Мосгорсуд не удовлетворил жалобу 19-летней Варвары Карауловой на арест и оставил ее под стражей до 23 декабря. Зоя Светова побывала на суде и не удивилась схеме, по которой сработали спецслужбы
«А Варю не привезут? Она где?» — спрашивает ее бабушка свою дочку Киру Караулову, глядя на большой экран, установленный в зале суда. На экране хорошо видна клетка, а в клетке — ее внучка, темноволосая девушка в белом: белые спортивные брюки, белая толстовка с капюшоном, белые резиновые тапочки. Девушка сидит и смотрит в зал суда.
«Она нас видит?» — спрашивает меня сидящая рядом со мной Кира Караулова.
Я не знаю, кого она видит. Когда начинается заседание, девушка в белом отвечает на вопрос судьи о ее имени, фамилии и отчестве: «Иванова Александра Павловна», и я вспоминаю, что за месяц до ареста она поменяла имя и фамилию. Как объясняла мне в интервью ее мать, это было обдуманным решением, так им посоветовали сделать и на философском факультете МГУ, об этом решении знали и представители спецслужб, которые постоянно курировали их семью после того, как 11 июня Варвара вернулась из Турции.
Интрига с защитниками
В зале суда помимо публики и родственников — четыре адвоката, молодая женщина, прокурор, и следователь Следственного управления ФСБ Зотчик.
Судья спрашивает у подсудимой, согласна ли она с тем, чтобы ее интересы представляли все эти адвокаты. Варвара отвечает: «Я ходатайствую об отводе адвокатов Носкова и Карабанова. Хочу, чтобы меня защищали адвокаты Бадамшин и Алиев».
Адвокат Карабанов возмущен: «Я уверен, что моя подзащитная не в полной мере осознает, что говорит, она отказалась от адвокатов после определенного психологического давления под воздействием неустановленных людей в СИЗО».
Судья спрашивает подсудимую, оказывал ли кто-либо на нее воздействие в СИЗО. Та отвечает: «Нет, это мое добровольное решение».
Адвокаты Карабанов и Носков, которых при задержании и первом допросе студентки ей предоставило следствие ФСБ, уходят из зала, и начинается судебное заседание по существу.
Адвокат Бадамшин просит суд отложить заседание, потому что с 3 ноября, когда он заключил договор с родителями подсудимой, ему ни разу не удалось с ней встретиться: ни следователь, ни руководство СИЗО не разрешали ему посетить девушку. Судья отказывается отложить заседание, предлагая адвокату переговорить с ней сейчас — в суде, с помощью видеосвязи. Защитник объясняет, что ему необходимо конфиденциальное общение со своей подзащитной, а в суде это невозможно.
«Все средства связи дочери были под контролем ФСБ»
Судья продолжает процесс, и адвокат задает вопросы отцу подсудимой Павлу Караулову, который подробно рассказывает о том, какой хорошей школьницей и студенткой была его дочь, как она любила заниматься спортом и как ей не везло со сверстниками мужского пола, из-за чего она и попала под психологическое влияние мужчины, с которым познакомилась по интернету и которого полюбила.
Интереснее всего было то, что в своем довольно длинном рассказе отец Вари подтвердил слова, сказанные мне в интервью ее мамой: после возвращения из Турции дочь общалась по интернету со своим возлюбленным под контролем спецслужб.
Павел Караулов заявил в суде, что все средства связи, которыми пользовалась его дочь, «были оснащены специальными средствами контроля, которые установили спецслужбы».
Павел Караулов сообщил, что где-то за месяц до ареста девушка сказала своим близким, что больше не хочет «быть пешкой в этой игре», и попросила забрать у нее все средства связи: иначе ее «психологический барьер может быть прорван».
Затем адвокаты попросили приобщить к материалам дела большое количество документов: грамот, отзывов, характеристик, которые подтверждают, какой хорошей ученицей и студенткой была Караулова. Судья аккуратно перебирала эти бумаги, прикладывая их одну к другой, вертела в руках золотую медаль и спрашивала адвоката Бадамшина, где документ, подтверждающий, что медаль принадлежит именно подсудимой. Адвокат в конце концов передал судье и этот документ. Судья сложила все бумаги в стопку, приложила и справки из лечебных учреждений, где наблюдалась Варвара Караулова в 2003 и в 1996 годах.
«Продолжала общаться с вербовщиком»
Но ни все эти положительно характеризующие подсудимую бумаги, ни слова ее отца, которому после выступления стало плохо (у него пошла кровь из носа) — ничто не могло поколебать судью в ее убежденности в том, что Караулова-Иванова должна остаться под стражей.
Почему и зачем?
