На встрече с представителями гражданского саммита G20 президент России Владимир Путин заявил, что создание 25 миллионов высокотехнологичных рабочих мест к 2020 году задача трудная, но реализуемая.
Днем позже на заседании правительства премьер-министр Дмитрий Медведев сообщил, что «в 2018 году удвоится количество высокопроизводительных рабочих мест в IT-отрасли, оно должно достигнуть цифры более 600 тысяч человек. Увеличится вдвое производство и экспорт отечественной продукции и услуг».
Технологическая утопия остается стержнем любых российских модернизаций — от сталинской индустриальной до медведевской гаджетной. Ничто не способно утопить утопию — прожективный оптимизм политических властей, верящих в то, что, если государство выберет направления главных ударов и профинансирует их государственными деньгами, немедленно все начнет развиваться.
Ни разу, во всяком случае в масштабах страны, а не отдельных отраслей, так не получалось — технологическое отставание всегда дополнялось отставанием в производительности труда. Как была треть от американской десятилетия тому назад, так и осталась. Вера в волшебную силу голых технологий без среды и инфраструктуры — святая вера российской власти, которая так до сих пор не заметила, что инновации в неволе не размножаются.
И дистиллированной гаджетной модернизации не бывает — чтобы она работала, нужна свободная экономическая и желательно политическая среда. Ибо мозг, как и капитал, утекает не только ввиду недостаточного его питания, но и по причине недовольства внешними условиями существования. Так что мозг течет туда, где капитал, и наоборот.
Вполне очевидно, что даже если не все высокопроизводительные рабочие места находятся в сфере IT, то по крайней мере большинство. И если у премьер-министра, оперирующего умеренно утопическими цифрами, все-таки сконструированными профессионалами, 600 тысяч рабочих мест образуется к 2018 году, году президентских выборов, кстати, то у Путина уже спустя два года после этого их должно оказаться 25 миллионов.
Проблема путинского «цифрового пира» в том, что этот показатель взят ровно оттуда, откуда подобного рода цифры брали авторы Программы КПСС 1961 года — с потолка.
Ни один ответственный специалист по рынку труда не может дать ответа на вопрос, откуда в экономике, где рабочие места как таковые выбывают, возьмутся дополнительные, да еще высокотехнологичные.
Боюсь, что «дорожная карта» IT-отрасли, представленная правительством, при всем узком ее профессионализме провалится, как провалилась в целом попытка гаджетной медведевской модернизации, замененной коллективным уралвагонзаводом. К Сколково больше вопросов у Следственного комитета, чем у разочаровавшихся в модернизационных усилиях власти продвинутых страт внутри среднего класса.
Развитие IT, как и вообще инновационных отраслей, сводится в основном к заимствованиям (что в принципе было характерно для советского технологического уклада, где велика была роль двух фигур — иностранного специалиста и разведчика) и проблемам в коммерциализации разработок, даже если они есть в принципе.
Прав был глава РАН академик Владимир Фортов, когда на том же заседании правительства предложил, прежде чем рисовать высокотехнологичные «дорожные карты», проанализировать причины провалов и неудач.
Правда, здесь тоже есть риск начать готовиться ко вчерашней войне в этой области сверхбыстрых изменений. Но ведь опять все сводится к государственным интервенциям: например, Альберт Ефимов из Сколково предложил «поручить Минкомсвязи России совместно с Минэкономразвития России, Минпромторгом России и Минобрнауки России разработать и согласовать с экспертным сообществом список приоритетных направлений технологического развития в стратегии развития отрасли информационных технологий».
Пагубная самонадеянность — неужели кто-нибудь знает, где «прорвет» наверняка? Предсказывать развитие технологий, даже на базе самых совершенных форсайтов, это все равно, что верить в предсказания динамики цены на нефть.
Была уже одна такая политическая система, которая, навалившись всем своим немалым интеллектуальным весом, разрабатывала всякие там ЭВМ. Это направление потеряло всякий смысл, как только появился персональный компьютер. Десятилетия работы — Левиафану под хвост.
Пока российские правители бьются над высокотехнологичными ландшафтами и путеводителями, гораздо более скромные страны продвинулись в этой сфере — причем навстречу простому невысокотехнологичному человеку — гораздо дальше.
Взять хотя бы Эстонию, где, например, и голосование на выборах, и уплата налогов происходят в удобной для потребителя электронной форме. Может быть, все-таки принципиальное значение имеют именно эти два фактора — голосование на выборах и прозрачные налоги. А там и появятся возможности для рисования «дорожных карт». Если они, конечно, при власти, избранной на честных выборах и администрирующей налоги без насилия над людьми и здравым смыслом, вообще понадобятся.