1. Заканчивался XX век – в то время владения Российской империи равнялись 22 млн 434 тыс. 312 км2. Это составляет около 1/6 поверхности всей земной суши, что почти в 2,5 раза больше всего Европейского материка. Темпы экономического развития России в 1913 году были выше, чем в США; урожай хлебов в этом же году в России был выше на 30%, чем в США, Аргентине и Канаде вместе взятых; за обучение в вузах россияне платили в 30 раз меньше, чем в США и Великобритании; ежегодно 10 млн граждан России путешествовали за границей; значительно ниже, чем в Европе, были налоги. В 1907 году император Николай II впервые выдвинул идею всеобщего и полного разоружения. Во всем мире восхищение вызывали труды российских ученых, писателей, поэтов, художников.

2. Первой демографической катастрофой для России XX века явилась первая мировая война. Затем – Февральская революция 1917 года, вызванная отречением от престола Николая II; большевистский октябрьский переворот и гражданская война. Помимо миллионов погибших в братоубийственной войне, невосполнимый ущерб России принесла эмиграция, в том числе принудительная высылка за пределы страны людей, составлявших цвет российского общества, науки и культуры, таких как философ Бердяев, ректор МГУ Новиков и многие другие.

К числу демографических катастроф, пережитых Россией, относятся: голод 1921-23 годов; голод 1927-29 годов, голодомор 1933 года, искусственно вызванный всеобщей сталинской коллективизацией и репрессивным раскулачиванием, во время которого средняя продолжительность жизни в стране достигла чудовищной цифры 18,2 года; вторая мировая война, унесшая жизни 45,0 млн военнослужащих и 20 млн гражданского населения; голод 1947 года.

3. Вышеуказанные потери десятков миллионов людей в СССР за столь исторически короткий период являются непоправимой катастрофой для России и российских народов, и эти потери нераздельны, считаю, с коммунистическим режимом.

Особенно страшна потеря 62-х миллионов человек в бывшем СССР в результате репрессий, организованных большевистским режимом против собственного народа. Эту цифру называет профессор Р. Руммель из Гавайского университета, который всю жизнь посвятил сбору информации о массовых убийствах на Земле. Хотя точного количества жертв репрессий и беззакония в России не знает пока никто. Уничтожены десятки миллионов невинных людей, пострадали их дети, семьи, родные, близкие, друзья. Был запуган и морально деформирован великий парод. По моему мнению, был совершен геноцид своему народу.

Не обошла эта беда и Приморье. В годы репрессий 1930-х годов пострадал каждый третий житель края. За сухими цифрами стоят живые люди с их мыслями, чувствами, идеями, работой. Коммунистический режим прошел железным катком по их судьбам и жизням.

4. В этот период был уничтожен Дальневосточный государственный университет, арестованы и расстреляны многие профессора, доценты, преподаватели и сотрудники ДВГУ.

История университета берет свое начало с Восточного института – первого высшего учебного заведения на Дальнем Востоке России, который был открыт во Владивостоке 21 октября 1899 года по решению императора Николая II.

Дальновидный шаг царя и императорского правительства полностью оправдал себя. Восточный институт не только выполнил стоящие перед ним задачи, но и способствовал развитию образования, науки, экономики и культуры на Дальнем Востоке, прогрессу региона в целом. Не только студенты, но и преподаватели института отличались свободомыслием, демократическими настроениями, как до октябрьского переворота, так и после него. Сам переворот преподаватели Восточного института встретили настороженно. А после разгона Учредительного собрания в Петрограде в январе 1918 года они выразили свой протест и единогласно постановили: власть Совета Народных Комиссаров и всех его органов не признавать.

17 апреля 1920 года постановлением Приморской областной земской управы был открыт Государственный Дальневосточный университет в составе факультетов:

1) восточного;

2) историко-филологического;

3) общественных наук (юриди-ко-экономического), для чего Восточный институт преобразуется в восточный факультет Дальневосточного университета.

