Вечером 28 января в СИЗО подмосковного Можайска скончался 26-летний подозреваемый в мошенничестве Вадим Ермаков. За две недели до этого, 15 января, он был арестован по решению Одинцовского горсуда несмотря на то, что страдал шизофренией — и все справки об этом у суда были.
Спустя несколько дней суд продлил арест, хотя Ермаков к тому моменту не отдавал себе отчета в том, где он находится и что с ним происходит — его на заседание в 15-градусный мороз привезли в одной футболке.
Ермаков не смог назвать своего имени, был не в состоянии отвечать на вопросы, даже расписаться не сумел. Родители стояли перед судьей на коленях, но тот продлил арест.
Ермаков несколько дней провел в одиночной камере, где его лечили «витаминотерапией в драже», и умер. «Лента.ру» попыталась разобраться в обстоятельствах смерти в можайском СИЗО.
Мы припарковались в центре Москвы, возле кинотеатра «Ударник». За рулем — адвокат Вадима Ермакова Елена Романова. На переднем сидении — отец умершего арестованного, его тоже зовут Вадим.
Большую часть времени он матерится и рыдает. Несколько раз хватает меня за руку и просит: «Ну добейтесь, чтоб их всех наказали. Где эта справедливость? Они сидеть все должны, а не судить».
Потом он вновь плачет. Слышу сквозь всхлипы фразу: «Мы за них голосовали, а они убивают».
Вадим Ермаков родился в Мосальске — это Калужская область — и там же постоянно жил. После школы нигде больше не учился. Занимался бодибилдингом, даже выступал за область на каких-то соревнованиях. Постоянной работы у него не было, только приработки — то шофером, то механиком. Перед арестом работал курьером. Где именно — адвокат и родные не говорят. Хотя, по всей видимости, именно из-за этой работы Ермаков и оказался под следствием.
В июле 2012 года его вызвали на допрос в ГУВД подмосковного Одинцова по делу о мошенничестве в особо крупном размере. Расследование этого дела продолжается и сейчас, поэтому сказать о преступлении можно немногое.
По версии следствия, группа лиц по предварительному сговору по фальшивым договорам купли-продажи провела несколько сделок с земельными участками в районе поселка Жуковка — земля там дорогая и пользуется спросом. Каким именно образом Ермаков участвовал в этом деле и причастен ли он к нему вообще — ответа на этот вопрос пока просто не существует.
На свой первый допрос (это было летом) Ермаков приехал свидетелем и в этом же статусе покинул здание полиции спустя несколько часов. Что там произошло — не знает никто, кроме следователя Вадима Проклина — у Ермакова на тот момент и адвоката-то не было. Но из полиции никогда раньше не жаловавшийся на здоровье молодой человек вышел уже больным.
Он остановился у своего родственника в Московской области. Спустя несколько часов родственник позвонил Ермакову-старшему и велел немедленно приехать: Вадим метался по квартире, бредил, схватил нож и сильно поранил себя в области сердца.
Отец приехал, и от родственника они с сыном прямиком направились в Калужскую областную психиатрическую больницу. Там Вадим провел больше трех месяцев. Ему был поставлен диагноз «острое шизофреноформное психотическое расстройство». Из клиники Вадим вышел с пачкой рецептов и с напутствием врачей о том, что лечиться ему предстоит еще минимум год.
Зимой он стал похож на себя прежнего, даже собирался жениться на своей девушке Тане.
Таня — москвичка, в Мосальске у нее живут родственники, там она и познакомилась с Вадимом. «Добрый, сильный, безотказный, эмоциональный, — перечисляет она мне. — Его отец — охотник страстный, а Вадим ни разу на охоте не был, зверей ему жалко».
Про работу Вадима Таня никогда не спрашивала. «Конечно, после свадьбы в Москве хотели жить, но если бы пришлось, я бы и к нему спокойно переехала. Не держит меня тут особо ничего».
Таня достает айфон и показывает фотографии Вадима. Вот он с гантелей — мускулатура внушающая. Вот он в одних плавках с кием у бильярдного стола, вот — в обнимку с другом. «Только, наверное, он снаружи сильный был, а слабое место внутри. В него ударили, он сломался», — говорит Таня.
14 января 2013 года Вадим вновь был вызван на допрос в Одинцово. Туда он поехал уже с адвокатом Еленой Романовой. Следователь Проклин сказал, что нужно явиться — подписать постановление о назначении свидетелю психиатрической экспертизы, а также взять образцы почерка.
В восемь утра Вадим с адвокатом были на месте. Следственные действия продолжались около двух часов, а потом Проклин достал уже заранее приготовленное постановление о привлечении Ермакова к делу в качестве обвиняемого (одного из пятерых в общей сложности) и заявил, что подозреваемый задержан.
На следующий день Одинцовский городской суд арестовал его до 26 января (день окончания расследования дела), несмотря на буквально крики адвоката о том, что Ермаков тяжело болен, проходит лечение и под стражей содержаться не может — он там умрет.
