Есть в Спасском краеведческом музее необычный экспонат – немецкие ботинки. Принёс их однажды фронтовой офицер Борис Моисеевич Удовик:
– Выдали нам это чудо в 1945-м со склада в освобождённом Берлине вместо привычных сапог. Не смог их тогда одеть – противно было. Починил свои опорки – и вперёд! А ботинки домой, в Спасск, привёз. Думал, буду в них по хозяйству управляться. Кожа добротная, подошва крепкая, кованная. И… опять не смог надеть. Душу всю выворачивает, войну вспоминаю. Вот и надумал передать в музей. Только вы их в витрины не прячьте. Пусть посетители подошву тяжёлую потрогают, представят, как миллионы таких ботинок топтали наши русские города и сёла. Тогда и поймут ярость наших солдат и офицеров, которые шли в бой за Родину, не щадя собственной жизни…
Не помню, кто из поэтов сказал: «Обоймою воспоминаний стреляет прошлое в упор». Оно стреляет не только в них, бывших фронтовиков, но и в нас, кому довелось слышать рассказанные ими истории.
Одну из них – о моём земляке Григории Савельевиче Ущиповском – я расскажу так, как записала её двадцать лет назад. Не стало ветерана несколько лет назад. Но память возвращает меня в июль 2003 года, когда готовился он к своему 80-летнему юбилею…
***
… Григорий Савельевич берет видавший виды баян. Пальцы привычно пробегают по кнопкам, и в комнату вплывают чарующие звуки старинного вальса «Осенний сон». Взгляд его сосредоточен и отрешён. И я понимаю, что сейчас он там — «в лесу прифронтовом», где «сидят и слушают бойцы, товарищи мои...».
... Повестку он получил февральским днём 1942-го года, в 16 часов. А уже в 4 утра вместе с несколькими односельчанами восемнадцатилетний механик телеграфа Григорий Ущиповский шагал из Яковлевки в Арсеньев, к месту сбора. В клубе завода «Прогресс» новобранцев на скорую руку освидетельствовала призывная комиссия. 23 февраля они погрузились в вагоны.
Шёл мокрый снег. Он смотрел в мутную круговерть за окном и думал о тех, кто остался дома. С отцом, Савелием Ивановичем, проститься не успел – тот был на работе в МТС. Мама, Анна Фоковна, мудрая и верующая в Бога женщина, не плакала, не причитала по сыну. Сказала просто и буднично: «Молись Богу, сынок! Иди и служи!» Но он-то знал, как нелегко далось матери это внешнее спокойствие. Наверняка, едва закрылись за ним двери дома, с рыданиями бросилась она на колени, моля Всевышнего о сыне.
Привезли их на станцию Куйбышевка-Восточная (ныне г. Белогорск), в военно-пехотное училище. Полгода проучился в нем Григорий, сдал экзамены. Часть ребят отправили на фронт, остальных — в Хабаровск, в четвёртый укреплённый район (ждали выступления японцев на Дальнем Востоке и готовились к нему). Жили в землянках. Здесь и встретили Новый, 1943-й, год.
Григорий с бесстрашием юности рвался на фронт. Но неожиданно попал в госпиталь. И только через пару месяцев семерых новоиспечённых радистов, в том числе и его, взяли в авиадесантные войска. Абсолютный музыкальный слух Григория (в роду Ущиповских все играли на музыкальных инструментах и пели, младший брат Иван стал профессиональным музыкантом, закончив консерваторию) и работа связистом пригодились и тут. Он быстро освоил новое для себя дело.
Попал Григорий в часть особого назначения — в диверсионную группу. Цель её – рейды по глубоким тылам противника. Как выразился командир, «будем, ребята, наводить немцам «шороху», чтобы помнили, что они на чужой земле незваные гости».
В 1944 году их группу сбросили под Одессу, в г. Котовск. Оттуда и начался его нелёгкий путь. Потом была Венгрия. Первый бой Григорий Савельевич запомнил на всю жизнь.
… Десантники шли пешком, форсировали реку Раба скрытно. Наши войска штурмовали Будапешт, а в задачу группы входило не дать немцам подвезти подкрепление. 114-я армия генерал-майора Гоголева с задачей справилась. За форсирование Рабы Григорий Ущиповский получил свою первую боевую награду – медаль «За отвагу».
В Венгрии, купил Григорий у солдата аккордеон. Без музыки он не мог. С шести лет, шутил, «баловался» на аккордеоне.