Так состоялось открытие первого классического университета на Дальнем Востоке России – Дальневосточного государственного университета (ДВГУ).

Первые аресты в ДВГУ начались с конца 1934 года, но пик пришелся на 1937-38 гг. Как правило, преподавателям и сотрудникам предъявлялись обвинения в шпионаже, вредительстве, участии в правотроцкистском заговоре. Среди репрессированных были и студенты.

В августе-ноябре 1937 года были арестованы преподаватели восточного факультета: К.А. Харнский, зав. кафедрой японского языка; Н.П. Авидеев, декан востфака; В.А. Войлошников; преподаватели японского языка К.П. Феклин, Е.С. Нельгин; зав. кабинетом М.Н. Востриков; аспирант востфака Орлов; японист, секретарь парткома И.Т. Быков; китаист А.В. Маракуев; преподаватель истории Дальнего Востока З.Н. Матвеев; китаист, секретарь парткома ДВГУ А.П. Ещенко; зав. кафедрой западноевропейских языков А.А. Смоллер. В 1938 году были арестованы преподаватели востфака И.А. Клюкин, Г.С. Юркевич.

В 1938 году были также арестованы: декан химфака Ф.Ф. Юшкевич; профессора химии К.Т. Метелкин, П.А. Тихомонов, В.П. Пентегов, доцент В.О. Мохнач. Из физиков был арестован в 1938 году зав.кафедрой геодезии Ф.И. Кузьмич. В том же году были арестованы: директор университета в 1931-36 гг. А.В. Пономарев; директор университета с 1936 г. И.Е. Файнерман; зам. директора по учебной части И.С. Менка.

Ко всем арестованным применялись изощренные пытки, что заставило большинство из них оговорить себя и других. Подавляющее большинство было приговорено к высшей мере наказания – расстрелу, с конфискацией всего имущества.

Проходили они поздно вечером, весь процесс занимал 15-20 минут, приговор был предрешен, исполнялся немедленно. Так, 25 апреля 1938 года были расстреляны 9 преподавателей восточного факультета ДВГУ. Как правило, репрессировались и члены семей так называемых «врагов народа». Постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» была установлена уголовная ответственность детей вплоть до расстрела с 12 лет.

К 1939 году большевистская система уничтожила профессоров и преподавателей ДВГУ, уничтожила сам университет, который стал центром образования, науки и культуры на Дальнем Востоке России.

5. Мы, ныне живущие, в неоплатном долгу перед невинно убиенными и репрессированными. Должен настать день, когда все они будут названы по именам.

Из страшных страниц истории нашего народа должен быть извлечен урок, который не позволит повториться беззаконию. А для этого нужно знать и помнить эти события, понимать их причины и условия; воспитывать в молодых поколениях восприятие демократии как главной общественной ценности, как единственной гарантии жизни, свободы, чести и неприкосновенности всех людей. Люди должны учиться демократии, расти и развиваться вместе с ней.

И еще. Призыв к новым революциям – это путь к новому кровопролитию. Революции, каждая из которых провозглашала борьбу за счастье людей, доказали, что на самом деле они несут разобщение людей, смерть, кровь и слезы для них.

Путь покаяния, взаимопрощения, демократии и примирения – единственно верный путь нового развития российского общества. Только на этом пути, сопряженном с развитием образования, науки, культуры, созданием новых технологий, подъемом материального благосостояния людей возродятся великие страна и народ.

Но до сих пор нет ни покаяния, ни прощения. А потому – закончилась ли гражданская война, свободны ли руки и умы для созидания и развития свободного, богатого общества?

ПРОФЕССОР Н.В. УСТРЯЛОВ, РЕПРЕССИРОВАН В 1937 г.