Ермакова отвезли в СИЗО №10 в Можайске. Адвокат Романова увиделась с ним 21 января. «Он был не просто неадекватен, он даже не понимал, где он находится и что с ним происходит. Его конвойные ко мне привели, а я смотрю — он в резиновых тапочках, вьетнамках, на босу ногу, хотя там холодина страшная. Я ему говорю: Вадик, ты что, обуться нормально не можешь? А он смотрит на меня и даже не понимает, чего я у него сейчас спросила», — вспоминает Романова.
Беседы не получилось: ее подзащитный смотрел в разные стороны, и у адвоката не было уверенности, что он ее слышит. «Что-то я нафантазировал тут себе», — сказал Ермаков, и это была его последняя внятная фраза, которую слышала Романова.
Спустя несколько дней следствие вышло с ходатайством о продлении расследования дела и ареста Ермакова на три месяца. 25 января в Одинцовском суде его рассмотрели. Заседание продолжалось десять минут, но оно останется, возможно, самым страшным кошмаром для тех, кто на нем был.
В зал суда конвойные Ермакова внесли — сам он ходить не мог. Обычных в таких случаях наручников на нем не было — за очевидной ненадобностью.
Несмотря на 15-градусный мороз на улице, Ермаков приехал из СИЗО в одной футболке. Судья по фамилии Модяков не смог установить даже личность подсудимого — тот не мог говорить.
Адвокат бросилась вызывать скорую. В скорой сказали, что приедут вместе с дежурным психиатром, но смысл в их приезде будет только в том случае, если им отдадут пациента, чтобы поместить в стационар. Суд на это не пошел.
Отец и мать Ермакова стояли перед судьей на коленях. Невеста Таня и лучший друг подсудимого Александр плакали, плакала даже адвокат. Вадим не смог расписаться в документе о том, что он доставлен в суд. Мать пыталась хоть о чем-то спросить его, сын старался ответить, но не мог. По свидетельствам всех, кто там был, он не осознавал, что находится в суде.
«Я понимаю, что это кощунство, но ничего сделать не могу», — цитирует адвокат судью, который после этих слов удалился на минуту в судебную комнату, после чего продлил арест на три месяца.
После суда адвокат Романова помчалась в можайское СИЗО, куда Ермакова оперативно перевезли из изолятора временного содержания в Одинцово. Она просила допустить к ее подзащитному врачей. К женщине вышла заместитель начальника учреждения по фамилии Виноградова, обещала разобраться. На этом все и кончилось. Романова поехала писать жалобы в Генпрокуратуру и в приемную администрации президента России. Арест она обжаловала, но Мособлсуд даже не успел назначить дату заседания.
26 и 27 января были выходными — и ни одно учреждение, которое могло хоть как-то повлиять на судьбу Ермакова, не работало. 28 января Романова и родители Ермакова вновь рано утром были в СИЗО и все с той же просьбой — допустить врачей. Безуспешно.
В распоряжении «Ленты.ру» есть копия письма родителям, подписанная начальником СИЗО — полковником Богословским. «Ермаков В.В. осмотрен медицинским работником следственного изолятора. На момент осмотра выявлено астеническое состояние, рекомендована консультация врача-психиатра, получает витаминотерапию в драже».
То есть пациента с нервным и психическим истощением пытались лечить в СИЗО витаминками.
Письмо датировано 28 января, в этот же день вечером Ермаков умер. Уже после смерти стало известно, что он содержался в одиночной камере, потому что там было видеонаблюдение. Все эти дни после судебного заседания он не мог самостоятельно есть и пить. «Я когда его увидела... Если бы не бицепсы, то подумала бы, что это иссохший старик 120 лет, — вспоминает девушка Вадима Таня. — Я разговаривала с паталогоанатомом. Он сам ничего понять не может. Все органы вроде здоровы, а человек мертв».
Адвокат Романова говорит, что будет добиваться справедливого расследования обстоятельств смерти своего подзащитного. Еще она намерена добиться, чтобы уголовное дело против Вадима Ермакова не прекратили в связи с его смертью. Хочет посмертного оправдания.
Реакция со стороны правоохранительных структур ожидаемо сдержанная. «Я никакой информации по этому делу не даю», — сказал мне следователь Проклин. Дежурный по СИЗО №10 отправил за комментариями в управление Следственного комитета по Можайску. Оттуда переадресовали в главное управление СК по Московской области. Руководитель пресс-службы ведомства Ирина Гуменная порекомендовала ознакомиться с коротким сообщением на сайте ведомства.
«Предварительно установлено, что около 17 часов сидящий на кровати подследственный резко упал на спину и перестал двигаться, ему была вызвана скорая медицинская помощь, однако до ее приезда он скончался.
Весь день накануне смерти обвиняемый отказывался принимать пищу, — говорится в этом сообщении. — В настоящее время следствием опрашиваются лица, которые вступали в контакт с подследственным, а также сотрудники и медперсонал следственного изолятора.
По результатам проверочных мероприятий будет принято соответствующее процессуальное решение, в том числе дана юридическая оценка действиям следователя СУ МУ МВД России «Одинцовское», сотрудников учреждения СИЗО-10 УФСИН России по Московской области и скорой медицинской помощи». Больше следствию добавить нечего.