И на фронте он часто после боя играл бойцам, подбирая по слуху новые песни и мелодии. Он по собственному опыту знал: «После боя сердце просит музыки вдвойне». И какофония разрывов снарядов, свиста пуль и грохота боя сменялась гармонией звуков, которые лечили души, вселяли надежду и веру в то, что вернётся нормальная жизнь со всеми её радостями — с дружбой и любовью, с цветением яблонь в саду и пением птиц поутру, которое не прервут взрывы.
И снова – труднейший переход через Альпы в Вену с полной боевой выкладкой да ещё с 16-килограммовой рацией через плечо. Форсировали Дунай. Разведчики, автоматчики и радисты были первыми, кто обеспечивал успех операции. Но скрытно пройти не удалось. Их заметили. В небо взлетели ракеты, освещая неверным светом окрестности. К счастью, обошлось без потерь.
– От Вены на Коненбург шли немецкие войска, машины, знаменитые танки «Тигры», – вспоминает Григорий Савельевич. – Грозное было зрелище!
Он ни на секунду не отходил от начальника штаба, отбивая донесения и распоряжения. Постоянно перебегал с места на место, чтобы фашисты не успели запеленговать передатчик. Наши генералы поняли: без помощи против «Тигров» не выстоять. Пришлось вызывать «Катюши». И дрогнули фашистские танкисты перед мощью русского оружия.
– Когда наши войска взяли Вену, – вспоминает Григорий Савельевич, – нас отвели на венские дачи на отдых и переформирование. Подошло подкрепление.
За Вену он получит сразу две награды — медаль «За взятие Вены» и орден Славы. И снова — в бой! Только тот, кто пережил войну, знает, как тогда было там, в самом пекле:
– Самолёты идут один за другим. Наши артиллеристы ведут по ним огонь. Сзади — обоз: санитары на конных повозках, связисты со своими катушками. Все это под огнём противника движется на запад. Немцы с боями отступали. Помню, вошли мы в город Цеглед. А там — никого! Пусто! Оказывается, население его ночью спряталось в бункера.
За взятие Цегледа он получил вторую медаль «За отвагу».
– Трудно нам там было! Карабкались через голые скалы. Сейчас я думаю: и альпинистам пришлось бы нелегко. А мы шли без специального снаряжения, да ещё под огнём немцев! В Венгрии, перед боем, вступил я в партию. Правда, партбилет получил позднее, когда уже были после Победы на Украине.
Короткий отдых, подкрепление — и снова переход через Дунай, на этот раз через заранее наведённые понтонные мосты. Остановились в 75 км от Праги, около небольшого города Тын.
– Красивые там места! Большое озеро, хрустальная вода в нем, пляжи, мы уже размечтались: искупаться бы!
Вдруг подбегает ко мне начальник штаба: «Слушай внимательно: сейчас будет важное сообщение!»
И точно. Едва услышал я звучный голос диктора Левитана, кричу: «Есть!»
Левитан читал акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Война окончена!
Тут же, в лесу, собрался весь наш батальон. Палили из автоматов и даже из пушек. Что тут было — словами не передать! Такое общее ликование!
Чехи цветами забрасывали советских солдат-освободителей, пели и танцевали прямо на улицах.
– Помню, один чех был с гармошкой. Я попросил у него гармонь и стал играть. Около меня сразу образовались толпа. Люди показывали большие пальцы и с восхищением говорили: «О!»
Растроганный, хозяин гармоники хлопнул Григория по плечу: «Бери! Дарю!»
– Хотел я отцу привезти её в подарок, да по пути подарил нашему солдату. У папы моего была тальянка, так что, думаю, не в обиде он на меня. Отец душевный был. Помню, писал мне на фронт: «Сижу я, Гриша, и плачу. Как ты там?» Письма доходили редко – такая война, вообще, удивительно, что доходили! Я тоже писал– правда, коротко: «Жив, здоров, нахожусь там-то». Помню, из Цегледа открытку с видом этого красивого городка отправил.
В Европе они провели зиму. А затем был долгий путь на Украину, в Белую Церковь. Осенью часть перебросили в Белоруссию.
И только в марте 1947 года пришёл приказ о демобилизации. 2 апреля все документы были приготовлены, и эшелон тронулся на Восток.
Их везли по окружной дороге мимо Москвы, через Ярославль. Прошагав «пол-Европы, полземли», солдаты Великой Отечественной ехали с Победой, добытой ценой собственной крови, домой. На их гимнастёрках звенели ордена и медали. Григорий был удостоен ещё одной – «За победу над Германией».