Николай Васильевич Устрялов (1890-1937) – философ, политолог, юрист, публицист, в лице которого еще В.И. Ленин в первые годы советской власти разглядел опасного врага народа. Но он не сразу стал жертвой «красного» террора, и на то были свои причины. С 1920 по 1935 годы Н.В. Устрялов находился в эмиграции (Северо-Восточный Китай, г. Харбин). В 1925 г. Н.В. Устрялов принял гражданство СССР и являлся советским служащим КВЖД.

Профессор Н.В. Устрялов был нужен рабоче-крестьянской власти РСФСР как крупный «спец» и лидер сменовеховского движения среди российской эмиграции, деятельность его находилась под постоянным советским контролем. Им лично интересовался И.В. Сталин. В отчетном докладе XIV съезду РКП(б) И.В. Сталин особо отметил «хорошую» службу Н.В. Устрялова на транспорте.

Через десять лет (1935 г.) после перехода КВЖД в собственность Мапьчжоу-го, советские железнодорожники вернулись на Родину. Многие из них продолжали заниматься «железнодорожным делом», но уже в системе ГУЛАГа. Профессору Н.В. Устрялову предоставили возможность читать лекции по экономической географии в Московском институте инженеров транспорта. Однако в 1937 г. он был арестован НКВД.

Ему инкриминировалась антисоветская деятельность: в годы гражданской войны Н.В.Устрялов являлся председателем Восточного отдела партии кадетов, руководителем бюро печати в правительстве адмирала А.В. Колчака.

Будучи политологом и ученым-аналитиком, Н.В. Устрялов безусловно понимал, что даже по истечение времени власть СССР не предала забвению его политическую деятельность в годы гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке России, а также его противоречивую сменовеховскую идейно-политическую позицию в эмиграции, которую так поддерживали и которой одновременно так опасались В.И. Ленин и И.В. Сталин.

Н.В. Устрялов еще в 1920-30-е годы спрогнозировал крушение СССР в процессе проведения нэпа и образование новой России. Этого простить ему советские руководители, думаю, не могли. Кроме того, с одной стороны, Н.В. Устрялов призывал «российскую общественность» поддерживать СССР, а с другой – мечтал о его гибели в результате «внутреннего органического перерождения советской власти».

Н.В. Устрялов признан «тройкой» виновным и расстрелян.

ЗАБЫТЫЙ, НО НЕБЕЗЫЗВЕСТНЫЙ

О жизни, научной деятельности и репрессии профессора ГДУ М.А. Павлова.

В богатой и героической истории исследования Арктики и Дальнего Востока России также есть немало нераскрытых волнующих страниц и забытых имен. К числу таковых относится и имя геолога, профессора Государственного Дальневосточного университета (ГДУ) Михаила Алексеевича Павлова, участника русской экспедиции к Северному полюсу под руководством Г.Я. Седова, исследователя Приморского края.

М.А. Павлов родился в 1884 году в г. Бахмут (с 1924 г. город Артемовск) Екатеринославской губернии, где в это время на угольных шахтах в качестве горного инженера работал его отец Алексей Михайлович Павлов. После окончания в 1905 году Царскосельской гимназии поступил в Петербургский университет на естественный факультет по геологическому отделению. Будучи студентом, в экспедиции в 1911 году, М.А. Павлов нашел в Лапландии минералогическое сокровище – апатит.

Жажда знаний, открытий, страсть к путешествиям привела двух друзей, Павлова и Ю.В. Визе (познакомились они в Царскосельской гимназии), в 1912 году к исследователю Арктики Г.Я. Седову, который зачислил их в экспедицию к Северному полюсу.

М.А. Павлов собрал богатый материал по исследованию островов Новой Земли и архипелага Земли Франца Иосифа, который и послужил основой для его научной работы. В январе 1919 года Михаил Алексеевич переехал в г. Екатеринбург и вступил в должность доцента Уральского горного института, откуда в этом же году вместе с личным составом институга и геологическим оборудованием, в период интервенции, по указанию Правительства Колчака эвакуировался во Владивосток.