Следователь Зотчик объяснил судье, что если изменить девушке меру пресечения, то она может скрыться и помешать следствию, — ведь она уже пыталась выехать из России с целью вступления в ИГИЛ. Следователь настаивал: «Следствие с сомнением относится к раскаянию Ивановой. Даже домашний арест не обеспечит ее изоляцию. Она сможет скрыться. Она собиралась оформить себе поддельный заграничный паспорт на новую фамилию».
Когда следователь заявил: «Вернувшись, она продолжила общение с вербовщиком», мама Карауловой, которая сидела рядом со мной, буквально вскрикнула: «Как он может так говорить! Ведь следователь сам диктовал Варе, что ей писать!».
После выступления следователя адвокат Бадамшин обратил внимание судьи на то, что «после возращения Иванова прекратила все действия, которые ей инкриминировались ранее, и далее все, что она делала, она совершала под контролем спецслужб».
А следователь возразил: «Она вышла на связь с мобильного телефона, который не стоял на контроле».
Он попросил судью приобщить к материалам дела постановление от 6 ноября 2015 года о том, что Ивановой было предъявлено обвинение.
Когда судья дала слово подсудимой, девушка, которая за все два часа, что шло заседание, не проронила ни слова, во всем соглашаясь со своими адвокатами, вдруг возмущенно сказала: «Я не делала заграничный паспорт на другое имя и не собиралась никуда ехать. Я буду максимально содействовать следствию».
Бадамшин и Алиев просили суд избрать в отношении их подзащитной меру пресечения, не связанную с лишением свободы.
Судья ушла писать решение.
Инквизиция
«О каком мобильном телефоне говорит следователь?» — спросил Павел Караулов свою бывшую жену.
«Откуда бы у нее оказался мобильный телефон? У нее не было своих денег, — возмущалась Кира Карулова. — Теперь они могут все что угодно придумать, когда они предъявили ей обвинение в присутствии адвоката по назначению и не допустили того адвоката, с которым я заключила соглашение».
Судя по реакции Киры Карауловой на эту информацию, видимо, когда 28 октября в Лефортовском суде решался вопрос о мере пресечения, о «бесконтрольном» мобильном телефоне следователь не вспоминал.
В зал заседаний вошли журналисты, с ними были 15-17 камер. Российские телеканалы были представлены «Первым», «Россией», LifeNews, «Пятым» и другими.
Девушка спряталась от них: сначала она натянула капюшон толстовки на голову и на лицо, а потом и вовсе забилась в угол клетки, чтобы ее не было видно.
Минут через десять появилась судья, которая зачитала свое решение: «В жалобе отказать, оставить под стражей».
Подсудимая слушала решение судьи, опустив голову.
Что она чувствовала в этот момент, мы не знаем.
А у меня от этого судебного заседания осталось острое ощущение несправедливости, фальши и обмана. На языке вертится слово «инквизиция». Следователь с ехидной улыбкой, смотрящий в зал, достающий, как фокусник из рукава, сомнительные доказательства; черноволосая девушка-прокурор, аргументировавшая свою убежденность в том, что подсудимая должна остаться под стражей, тем, что та не учится в университете («она в академическом отпуске — значит, может скрыться»).
Клетка СИЗО «Лефортово», а в ней — девушка в белом с ног до головы, в ужасе закрывающая свое лицо от журналистов. Девушка — почти ребенок — в белом спортивном костюме, которая изо всех сил хочет домой и обещает, что будет помогать следствию. Ведь она уже ему и так помогала и делала так, как ее просили.
Но ее оставляют под стражей. Потому что надо ее еще «дожимать».
В СИЗО «Лефортово» ее и так «дожимают»: несколько дней к ней не допускали адвоката, которого нашла для нее мать, — не допускали только для того, чтобы получить от нее нужные показания, потому что, кто знает, может с независимым адвокатом не получилось бы эти показания получить.
Ее посадили в камеру с опытной «наседкой», которая сидела и со Светланой Давыдовой и настраивала ее против правозащитников.
Прежде, чем стать соседкой по камере Варвары Карауловой, эта женщина, якобы обвиняемая в крупном мошенничестве и непонятно почему оказавшаяся в тюрьме для государственных преступников, сидела с дагестанкой-мусульманкой и неодобрительно высказывалась о Карауловой, когда они обе увидели ее по телевизору в новостях.
Павел Караулов отказался общаться с журналистами. И я его понимаю.
Он, похоже, верил спецслужбам, с помощью которых вернул дочь из Турции в Россию. И они, думаю, обещали ему, что все с его дочерью будет хорошо.
Поверив им, и он обещал дочери, что все будет хорошо.
Но, похоже, в этой истории спецслужбы обманули всех: и родителей, и студентку, которая им поверила, помогала и была готова продолжать помогать.
Неужели это тот самый случай, когда ради пользы дела «все средства хороши» и можно вот так цинично ломать человеческую судьбу?
Но так происходит не впервые, так что и удивляться нечему.