Image caption
Глава карельского отделения "Мемориала" пытается заново собрать данные для будущей книги
Петрозаводский городской суд в четверг оправдал историка Дмитриева по делу об изготовлении детской порнографии, но признал виновным в незаконном хранении оружия. В поддержку историка выступили десятки общественных деятелей - музыканты, писатели, журналисты и правозащитники. Все они уверены, что дело против Дмитриева - месть за его профессиональную деятельность, исследования репрессий советского периода.
Корреспондент Русской службы Би-би-си встретился с Юрием Дмитриевым за несколько дней до приговора.
Через два месяца после выхода из Петрозаводского СИЗО под подписку о невыезде у Дмитриева - трехсантиметровая борода, которую условно можно назвать "профессорской". До того, по тюремным правилам его заставляли коротко стричься и бриться.
В конце 2016-го года руководитель карельского отделения "Мемориала" был близок к тому, чтобы сделать это сам, но требовалось еще две-три недели. Дмитриев говорит, что пока не закончит важный проект, не бреется и не стрижется. Видимо, важных проектов у него много, потому что на большинстве известных фотографий у него волосы ниже плеч и борода типа "старец".
В конце 2016-го он готовился закончить книгу, посвященную карельским спецпоселенцам - тем, кого отправили на север на временное или перманентное жилье. "Примерно 126 тысяч имен людей, которых сюда пригнали с конца 1933-го и до 1940 года, - рассказывает Дмитриев. - Сейчас в Карелии четверть населения - потомки тех спецпоселенцев. И многим родители, бабушки или дедушки ничего не сообщали. Я хочу, чтобы они вспомнили о своих прабабушках, или прадедушках, которые были присланы строить социализм. Рассказать им, где их историческая родина, где их родня и близкие".
Но довести до конца работу не удалось. 13 декабря 2016 года Юрий Дмитриев был задержан по подозрению в изготовлении детской порнографии. В его компьютере были найдены снимки его приемной дочери без одежды. Из-за того, что ребенок несовершеннолетний, процесс по этому делу был закрытым.
Фотографии, видимо, были обнаружены на компьютере Дмитриева за две недели за две недели до задержания. 29 ноября 2016-го он был вызван на беседу к участковому полиции, которого заинтересовали условия хранения охотничьих ружей. Юрий уверен, что, пока он был в полиции, в квартире кто-то побывал.
То, что снимки - действительно его, Дмитриев не отрицал. Но заявил, что это - часть медицинской документации. Он утверждает, что до 2015 года фотографировал приемную дочь обнаженной для того, чтобы, если возникнет необходимость, продемонстрировать органам опеки, что удочеренный ребенок здоров и не имеет никаких травм. Защита заявляла, что снимки эти никто, кроме отца, никогда не видел.
Следователя такое объяснение не убедило и дело ушло в суд с формулировками об изготовлении порнографии. Экспертное заключение, на которое опиралось следствие, подготовил "Центр социокультурных экспертиз", организация, чьи выводы использовались во многих резонансных делах, от процесса Pussy Riot до суда над свидетелями Иеговы.*
Повторная экспертиза, назначенная в конце 2017 года, опровергла эти выводы и признала, что порнографическими снимки Дмитриева считать нельзя. Об отсутствии у подсудимого педофильских наклонностей заявило исследование, проведенное в институте им. Сербского в январе 2018-го. После этого его и освободили до приговора.
Но в декабре 2016-го компьютер у Дмитриева, естественно, конфисковали, и теперь данные для книги о спецпоселенцах приходится восстанавливать заново. Друзья подарили Дмитриеву новый компьютер.
Сандармох и его наследники
Image caption
Дмитриев настаивает на том, что снимал дочь обнаженной только для документации ее развития
На вопрос, не жалеет ли он теперь, что избрал такой необычный способ следить за здоровьем ребенка, Дмитриев отвечает без запинки - нисколько. "Я ничего лишнего никогда не делаю. Если бы мне не попалось описание такого метода, может быть я сам бы до него не додумался".