В декабре того же года он стал работать в политехническом институте, где практически на «голом» месте вместе с другими создал геологоразведочную специальность. Тогда же на геологический факультет института поступили и первые коллекции минералов и горных пород из его личных собраний. М.А. Павлов положил начало и геологической библиотеке института.

Студенты любили слушать лекции профессора Павлова, они чувствовали эрудицию преподавателя, его жизненный опыт и, естественно, тянулись к нему.

Из-за отсутствия на Дальнем Востоке учителей М.А. Павлов преподавал одновременно химию и географию в Шкотовской учительской семинарии, а в Седанкинской гимназии – химию и геологию.

Кроме преподавательской деятельности профессор М.А. Павлов занимался и разведкой полезных ископаемых на Дальнем Востоке. Обнаруженное в районе Ольги крупное месторождение железной руды поставило вопрос о топливе для постройки комбината. М.А. Павлов предложил построить Сучано-Ольгинский комбинат на местном сырье.

Начиная с 1925 года нагрузка М.А. Павлова увеличилась. Ему приходилось работать в таких условиях, при которых и существовать трудно, а не только вести научную работу. Но тем не менее все задания Геолкома он доводил до конца. За десять лет работы в Геологическом комитете профессором Павловым совершено десять экспедиций в различные районы Дальнего Востока, и по каждой экспедиции написан отчет, о каждой доложено в Научном Совете.

Последней экспедицией в жизни профессора Павлова стала экспедиция на Чукотку.

Хорошие знания геологии и технических приемов Номского района Аляски позволили ему успешно выполнить возложенные на него поручения. Профессор сделал верное предположение о существовании обширной золотоносной области.

В 1931 году М.А. Павлов стал жертвой доносов, ставшей обычной практикой в тот период. Возвращаясь после успешных геологических исследований с Чукотки на пароходе, который зашел в Петропавловск-Камчатский для бункеровки угля, он был арестован и доставлен во Владивосток. В 1932 году уже в г.Хабаровске профессор был осужден по ст. 58-6, 58-7, 58-П УК РСФСР и приговорен к расстрелу, замененному заключением в концлагерь сроком на 10 лет.

Отбывая наказание в Дальлаге НКВД, он использовался в разных должностях – от рабочего по заготовке дров до главного геолога. В начале 1938 года он и другие (всего 40 человек) без вынесения об этом соответствующих процессуальных документов были привлечены к уголовной ответственности за контрреволюционную деятельность и 26 марта 1938 года приговорены тройкой УНКВД по ДВК к расстрелу (постановление тройки в отношении всех осужденных было исполнено 04.06.1938 г. в г. Хабаровске).

Установить точное место захоронения М.А. Павлова не представилось возможным.

РЕПРЕССИРОВАННЫЕ УЧЕНЫЕ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

Никто из ученых-специалистов не только не подвергся в 1920-е годы аресту, но даже не лишился работы, несмотря на то, что некоторые из них при правительствах несоветского толка вели достаточно активную политическую деятельность. Конечно, ученые не были лишены внимания ОГПУ: перлюстрировалась их переписка, собирались досье, велся учет бывших военных. Это ограничивало их свободу, но не лишало ее. Ученые для этого не подавали никаких поводов: они приняли все условия, предлагавшиеся им советской властью, без малейшего сопротивления.

Аресты в среде научной интеллигенции Дальнего Востока начались в 1930-31 годах с небольшим отставанием, но в той же последовательности, что и в центре.

В Дальплане были арестованы сотрудники во главе с Л.В. Крыловым, руководившим Бюро по изучению производительных сил ДВК. В Дальгеолкоме были арестованы В.В. Бух, А.И. Ланцевич, М.А. Павлов, Т.С. Трухин. За связь с А.В. Чаяновым репрессировали научных сотрудников Амурской сельхозопытной станции. По делу Главрыбы проходили ведущие ученые Тихоокеанского института рыбного хозяйства А.Н. Державин, И.Г. Закс, М.Л. Пятаков, М.П. Сомов.