28 апреля эшелон остановился в Спасске, на станции Евгеньевка. С него сошёл невысокий ладный старший сержант. Из редких писем на фронт знал: родители живут где-то в Спасске, по улице Фабричной.
Это был его самый радостный за четыре года путь. Он шёл и расспрашивал встречных об улице Фабричной. Открылась калитка, и на улицу вышел младший братишка. С надеждой вгляделся в незнакомого фронтовика и с визгом бросился ему на шею: «Гриша!»
«Ну, здравствуй, Колька! — снял он с плеча вещмешок и аккордеон. – В школу идёшь!» «Какая школа?! Сейчас с уроков отпрошусь — ты ведь с войны пришёл!»
На встречу сбежалась вся родня, чуть ли не вся улица. Это был праздник! Фронтовик вернулся — живой, здоровый и даже не раненый: судьба хранила его от пуль и контузий.
В его руках страдал и пел, как живой, аккордеон: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина!», «Вот кто-то с горочки спустился», «На позиции девушка провожала бойца», «Синий платочек». И, конечно же, – «В лесу прифронтовом». Он играл и играл, забыв обо всем. Душа просила музыки.
Наступили будни. Надо было начинать новую, теперь уже мирную, жизнь. С работой было тяжело. Ему посоветовали: «Иди в райисполком, там тебя устроят».
Секретарь райисполкома предложил бывшему фронтовику курсы пасечников. Но Григорий от «сладкой жизни» на пасеке отказался: «Я – не инвалид!»
В военкомате предложили устроить на пароход – в дальнее плавание за границу – брали только надёжных и проверенных людей. Григорий Ущиповский подходил по всем статьям. Но тут заартачилась мать: «Я тебя пять лет не видела! Не пущу!» — и в слезы. Пришлось отказаться. Полмесяца проработал в ОСОАВИАХИМе (потом его переименовали в ДОСААФ).
А тут Александр Федотович Шипилов, муж сестры, поговорил с директором ЦРМ Рарицким, замолвил слово за родственника-фронтовика. Мастерским нужны были электрики на перемотку двигателей. Рарицкий согласился принять Григория.
Три месяца проучился он в железнодорожных мастерских, освоил специальность электрика, получил третий разряд. И 36 лет проработал на одном месте! Вырос до и.о. начальника электрического цеха. Его портрет не сходил с заводской Доски почёта, о нем писала местная газета. В 60-х годах построил дом – помогли братья и родственники. К боевым наградам добавились звание «Ветеран труда», медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина». В 1985 году получил орден «Отечественной войны», знак «Ветеран Воздушно-десантных войск» – его Григорию Савельевичу через брата Николая передали.
Когда он остаётся один, перебирает старые фотографии, вспоминает боевых друзей. Вот бравый помкомвзвода радиоотделения Павел Мищенко. Приезжал в Спасск навестить фронтового друга из далёкого Старого Оскола. Вот Дмитрий Гредасов — снялся на фото в Цегледе, в 1945-м, вот Пётр Остапенко, а это Павел Гущин…
... Плывут по дому чарующие звуки старинного вальса «Осенний сон». И я понимаю, что сейчас он там, в своей боевой юности. И снова являются ему лица боевых друзей-товарищей, и снова врываются в душу далёкие раскаты той страшной войны. А он ищет забвения в гармонии звуков, в прекрасной мелодии, которая лечит израненную войной душу.
Они так и шли они по жизни — Григорий Савельевич Ущиповский и музыка.
На празднование юбилея за большим столом в старом отцовском доме собрались дети, внуки и правнуки, вся его большая родня. И он снова играл – мелодии тех далёких лет, которые стали его судьбой, радостью и болью.
Годы не щадят никого. Ушло большинство ветеранов в Небеса – в Бессмертный полк. И льётся в День Великой Победы 9 Мая людская река по центральным улицам больших городов, растекается ручейками по площадям и шляхам сёл. А над нею – портреты тех, кто отстоят не только Родину, но и Европу от фашизма.
Коротка, видно, людская память. Века не прошло, как возродился поверженный нашими отцами и дедами огнедышащий дракон, и бой с ним пришлось принять сыновьям и внукам…
И снова молятся матери: «Возвращайтесь живыми, мальчики!»
… А где-то в ночи трепещут огоньки свечей у портретов в траурных рамках, и взирают с икон на неутешных женщин в чёрных платках скорбные глаза Богородицы…