"Меня очень дотошно расспрашивали в институте им. Сербского. Они почему-то привязались к одной фразе, которую произнес кто-то из моих коллег: "Дмитриев фотографирует все. Даже растения". И вот они пристали: "А на хрена ты фотографируешь растения?"
Потому что в Сандармохе, на месте сталинских расстрелов, было много заповедных растений и приходилось таскать снимки ботанику, который говорил, можно тут копать или нет.
За беседой наблюдает родная дочь Дмитриева, Катерина Клодт. После освобождения историка под подписку о невыезде она взяла на себя функции пресс-секретаря при отце и следит за тем, чтобы вопросы о следствиии и деле были сведены к минимуму. И чтобы отец не уходил сильно в политику и крепко не выражался. Последние два пункта Дмитриев выполняет по мере сил.
"А хрена мне там сделается, в тюрьме? Меня там кормили, выгуливали, следили, чтобы я ходил в баню и жил по режиму. Я за много-много лет по-настоящему мог себе позволить восьмичасовой сон только в тюрьме!" - это на вопрос о том, изменило ли его тринадцатимесячное пребывание по стражей.
Image caption
Отдельные останки чаще всего идентифицировать не удается, но родные ставят на массовых захоронениях индивидуальные таблички
С сокамерниками и надзирателями Дмитриев говорил о репрессированых в Карелии и даже помог двум заключенным узнать о судьбе их родственников, сидевших в этой же тюрьме и затем расстрелянных. За почти три десятилетия работы по поиску массовых могил времен сталинского террора у историка в голове - довольно подробный набор данных об именах, лагерях, приказах, местах расстрелов. Зимой - работа с архивами, летом - экспедиции в места, где могут быть захоронения казненных.
Главную славу Юрию Дмитриеву принесло обнаружение 1 июля 1997 года одного из таких захоронений близ Медвежьегорска. В урочище Сандармох он отыскал могилы одного из трех так называемых "соловецких этапов" - массовых партий заключенных, которых отправляли на секретную казнь. Имевшиеся в распоряжении историков материалы указывали, что один из этапов был расстрелян где-то близ дороги Медвежьегорск-Повенец, на северной оконечности Онежского озера.
Дмитриев рассказывает, что вспоминал о том, как в уголовных делах описывались места, хорошо подходящие для расстрелов - не слишком далеко от мест содержания, чтобы не тратить много топлива на перевозку, но и не слишком близко к деревням, откуда могли услышать выстрелы или увидеть отсветы костров или свет машин, привозивших заключенных.
"А если бы мне родина наган доверила или, там, браунинг, на каком месте я бы остановился… - рассуждает он. - Прошли метров пятьсот от дороги, тут - рановато, выстрелы еще будут слышны. Спустились под горочку, выстрелы будут уже поглуше, но все равно лесок меленький... Прошли еще метров 200-300: все идеально, как в учебнике. Света костров не видно, звука моторов и звука выстрелов не слышно. Только подумал, как все сошлось, стал замечать по краям провалы в земле правильной прямоугольной формы, два на два метра и побольше. И таких провалов было кругом много."
В Сандармохе были убиты 1111 заключенных из второго Соловецкого этапа. Там же захоронены 3500 расстрелянных жителей Карелии и три тысячи зэков и поселенцев, трудившихся на строительстве Беломоро-Балтийского канала. Эти тысячи имен собраны Дмитриевым и его коллегами в двух поминальных книгах.
Интернациональный националист
ЮРИЙ ДМИТРИЕВ Image caption Представители национальных общин ставят в Сандармохе мемориалы в память о своих соотечественниках
Многие годы Дмитриев ищет места расстрелов двух других "соловецких этапов", но, хотя указания на примерные места - на Соловках и близ Лодейного Поля - есть, поиски пока безуспешны. В Сандармохе он продолжает работать над привлечением национальных общин в России и за ее пределами к созданию отдельных мемориалов, увековечивающих память народностей, чьи представители покоятся на этом месте. Хочет, чтобы памятников было 60 - таков национальный состав этих могил.