В самом начале 1930-х годов следствие над арестованными учеными-специалистами проходило гораздо мягче, чем в дальнейшем. Освобождено тогда было около 10 человек. Тюремному заключению сроком на 10 лет подверглись лишь 4 сотрудника Дальгеолкома. Гораздо больше ученых специалистов (23 человека) было выслано за пределы Дальнего Востока сроком от трех до пяти лет. В их числе крупнейший ихтиолог ДВК, бывший директор ТИРХа А.Н. Державин.

Первые аресты были внушительными. И хотя их еще нельзя отнести к массовым, они становились для многих ученых фактором, полностью поставившим в зависимость от воли властей всю их дальнейшую жизнь.

В 1933-34 годах в среде научной интеллигенции ДВК начались новые аресты, затихшие, и с новой силой вспыхнувшие в год «большого террора». Главным же «детищем» чекистов ДВК оказалась «Дальневосточная контрреволюционная организация» (ДВКРО). Обоснование причин ее возникновения, характер руководства ею, даже название в течение 1933-38 годов в разработанной органами легенде неоднократно варьировались. Так, например, ее организатором и руководителем в 1933 году назывался уже покойный В.К. Арсеньев, а в 1937 году – председатель Далькрайкома Г.М. Крутов.

С 1933 г. до середины 1937 г. на Дальнем Востоке было арестовано до сорока научных работников, в то время как численность их составляла около 250 человек в научных учреждениях и 382 – в вузах. И лишь небольшой части из них: А.З. Федорову, профессорам В.Ф. Овсянникову, С.Л. Соболеву, И.А. Козлову удалось оправдаться перед судом. Произошло это при неофициальном участии Н.К. Крупской и Е.П. Пешковой, первой жены А.М. Горького, к которым обратилась жена одного из арестованных профессоров И.Н. Савича. Самого В.М. Савича это вмешательство не спасло – он и большинство проходящих по делу с ним получили до 10 лет исправительно-трудовых лагерей и в основном были сосланы в лагеря БАМа и Колымы. Один был расстрелян.

С середины 1937 г. по осень 1938 г. на Дальнем Востоке органы НКВД репрессировали около сотни научных сотрудников и преподавателей вузов. После этой волны арестов научная интеллигенция ДВК к 1940 году так и не смогла восстановить своей численности. Усугублялось это еще и закрытием двух наиболее крупных на Дальнем Востоке научных учреждений – Дальневосточного филиала АН и ДВГУ. Причина их закрытия не выяснена до сих пор. Но есть основания считать, что это было сделано и в связи с отсутствием их кадрового обеспечения.

Массовые аресты сопровождались и массовыми расстрелами. В эти годы в лагеря было отправлено лишь около десяти дальневосточных ученых. Среди расстрелянных оказались и жена В.М. Савича – Ирина Николаевна, к моменту ареста – 2 июля 1937 года – ставшая в ДВК крупнейшим селекционером, и Маргарита Николаевна Арсеньева, жена Владимира Клавдиевича, избежавшая наказания в 1934 году.

Установлено, что большинство арестованных находились в «агентурной разработке» задолго до ареста. Иными словами. в органах на них были составлены досье с компрометирующей информацией от руководителей научных учреждений, их партийных, комсомольских и профсоюзных лидеров. Вот одна из таких характеристик:

«Червонецкий Тихон Дмитриевич. Доцент китайского языка. 1879 г. рожд. г. Изюм. Укр. б/п. В семье чиновника... Всем известен как один из антисоветских преподавателей и шовинист. К тому же не верится, что служил в РККА. Считаю, что нужно особенно заменить...»

Информация также собиралась собственными агентами ОГПУ/НКВД, которые были внедрены практически в каждое крупное научное учреждение края. Сведения собирались самого различного характера.

Квоты по специальностям – и почти все ученые-химики подверглись аресту, расстрелян лишь один, остальные использовались по специальности на Колыме.

