Экономика
Опричники, Медведев и пустота
Лев Пономарев
Прощаясь с реальной государственной политикой, Дмитрий Медведев напомнил 23 апреля на расширенном заседании Госсовета свои слова, опубликованные им 5 лет назад в журнале «Эксперт» в апреле 2007 года, ещё в бытность первым вице-премьером и очевидным наследником Путина на президентском посту: «Свобода лучше, чем несвобода».
Тогда это вдохновило очень многих. Казалось, что эпоха путинского бесправия и произвола, высшим воплощение которого стали процессы по делу ЮКОСа, завершилась. Через год, став главой государства (мы тогда не думали, что притворным), Медведев добавил (как бы в адрес правоохранителей и судей): «Хватит кошмарить бизнес». После этого было сказано ещё много прогрессивных слов о всеразъедающей коррупции, об опасности застоя, о верховенстве закона, о том, что некоторые судьи осуждают не вполне виноватых… Сейчас Медведев ещё раз подчеркнул, как важно для него отстаивание гражданских и экономических свобод. Как будто он ещё только примеривается к кремлёвским апартаментам. В тот день, когда Медведев воспевал свободу и порядок, мелкое лагерное начальство уже два дня игнорировало его указ о помиловании политзаключенного Сергея Мохнаткина.
Для того чтобы понять всю пустоту и банкротство медведевской политики, необходимо принять во внимание, что экономическая свобода – это не право торговать и получать прибыли и даже сверхприбыли, это, прежде всего, нерушимость легальной частной собственности. Иначе мы получаем деспотию, где купцы, визири и вельможи могли получать огромные богатства, но прихоть князей и правителей в мгновение ока лишала их и состояния и жизни. В обществе, где нет гарантий для собственности и для прав собственника, нет, и не может быть экономической свободы.
В современном обществе нет иной основы для гражданских свобод, чем независимый и справедливый суд. Только суд является инструментом для мирного разрешения конфликтов в обществе. Нет независимого правосудия – и остаётся только бесконечное соревнование лобби и «перетягивание каната» различными группировками.
Полное отсутствие в нашей стране экономической и гражданской свободы — это закономерный результат путинской опричнины. Опричнина в данном случае — это не ругательство и не использование средневековых терминов в современной политической полемике. Просто в отечественной истории, кроме периода правления Ивана Грозного, практически не было эпохи, когда элита не просто формировалась бы спецслужбами, но «правоохранители» получали бы возможность осуществлять массированное, крупномасштабное перераспределение собственности в пользу как выходцев из силовых структур, так и тесно связанных с ними бизнесменов. Ни испанские инквизиторы, ни гестаповцы, проводящие «ариизацию» собственности, ни НКВД не могли получать имущества своих жертв. Но приведенный Путиным к власти и консолидированный «класс» опричников может существовать только в условиях, когда следователи и прокуроры готовы фальсифицировать любые дела, а судьи штамповать приговоры и отклонять апелляции, не моргнув глазом, отправлять подследственных за решётку… Есть только два варианта существования общества: либо существует опричное сословие, захватывающее собственность и вымогающие взятки, расправляющееся со всеми неугодными; либо существуют гражданские и экономические свободы. Эти варианты не совмещаются. Более того, современное, пусть частично, но открытое общество, не может принять вариант торжествующей опричнины: если протесты, попытки придать беззакония гласности, бесконечные судебные эпопеи доказывают свою неэффективность — и люди, и капиталы пускаются в бегство. Деформируется и структура бизнеса — коррупция и произвол обрекают бизнес перетекать в спекуляции, посредническую торговлю, создавать запутанные схемы, и подавляют нормальное развитие производства, производительный, а не только торгово-сервисный малый и средний бизнес, делают очень рискованными вложения в инновации и высокие технологии. Если обратиться к советской истории, то происходящее напоминает ситуацию, как если бы сталинский террор разразился на 10 лет раньше, во время НЭПа, а НКВДшникам разрешили бы переписывать на себя магазины и фабрики своих жертв.