"Я какой-то ярый националист, - отвечает Дмитриев на вопрос о том, не волновала ли власть эта - национальная составляющая его трудов. - Единственное, что может объединять народы, это их национальность. Прежде, чем нам всем объединиться, мы для начала знать должны историю своей семьи, своего рода, своего народа. Истории, обычаи, нравы, культуру. Когда мы ее будем знать, тогда хрен какой соловей с высоких трибун нас сможет увести куда-то в сторону".
Я предполагаю, что визиты в Сандармох представителей Польши и Эстонии, Украины и Грузии - стран, с которыми Россия находится в, мягко говоря, недружественных отношениях, могли напрягать местные власти.
Дмитриев не спорит, но ему важней, что происходит тут, в Карелии. "Когда из этого "населения" начинают появляться группы людей, которые уже не просто население, а народ, которых объединяет что-то - историческая родина, язык, вера... Я так полагаю, что это начинает напрягать. Это всегда для власти опасно."
Следящая за беседой дочь сразу тоже напрягается. Похоже, начинается политика.
Власть отходит в сторону
Image caption Останки несколько сот расстрелянных близ Петрозаводска перенесены в могилу на Зарецком клабдище
Пока представитель "Мемориала" был в СИЗО, в Сандармохе, как и обычно 5 августа, в годовщину начала расстрельной операции, прошла мемориальная церемония. Но второй год подряд туда не приезжают представители региональных и районных властей.
По словам Анатолия Разумова, историка, руководителя центра "Возвращенные имена" при Российской национальной библиотеке, о Дмитриеве там не забыли. "Я сказал все, что мог о Юрии, об этом месте, были представители от разных стран, возлагали венки. Приехало больше людей! Добились обратного: после того как правительство Карелии отказалось туда приезжать, стало больше туда приезжать. И больше, по всему миру, стали говорить о Юрии Дмитриеве".
Совсем без упоминания об отце, говорит Катерина Клодт, прошла церемония в общенациональный день поминовения жертв репрессий 30 октября. В Петрозаводске она проходит на Зарецком кладбище, у могилы, где перезахоронены останки сотен людей, расстрелянных в пригородах Петрозаводска. Их нашли при раскопке карьера в начале 90-х. Этот мемориал - первый из созданных при настойчивой инициативе Дмитриева.
Но в прошлом году его как будто не существовало вовсе. "Вы пришли сюда отдать дань памяти, призываете приходить и помнить, но забываете, кто нашел эти останки. Их нашел отец. Но даже слова сказано не было", - возмущается Клодт.
То же было и на другой регулярной церемонии памяти - в Красном Бору. Там речь одного из официальных лиц прошла в примирительном духе. "Мы просим прощения у тех, кого расстреляли, и у тех, кто расстреливал, - вспоминает те слова Катерина. - Получается, у жертв и у палачей?"
Может быть, финны замучили?
ЮРИЙ ДМИТРИЕВ Image caption Теория о том, что в Сандармохе могут быть массовые захоронения красноармейцев четких документальных подтверждений не получила, но пользуется вниманием некоторых историков
Пока Дмитриев был в СИЗО, набирала ход и другая история - попытки доказать, что в Сандармохе похоронены красноармейцы, попавшие в плен к финнам в войну 1939-40 года и находившиеся на финской территории до 1944 года. Началась она еще до ареста, со статьи, опубликованной петрозаводским историком Юрием Килиным в финской прессе в июне 2016-го. Там, отталкиваясь от финских исторических работ, Килин делал вывод, что в Сандармохе могли хоронить и финны тоже.