Квоты по национальностям – и аресту подверглись немцы, поляки, венгры и чехи, все получившие высшую меру наказания – расстрел.

Квоты по общей численности – и аресту подверглись практически все, на кого имелось досье в органах НКВД, ставшего частью планового хозяйства, где перевыполнение плана тоже планировалось. Возникла идея существования монархической организации – и в ДВПИ были арестованы все находившиеся до революции на военной службе и состоявшие на учете в НКВД.

Но среди источников этой информации определенное место занимали и доносы, хотя доносительство в научной среде Дальнего Востока не приняло массового характера. Кем-то руководила зависть, таких оказалось 4 человека. Из чувства мести в НКВД обратилось два научных работника. Движимых политической идеей было трое. Вот один из образцов такого доноса:

«В Приморский областной отдел НКВД... Кто и что из себя представляет Витгефт. По происхождению из дворянской офицерской семьи, из советского вуза за чуждость и аполитичность исключался. Но окончил экстерном. Все время работал на ДВК. Выгонялся за развал работы и обрастания классово-чуждыми элементами из трех геологических учреждений Геотреста (1932-33 г.), редметразведка (1933) – (разведка редких металлов – авт.), Союзникельолово (1934).

Поступив в 1935 г. в Филиал АН при содействии троцкистов Онищенко (в то время ученый секретарь ДВФАН – авт.) и др. получил без защиты диссертации ученую степень кандидата наук. Работу везде проваливал как и провалил ее в АН в силу своих антисоветских методов работы, заключающихся в игнорировании запросов края, зажим самокритики и в исключительном индивидуализме в любых начинаниях во вред делу и голосу общественности.

Это, наконец, подбор кадров. Извечное обрастание классово враждебными, чуждыми и подхалимами... Он к тому же был связан интимной дружбой с чуждой классовой интуицией с врагами народа Порецким, Мохначем, Мелиоранским и другими, а потому и сам является бесспорно врагом народа».

Подпись. Без даты.


Некоторые шли на контакт с органами против своей воли, будучи завербованными при первом аресте в самом начале 1930-х годов, например, ученый-агроном Б. Крестовский и китаевед А. Маракуев. Двое таких агентов действовали в Дальневосточном филиале и ГДУ под конспиративными кличками «Дубровин» и «Майский». По их донесениям формировалось агентурное дело ДВФАНа «Геологи», повлекшее арест всех ведущих специалистов филиала: ученого секретаря филиала А.С. Порецкого, директора химического института В.О. Мохнача, гидробиолога А.Т. Булдовского, руководителя геологов Б.В. Витгефта и многих других. Общее число репрессированных сотрудников филиала достигло 19 человек, что составило чуть ли не половину его тогдашнего состава.

Значительная часть научных работников, обратившихся к доносам, поддалась страху быть обвиненным в отсутствии бдительности. Я не называю их имен по этическим причинам. Доносы же, как показало будущее, не исчезли с прекращением террора. По мере трансформации политической власти в стране система доносительства тоже претерпевала определенную эволюцию и иногда казалась похороненной навсегда. Но каждый период политической или социальной нестабильности разражался очередным всплеском доносов.

Что же представляли собой ученые, подвергнувшиеся репрессиям во второй половине 1930-х годов, если исключить из них попавших под различного рода «квоты»? Можно ли их считать противниками советской власти? Нет. Никто из тех, о ком идет речь, не посягал на ее устои. Ученые позволяли себе сомневаться в обоснованности проводимых арестов (М. Белопольский, О. Максимов), критиковать отношение к науке и интеллигенции (В. Мохнач, И. Богович, П. Ливии), не соглашаться с внутриполитическим курсом, выбранным Сталиным (группа Мирохина). Но дальше разговоров в очень узком кругу дело не шло.

