В декабре 2020 года в Тунгусовском доме-интернате для детей с инвалидностью погиб 15-летний Женя Ерошевский. Его тело нашли в комнате для занятий. К нам в редакцию попали записи момента его гибели с камер видеонаблюдения. О том, как и почему произошла трагедия, мы сняли документальный фильм.
Женя родился в Томске в 2005 году. В детстве ему поставили диагноз - аутизм. Он совсем не говорил. Отец мальчика умер. Воспитанием Жени занимались мама и бабушка.
Галина Кадочигова
бабушка Жени
— Женя был единственным долгожданным внуком, — говорит Галина Кадочигова, — Рос нормальным ребенком, все было хорошо до 2,5 лет. Потом поставили диагноз - аутизм. У всех по-разному он проявляется. Жене нужно было сказать одну и ту же фразу несколько раз, он как будто не слышал. Нервничал, рвал простыни и наволочки. Когда слышал звук стиральной машины, затыкал уши. С Женей я справлялась, потому что любила его, поэтому держалась. Я гуляла с ним, он брал меня за руку. Мы часто гуляли вместе с моим племянником и его собакой в лесу.
Мама Жени Елена Ерошевская вспоминает, что в детстве он был любознательным и жизнерадостным, любил музыкальные игрушки. Отдать мальчика в Тунгусовский дом-интернат советовали врачи.

«Все врачи нахваливали это место, – рассказывает Елена, – Нам говорили, что там о Жене позаботятся. Мне было жалко его туда отдавать, как он там будет справляться без меня, он же домашний ребенок. Я думала, что это как пансионат, что там ему будет хорошо».

Первый раз в интернат Женя попал по путевке от департамента семьи и детства, когда ему было 12 лет. Всего он находился там по полгода. Когда матери Жени нужно было поправить здоровье или сделать ремонт дома, мальчик ехал в Тунгусово.
Новый корпус интерната в Тунгусово. 
Младшая медицинская сестра Олеся Бердникова рассказывает, что когда Женя приехал в самый первый раз в интернат, то его отправили в изолятор.

— В изоляторе он психовал и нервничал, потому что сменилась обстановка. Кричал и рвал на себе одежду. Даже разбил ногой пластиковое окно в изоляторе. Говорили, что Жене тут не место, невозможно было с ним совладать.

Дядя Жени Игорь, вспоминает, что бабушке и маме тяжело было воспитывать мальчика, но они его не бросали. Игорь работает в такси, всегда помогал отвозить Женю в интернат, сейчас возит родственников на суды в Молчаново, что находится в 200 км от Томска. «Ну, хоть бы кто-нибудь попросил прощения».
ДЕНЬ УБИЙСТВА
Комната для занятий в интернате
На камерах видеозаписи сотрудница интерната Валентина Клевцова бьет Женю пластмассовой палкой от пирамидки. У него в тот момент был приступ. Мальчик только успевает отбиваться ногами, руки у него связаны. Валентина Клевцова загоняет Женю в угол. В комнату приходят другие воспитанники интерната. Мальчики разного возраста, самый старший из них Максим Степанищев.

Парень выделяется среди воспитанников, он достаточно крупный, больше центнера весом.

Неожиданно Женя встает с дивана и пинает телевизор. Максим подходит к Жене, хватает и держит его. Подходит и Валентина, продолжает бить мальчика палкой.
Юлия Копейкина
адвокат Максима
По словам адвоката Максима Юлии Копейкиной, из показаний очевидцев следует, что кто-то из сотрудников интерната говорит Максиму: «Держи его».

«Чем страшно видео? Обыденностью, — говорит Юлия Копейкина. — Мальчик лежит на полу. Сотрудники никак не реагируют, кто-то ковыряется в телефоне, кто-то вышел из комнаты. Другие мальчики выполняют то, что им сказали взрослые. Максима использовали в интернате как рабочую силу, до сих пор непонятно, почему после 18 лет он оставался в интернате».

Максим просидел на Жене около 17 минут. Женя задохнулся.

«Мы считаем, что Максим послужил опосредованным орудием чьей-то воли, говорит Юлия. – Чужой воли. Воли взрослого человека. С его уровнем развития умственного, интеллектуального он не способен понимать значение отдаваемых ему команд. Он привык подчиняться. Он вырос в системе подчинения. И для него нарушить приказ, ослушаться – это нарушение гораздо больше, он не способен осознать, какие последствия повлечёт вот это вот выполнение приказов. Поэтому мы считаем, что он не виновен».
МАКСИМ
У Максима первая группа инвалидности с детства по зрению. Он почти слепой, очень полный. У него много сопутствующих диагнозов. Почти не говорит.
Родился в деревне Лязгино, что находится в 14 км от Томска. Жил с родителями в ветхом деревянном доме. Сейчас дом пустует.
Дом, где жил Максим с родителями
Родителей Максима лишили прав, они выпивали и не занимались детьми. В детский дом-интернат для умственно отсталых детей в Тунгусово Максим попал в 2011 году. У него есть три родных сестры, которые тоже попали в детские дома. Двух девочек усыновили иностранцы. Это произошло еще до принятия закона «Димы Яковлева», по которому иностранцам запретили забирать детей из российских детдомов.