За этой публикацией последовали выступления в российской прессе - после интервью с еще одним петрозаводским историком, Сергеем Веригиным, о якобы имеющихся документах ФСБ, подтверждающих эту теорию, написали "Известия". А телеканал "Звезда" выдал фильм с хлестким заголовком: "Вторая правда концлагеря Сандармох: как финны замучили тысячи наших солдат".
И, когда Дмитриев уже был арестован, в Петрозаводском госуниверситете прошел круглый стол на эту тему. Историки Килин и Веригин, не отрицая фактов советских расстрелов в Сандармохе, вновь заявили, что рассекреченные советские архивы позволяют предположить, что в карельских могилах есть и останки красноармейцев. Впрочем, даже в отсутствие Дмитриева на собрании прозвучали скептические оценки этой позиции.
Тем не менее развернутое исследование, проведенное журналистом издания 7х7 Анной Яровой, установило, что документов, с которыми можно было бы говорить о массовом, с тысячами жертв, истреблении советских военнопленных в районе Медвежьегорска и перевозе расстрелянных в Сандармох, сейчас не существует.
"Это же не только Сандармох, - говорит историк Анатолий Разумов. - Такой же натиск пошел в стране с 2014 года по поводу всех подобных мест. Катынь, Медное... Подмочить репутацию подобных мест, как-нибудь валить на немцев и фашистов. Попытка ревизии страшна". Из 236 могил вскрыты были несколько и, если в Сандармохе появится памятник жертвам финских лагерей, это, считает он, даст хороший аргумент защитникам сталинской политики - "какой там Сталин, это же наших красноармейцев стреляли!"
"Собрал имена, записал, сказал, что невиновны"
ЮРИЙ ДМИТРИЕВ Image caption Историки считают, что по всему российскому Северу еще много похожих захоронений, но некоторые Дмитриев с коллегами ищет уже давно
Дмитриев говорит, что готов показать карельским поисковикам места, где действительно могут быть могилы красноармейцев числом около пятидесяти, но никак не тысячи. Столь огромных незадокументированных потерь во Второй мировой войне, уверен он, быть не могло.
В комнате, где мы беседуем, на полке когда-то стояли два простреленных черепа, обнаруженные в одном из захоронений. Чтобы было стыдно лениться, чтобы доделать дело быстрей, объясняет историк. "Два года стояли. Быстрее не получилось, надо было переломить систему. Признать, что расстрелы были, что именно эти люди были убиты, мало того, чтобы признать - еще и получить справку от ФСБ и прокуратуры, чтобы их разрешили похоронить под их настоящим статусом".
Пафосное предположение, что теперь он определенным образом связан с многотысячной толпой родственников, знающих, где и когда погибли их деды и прадеды, Дмитриев отметает.
"И чего же я такого знаменитого сделал, а? Собрал эти имена из каких-то бумажек, упорядочил, записал в книгу и сказал что эти люди невиновны. В чем же тут подвиг? Это обыкновенная работа, нудная, иногда грязная… Приходится от некоторых товарищей с бурным коммунистическим прошлым отбрыкиваться. Кричат, что я специально разрываю говно, вытаскиваю вонючие факты…"
Это они хотели бы, чтобы Дмитриев сидел в тюрьме? Он не знает, конкретных угроз не было. Но общее направление ему понятно. "Я вижу, что сейчас вся наша официальная идеология направлена на то, чтобы возвеличить культ Сталина, культ социализма. Когда главный чекист начинает говорить, что они правопреемники легендарной заслуженной организации… У меня возникают некоторые вопросы. Ребята, либо вы не совсем историю не знаете, либо вам *** [всё равно], как к этой истории относится народ".
Image caption Данные о тысячах расстреляных и погибших в Карелии и за ее пределами сведены в несколько изданий
Впрочем, народ в России разный. Попытки то тут, то там поставить очередной памятник Сталину показывают, что результаты 25 лет работы по возвращению памяти о репрессированных многим (в том числе и наследникам этих репрессированных) не очень интересны. Что будет, если книги памяти, которые составляет Дмитриев, никто не станет читать?