И скорее к досадному недоразумению следует отнести фразу В. Мохнача о том, что он не собака, чтобы носить намордник (имелся в виду противогаз, в котором предстояло в течение нескольких часов маршировать по городу). Но фраза оказалась в числе «антисоветских высказываний» и отложилась в его досье.

Вся последующая деятельность Владимира Онуфриевича, которую можно назвать научным и человеческим подвигом (ибо препарат, созданный им на Колыме в условиях эпидемии дизентерии и спасший сотни заключенных, при огромном его усилии был несколькими десятилетиями спустя запущен медициной в серийное производство), выказывала в нем именно советского человека. Как и во всех репрессированных дальневосточных ученых, выдержавших приговоры особых совещаний и троек и переживших лагеря.

Всех их отличали высокий уровень профессиональной подготовки и неоспоримый талант исследователя, обеспечившие им независимый характер мышления. Кроме Б.В. Витгефта и нескольких востоковедов, среди них не было ни одного выпускника местных вузов. Некоторые получили ученую степень кандидата наук без защиты диссертаций (В.О. Мохнач, П.А. Тихомолов, И.Н. Савич).

Но это не дает оснований свести причину их ареста к конфликту между местными учеными, менее квалифицированными, и приезжими, как это пытались сделать при реабилитации коллег ДВФАН свидетели и участники событий 1937 года, профессора В.Т. Быков и Б.П. Колесников. Хотя отрицать напряженного отношения между этими двумя группами исследователей нельзя. На Дальнем Востоке действовала общая для тоталитарной системы страны тенденция к усреднению интеллектуального потенциала.

РЕПРЕССИИ ПРОТИВ УЧЕНЫХ ДВГУ

Настоящая трагедия из-за сталинских репрессий против преподавателей-японистов разыгралась в Дальневосточном государственном университете в 30-е годы XX в.

Восточный факультет в 1920-е годы лишился ряда высококвалифицированных преподавателей, стоявших у истоков факультета. Уехал за границу в 1922 г. Г.В. Подставин (в 1923 г. он умер в Харбине), умер в 1920 г. японовед В.М. Мендрин, уехал в 1925 г. на работу в торгпредство СССР в Японии талантливый японист Е.Г. Спальвин. В состав кафедры влились новые преподаватели японского языка, истории Японии – Т.С. Юркевич, К.П. Феклин, Н.П. Овидиев, А.К. Харнский.

В первой половине 1930-х гг. преподаватели подготовили учебник японского разговорного языка, «Хрестоматию японского языка», «Сборник образцов японской, художественной литературы» и др.

В подготовке изданий, выпуске учебных пособий активно участвовал доцент Н.П. Овидиев, которого в 1932 г. назначили заведующим кафедрой японского языка. Директор университета А.В. Пономарев называл его единственным в крае знатоком японского языка. В течение пяти лет он возглавлял кафедру вплоть до ареста его органами УНКВД осенью 1937 г.

Аресты среди преподавателей начались накануне и в начале учебного 1937/1938 года. В августе арестовали К.А. Харнского и Н.П. Овидиева, в сентябре – К.П. Феклина, в ноябре – З.Н. Матвеева, затем И.Т. Быкова, Е.Г. Нельгина, М.Н. Вострикова. Кафедра японского языка опустела, некому было преподавать.

Преподавателей-японистов обвинили в контрреволюционной, антисоветской деятельности. В срыве подготовки высококвалифицированных советских специалистов, в воспитании студентов в японофильском, фашистском духе, в систематической передаче японским разведывательным органам материалов шпионского характера, в создании условий для поражения СССР в грядущей войне с Японией и отторжении Дальневосточного края от Советского Союза.

Управление НКВД не справлялось с рассмотрением следственных дел в связи с массовыми арестами людей, в которых видели вредителей, шпионов. Выдвинутая Сталиным теория усиления классовой борьбы по мере движения СССР по пути социализма на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. послужила сигналом для развертывания массовых репрессий против всего населения страны.

Юрий ТРИФОНОВ.