Из живых у Максима остался только отец, мама умерла несколько лет назад.
Отец Максима Сергей Степанищев
Сергей Степанищев с большим трудом разговаривает, у него рак горла.

— Максим был шустрым и подвижным. Единственное, по материнской линии у дочки и у Максима было косоглазие. Я знаю одно, что у него нарушена психика, поэтому он находился в тунгусском доме для дураков. Максима забрали, потому что я вел аморальный образ жизни. Пил, были компании. Я готов забрать сына, у меня есть все возможности, чтобы его обеспечивать. Пенсии мне хватает.

В интернате Максим был в качестве "санитара", помогал взрослым с другими детьми, мог заправить кровать, мыть полы, пылесосить и любил чистить снег.

После смерти Жени Максима перевели в психиатрическую больницу в Томске.
«Там у него нет своих вещей, тумбочки, досугом больных там никто не занимается, пациенты ходят по коридору туда и обратно», — говорит адвокат Максима Юлия Копейкина.
СУД
В Молчановском суде рассматриваются два уголовных дела по 109 статье УК РФ, причинение смерти по неосторожности. В смерти Жени обвиняют бывшую сотрудницу Валентину Клевцову и бывшего воспитанника Максима Степанищева.
Молчановский районный суд
Из показаний обвиняемой Валентины Клевцовой:

Женя был в агрессивном состоянии, на нем была смирительная рубашка.
Я понимала, что он неадекватен и слова никакие не понимает.
Я решила при помощи несильных ударов палочкой успокоить Женю.
После того, как Женя пнул телевизор, я сказала Степанищеву: «Максим сядь с ним, посиди, подержи, чтобы он успокоился, только не бей его».

Смерти Жене я не желала.
Со мной на смене была воспитательница Динара Горельская.

Из показаний свидетеля Динары Горельской:

Женя был в возбужденном состоянии. Выл.
После слов Клевцовой: «Максим, посиди, подержи его».
Максим повалил Женю и сел на него сверху.
При этом сказал: «Я сильный, я удержу».
Клевцова ему ответила: «Сильный, сильный».
Я Максиму ничего не говорила и ни о чем его не просила.


Из показаний свидетеля Александры Ткачук:

Я зашла в игровую комнату, чтобы поговорить по поводу бактерицидных ламп.
Дети смотрели телевизор, кто чем занимался.
Особо никто не выделялся, это обычная обстановка в группе.
Многие дети сидели на ковре и поэтому я не обратила внимания, кто чем занимался.
В саму комнату я не заходила, стояла в проходе.


Из показаний свидетеля Людмилы Адамсон:

На полу на животе лицом вниз лежал Женя.
Каких-либо звуков он не издавал, движения не совершал.
Максим сидел на спине Жени, на ногах сидел другой ребенок. Я подошла к нему, отодвинула другого ребенка в сторону и поставила Жене укол в правую ягодицу. Кожа Жени была теплой.
В группе я пробыла не более 15 минут.
Лариса Недоговорова
Журналист
«Тут факт - обыденность. В комнате игровой уже лежал труп. Вокруг этого трупа играли дети, кто мог там играть. Проходили люди. Труп. Это было вот место преступление. И вот эта обыденность преступления, я думаю, - это самое страшное, что в Тунгусово произошло. И все как бы не замечали».

В своих показаниях директор интерната Нина Куличенко и специалист по социальной работе Светлана Былина нигде не упоминают, что Динара Горельская подводит других детей к Жене и показывает, как нужно его держать.

Пенсионерка Клевцова работала в интернате с 1994 года. После смерти Жени ее уволили. Она устроилась уборщицей в кафе. Свою вину Клевцова признала. Но суд решение еще не вынес.

По словам сотрудников интерната, перед тем, как выйти на смену, Валентина Клевцова сидела в изоляции с ковидными детьми и ее сразу вызвали на смену.
Тунгусово
Тунгусово находится в 200 км от Томска. Там проживают около 800 человек. В основном, многие работают в интернате. Потому что другой работы в деревне нет. В интернате проживают 88 детей, там работают больше 160 человек. Образование у некоторых сотрудников высшее, у большинства – среднее. Воспитатель в интернате получает 30-35 тысяч рублей в месяц, психиатр и педиатр в Тунгусово получает до 52 тысяч.

Местная жительница Лариса Перевозчикова считает, что градообразующее предприятие деревни – это Тунгусовский детский дом-интернат.

