласия на единоличное использование чулана». Но договор не состоялся.
Скандал
Однажды новая соседка заявила, что гости, которые пришли к Надежде, не имеют права находиться в коммунальной квартире. Начался скандал. Присоединился муж соседки, он куражился и кричал, что не пустит никого: «Сначала купите эту комнату, потом входите в коридор. Вон отсюда! Я в своей квартире, могу орать и делать, что хочу. Вы тут интеллигенция, идите на ..., а я творю, что хочу. Вон отсюда!». (Эпиграф к статье может быть намеком на этот скандал).
Все это напоминало бы цирк, если бы не реальные угрозы в адрес Надежды и ее гостей. Была вызвана полиция. Надежда говорит: «Я была настолько напугана, полиция не едет, я не знаю как себя вести, у меня никогда таких ситуаций не было. Если бы вы послушали, что у меня записано на диктофоне, это просто ужас! А сестру мою Любу она схватила за горло, чуть не задушила, там была такая агрессия, мне даже в комнату ни в одну, ни в другую не попасть было, потому что они удерживали нас. Я пошла ночевать к Любе, возвращаюсь, а мой стол выдвинут к маленькой кухне, в которую мне не попасть. Участковый пришел, приказал соседям дверь переделать, сказал, что вызовет домоуправа и пусть решают с местами общего пользования».
Все собственники совместно владеют местами общего пользования. У всех равные права на их использование, однако разные обязанности по содержанию. Соседка оплачивает только 9 кв. м общей площади, и Надежда не понимает, почему платить деньги она должна, а преимуществ в использовании мест общего пользования соразмерно оплате не имеет. Она хотела одну свою комнату сдавать в аренду, но сейчас не знает как себя вести, приходит домой поздно, только чтобы воспользоваться туалетом и попить чаю, она уже ничего не готовит, только подогревает чай, пока нет соседей.
Она говорит: «Я не могу заниматься кухней, а оплачивать ее содержание должна. Это меня больше всего возмущает. У меня в квартире без трех сантиметров 30 кв. метров общего пользования, но этими метрами я не имею права пользоваться. Практически я должна занимать один туалет целиком, если так разобраться. У них в туалете 20 квадратных сантиметров, в ванной — приблизительно 80 квадратных сантиметров. У нас все написано в плане. А он здесь сидит, красиво живет, курит здесь в метровом туалете, у него табакерка здесь, спички. Я сюда не захожу, когда муж был жив курили здесь в туалете, никто особо не возражал, но когда начались эти действия, я сказала — в туалете не курят».
С остальными жильцами новые хамы-соседи пока не конфликтуют, сосредоточились на одинокой женщине, недавно похоронившей мужа.
По поводу неправильно поставленной двери Надежда написала письмо в Жилищное агентство с требованием: актом подтвердить неправильную установку соседской двери. После этого она пойдет в суд. Но с ответом Жилищное агентство тянет. Полиция, по словам Надежды, не работает совсем: «Пришел участковый, зафиксировал, что мои столы выдвинуты на середину кухне, а сосед в это время навешивал и устанавливал свой кухонный гарнитур. Участковый приказал — остановить перестановку, ничего не делать, обещал вызвать из управляющей компании домоуправа, чтобы все это заактировать. Это было 10 апреля. Участковый обещал назначить комиссию после праздников, но так и не пришел. Мы получили письмо из 30-го отделения полиции, что происходящее — не проблема полиции, что по всем вопросам противоправного поведения соседей — в суд. Реагирования нет, поэтому я еще заготовила письмо в прокуратуру о бездействии полиции».
Коммунальное рейдерство
В Санкт-Петербурге разработаны многочисленные программы расселения коммуналок. Но эту коммунальную квартиру расселить по муниципальной программе пока невозможно, потому что никто из жильцов не зарегистрирован в очереди на улучшение жилищных условий. Совладельцы квартиры должны сами позаботиться о себе, попытаться зарегистрироваться в муниципалитете, походить по кабинетам, но и эти действия не всегда приводят к желаемым результатам. Блокадницу не наделили дополнительной комнатой, хотя она имела все права, и в этом случае семей в квартире стало бы на одну меньше.
Но чего тут непреодолимого для городских начальников? Можно даже подумать, что кто-то из чиновников хотел своей личной выгоды от продажи этой комнаты и выжидал удобного момента.
А власть в коммунальной квартире постепенно от общественного самоуправления и договора переходит к индивидуумам, склонным к обустройству своего комфорта без учета мнения, интересов и прав соседей. Когда-то жильцов мирили парткомы, месткомы и товарищеские суды. Сейчас — полиция, но она не спешит и авторитетной силой не считается.
Иногда чиновникам выгоднее не расселять коммуналки, а, наоборот, их плодить, продавая выморочные комнаты. И граждане свою выгоду находят. Они покупают комнаты и сдают их внаем. Таких собственников в городе все больше. Они не страдают от коммунальных склок и не участвуют в них, так как сами живут в отдельных благоустроенных квартирах. Постепенно коммуналка становится как бы общежитием без коменданта, с обшарпанными стенами и потолками в местах общего пользования, с заржавленной общей ванной, с несколькими собственниками, но без хозяина.
До тех пор, пока хозяин не объявится сам. Хам, имеющий подхваты в полиции, постепенно отжимает себе жизненное пространство, сначала в местах общего пользования, а потом комнату за комнатой. Ведь железная дверь, перекрывающая вход в комнату Надежды, и ежедневный бытовой террор – это попытка вынудить продать комнату по дешевке ему, ближайшему соседу, который имеет преимущественное право покупки. Думаем, расправившись с Надеждой, рейдер возьмется за других соседей. Сейчас такое время, что все можно, и сама власть это демонстрирует ежедневно и повсеместно, поэтому обращаться к ней бесполезно. Кстати, наверное поэтому полиция никаких мер против квартирных хулиганов не применила, ответив на заявление в полицию — проблемы для полиции нет, идите в суд.
Коммунальная закалка или лучше самосудом
И напоследок еще одно интервью. Галина Ивановна живет по коммуналкам всю жизнь, сейчас у нее 30-метровая комната на улице Двинской. Она говорит о соседях:
«15 лет живут, правда, прописаны, но засрали всю квартиру. Двое померли от моих проклятий. Остались два сына, выросли, как говорится, теперь ни ремонта, теперь же нет законов Советской власти, раньше быстро ..., а теперь все отсылают к мировому судье. Они все – и управдом, все к мировому судье. Раньше, если что, товарищеский суд в ЖАКТе был, сам участковый ходил спрашивал — как вы соседи живете? Сейчас вообще не ходит. У соседей, других, регистрации нет, квиточек приходит, я не знаю, может они могут без регистрации жить, я не знаю. Когда вызывала я с ментовки, они пришли, проверили, у ней регистрация была в другом месте, я говорю — а что ж здесь-то воду льют по нескольку человек, целый аул приходит, у ней регистрация в Ленинграде есть, на три месяца. Раньше как-то миром все складывалось. А сейчас все засрано, все прожжено, полы проваливаются. Но у меня закалка коммунальная! Никто ничего теперь не сделает, теперь лучше самосудом».