"Не читает это поколение, будет читать следующее, - считает он. - Я верю в то, что когда-то эти сведения будут востребованы, как бы их сейчас государство не прикрывало и не дезавуировало. Если каждый из нас будет знать свою родословную до седьмого колена, вряд ли какие-то краснобаи по телевизору или с высоких трибун смогут увести тебя ложными лозунгами. Ты будешь вооружен родовой памятью, памятью твоих предков, которых точно так же обманывали и тоже куда-то вели".
Дочь Катерина пытается притормозить очередной поворот в современность. Не выходит.
"Нынешнему режиму, по другому не могу назвать, эта правда невыгодна, она бросает тень на их предшественников",- продолжает Дмитриев.
Но, говорю я, Путин все-таки выходит и открывает в октябре прошлого года мемориал репрессированным на Садовом кольце в Москве...
"Да! - взрывается он. - А Бортников (глава ФСБ - прим. Би-би-си) стоит в декабре и говорит, что мы продолжатели славных традиций ВЧК, ЧК и прочей ***[ерунды]! Ну, Кать, извини, я знаю про эти славные традиции!" - восклицает он в сторону дочери, которая жестами умоляет его успокоиться.
Тюрьма, путешествие во времени
Image caption Популярные некогда папиросы были названы по имени одной из первых строек, использовавших труд заключенных
Арест Дмитриева вызвал редкую по российским меркам кампанию поддержки и, невзирая на закрытые от публики заседания суда в Карелию регулярно приезжали друзья и сочувствующие. Усилиями приезжавших из Москвы и Петербурга у Дмитриева в СИЗО пополнялся запас жизненно необходимого ему "Беломорканала". По иронии в Петрозаводске, по соседству с местами, где зэки строили канал, этого курева уже не достать.
В толпе, которая встречала Дмитриева на пути к судебному залу каждый раз было много не знакомых ему людей. "Эти люди посчитали важным приехать, чтобы я знал, что я не один. Я раньше не понимал силу такой поддержки. Я ее понял и прочувствовал".
Перспектива идти в тюрьму снова Дмитриева не пугает и предварительное заключение, говорит он, ничего внутри не поменяло. "Я просто стал глубже чувствовать то, что чувствовали герои, так сказать, моих книг. Которые ходили по этим коридорам, были в этих же камерах. Эти же двери за ними закрывались и открывались . Ходил теми же коридорами и проходил через те же двери, из которых их увозили в вечность. Для кого-то это просто прогулка по коридору, а для меня это, наверное, путешествие во времени".
А что станет с его работой? Конечно, раскопки в Карелии и на Соловках Дмитриев вел не один, но хватит ли у других энергии продолжать дело, которое явно раздражает власти? Анатолий Разумов, например, считает, что активность "Мемориала" в значительной степени держится на, тех, кто загорелся идеей возвращения памяти в далеких девяностых и там, где такие люди исчезают, работа по поиску жертв репрессий замедляется.
"Мы тогда были наивные, думали, что только раскроем это все, опубликуем книги памяти с именами, погребения и никакого отступления не будет, все поймут, все ужаснутся, будут помнить эту катастрофу. Так, конечно, не бывает. Когда мы познакомились с Юрой, в двухтысячном году, мы уже понимали: мы должны работать для тех, кто когда-нибудь поймет".
"Вы - одиночка?" - спрашиваю я Дмитриева. "С какой целью интересуетесь?" - наигранно огрызается он. Я хочу знать, есть ли тут, в Карелии, те, кто могут продолжить его дело. "Лишим возможности радостно потирать руки некоторых товарищей, которые хотят, чтобы так было. Нет, я думаю, что свято место пусто не бывает и эти поиски будут продолжаться, даже если меня не будет".
*деятельность организации признана экстремистской и запрещена на территории РФ.