«Есть школа, почтовое отделение, администрация, четыре магазина, автозаправочная станция. Основная масса людей работают в школе и в детском доме. Это работа для женщин. А мужчины как-то у нас не у дел. И большинство молодых мужчин работают на вахтах».
Марина Костецкая
Бывшая воспитательница интерната
Работа в интернате - не сахар. Бывшая воспитательница интерната Марина Костецкая рассказывает:

«У нас три корпуса: для мальчиков, корпус девочек и лежачий корпус. Группы, конечно, переполненные. Положено в группе по 7-8 человек, а у нас по 11 и 12. Одна няня, один воспитатель. На 10, на 12, на 11 человек это очень мало. Дети тяжёлые. Если допустим у ребёнка начинается приступ агрессии, ты одна не справишься. Есть медицинский персонал, но его не хватает. Врачей не хватает, нет педиатра и психиатра. Не хватает санитаров, всего два санитара на три корпуса. Если нужна какая-то помощь от санитара, то его не дозовёшься. А ребёнок он агрессивный бывает. И боишься не только за себя, а за жизнь других детей. Потому что непонятно, что у него на уме, что он может сделать. Он может и кинуть в тебя, и плюнуть в тебя, и пнуть тебя. Не только меня, но и ребёнка. И броситься, и укусить, и ударить».
Андрей Медведев
Бывший главврач больницы в Молчаново
Бывший главврач Молчановской больницы Андрей Медведев определяет интернат как место, «семейного типа, где ребятишки живут, многие живут всю свою жизнь, многие находятся по полгода. Родители таких детей никуда не отдают, многие сами пытаются справиться с ситуацией. Но надо куда-то уехать, лечь в больницу, допустим. В этот период времени есть возможность туда ребёнка отдать».

Когда Андрей работал главврачом, часто с руководством интерната обсуждались вопросы выгорания сотрудников.

«В любой профессии, будь то профессия пожарного, спасателя, медицинского работника, определённые этапы профессионального выгорания присутствуют. Но связанно это с тем, что, когда ты постоянно видишь страдания другого человека, ну либо ты к ним просто привыкаешь, перестаёшь воспринимать их как что-то особенное, либо ты с этой ситуацией не справляешься, если пропускаешь постоянно через себя. И, соответственно, определённые изменения в психике происходят, в том числе и у сотрудников. Сложно психологически видеть таких детей в таком состоянии. Многие люди, которые впервые посещали Тунгусовский детский дом, выходили оттуда и мне говорили: как тут вообще можно находиться, как тут люди работают. Даже не имели представление, что такое бывает. Что бывают именно такие дети, с такими болезнями. Как они вообще живут. Они живут лишь благодаря тому, что есть персонал, который с ними работает 24 часа в сутки. Я не стал бы винить персонал».
Интернат в Тунгусово
52-летняя Ольга Щеголева увидела анкету 10-летней Яны на сайте о приемных детях, приехала из Самары в Тунгусово и забрала девочку из интерната в 2018 году. У Ольги 11 детей, трое родных, четверо приемных и четверо усыновленных.

Ольга провела несколько дней в Тунгусово, чтобы познакомиться с девочкой. У Яны спина бифида, это врожденный дефект развития позвоночника, она передвигается на инвалидном кресле.

«До меня забирала одна женщина девочку, она меня предупредила, она мне сказала: «Оль, если у тебя слабые нервы – запасись валерьянкой», – говорит Ольга, – Но думала, что прошла уже столько, что напугать меня вообще сложно. Конечно, знаете, как будто я попала в пионерские лагеря. Бараки страшные. Бараки в лесу. Деревня на окраине же, не знаю даже, есть ли что-то за этой деревней. Сами помещения, неровные полы, вот знаете, страшно. Потому что я была во многих детских домах, сейчас всё-таки есть какое-то обеспечение детских домов, и есть спонсоры там какие-то. А здесь такое ощущение, что я попала в другое время».

«В этой истории самое страшное, я уже говорила, это обыденность происходящего, – говорит адвокат Юлия Копейкина, – То есть сейчас происходит такое привлечение внимания, общественность реагирует сильно на эту историю. Но таких историй, я подозреваю, что в целом по стране немало. Всё, что происходит в закрытом учреждении, это любая система, да, начиная от колонии, СИЗО и интернатов. Я думаю, что большая часть происходящего скрыта от общественности».

В интернате и департаменте семьи и детства от комментариев отказались.

В российских детских домах-интернатах сейчас живут 21 000 детей. После ДДИ их переведут в ПНИ, психоневрологические интернаты, откуда с большой вероятностью они не выйдут до самой смерти. В России до сих пор нет реформ для ДДИ и ПНИ.

В августе 2021 Минтруд выделил 21 млрд рублей на строительство интернатов, других реформ для ДДИ и ПНИ пока нет.

Новый корпус построили и в Тунгусово.
Женя Ерошевский
30.09.2005 - 19.12.2020

декабрь, 2021