Поэтому бизнес в нашей стране постепенно разделился на тот, который является неразрывной частью правящей номенклатуры, часто связан с чиновниками не только дружескими, но и семейными узами; и тот, который возник при Ельцине как относительно независимый от власти, и при Путине стал для «правоохранителей» фактически территорией «свободной охоты». Именно от Медведева ждали прекращения этой охоты, опричного террора, постепенного восстановления правовых норм, пересмотра хотя бы части наиболее вопиющих дел.
Все эти надежды пошли прахом. Символом правления Медведева стали: безнаказанная смерть Сергея Магнитского и попытки осудить его посмертно, второй приговор Ходорковскому и Лебедеву, рост числа политзаключенных, скандальные антиблоггеровские процессы. Разрекламированная «гуманизация» экономического блока уголовного кодекса привела к тому, что в дела против предпринимателей следователи обязательно стали добавлять пресловутую четвертую часть 159 статьи (мошенничество, совершенное организованное группой лиц или в особо крупном размере – миллион рублей). Эта статья своей «резиновой» формулировкой и особенно «резиновым» официальным комментарием позволяет привлечь к ответственности руководство любой фирмы, поскольку менеджмент – уже готовая «организованная группа», а сумма в 25 тыс. евро – одна неплохая иномарка или комната в квартире в столичном спальном районе.
В результате вся медведевская либерализация свелась к тому, что привлечённый как фигурант экономического дела предприниматель или менеджер получил возможность, признав вину, вместо ареста выплатить огромный штраф, т.е. откупиться уже от казны, а не от следователей. Произошла своеобразная «национализация» коррупции.
Слова уходящего президента о том, что он не помиловал Ходорковского, поскольку тот лично об этой милости не просил, лишь подтвердили неспособность Медведева даже поколебать путинскую опричную систему. Поэтому ужас, висящий над затерроризированным бизнесом, будет по-прежнему выдавливать из России предпринимателей.
Поскольку метод вовлечения «правоохранителей» в конкурентную борьбу показал свою «высокую рентабельность», то, по данным российского бизнес-сообщества, три миллиона (каждый третий!) предпринимателей и менеджеров подверглись за последние 10 лет (из которых – 4 пришлось на время «освободителя» Медведева) уголовному преследованию по экономическим статьям. Получается, что доля репрессированной буржуазии в «капиталистической» России соотносима с долей большевиков, ставших жертвой сталинских чисток. Причем, в эту цифру не вошли те, кто благоразумно откупились от юстиции или уступили рейдерам ещё до того, как формально стали фигурантами дел. Сейчас 14 тысяч предпринимателей находятся в местах заключения. У 120 тысяч – неснятая судимость. При этом большинство дел против бизнесменов заводятся без заявлений пострадавшей стороны и без установления ущерба для конкретных лиц, т.е. возникают по инициативе самих правоохранителей!
С другой стороны, широко распространена чудовищная практика осуждения тех, кто не смог вернуть коммерческий кредит, что находится в вопиющем противоречии с категорическим запретом на «долговую яму» в международном законодательстве: «Никто не может быть лишен свободы на том только основании, что он не в состоянии выполнить какое-либо договорное обязательство» (Международный пакт о гражданских и политических правах, ст. 11).
Антипредпринимательские репрессии вызвали бегство из страны капитала, налог с которого мог составить, по данным входящей в путинский ОНФ «Деловой России» около 300 млрд. рублей. И самое главное — масштаб бегства из России людей стал при Медведеве настолько обвальным, что за те же 10 «опричных» лет он достиг миллиона с четвертью, причём, именно при правлении уходящего президента стал бить все рекорды, превысив даже число беглецов от большевизма!
В рамках созданной в 2003 году программы Движения «За права человека» по защите прав предпринимателей, мне пришлось часто знакомиться с делами бизнесменов, ставших жертвой заказных преследований. В качестве примера привожу четыре дела, находящихся в центре общественного внимания.
Дело Александра Шорора — основной акционер Ступинского металлургического комбината, ложно обвиненный в организации убийства депутата городского собрания г. Сочи. Все наши усилия добиться пересмотра дела ни к чему не привели, несмотря на наличие очевидных свидетельств его фабрикации. Виталий Архангельский — владелец порта в Санкт-Петербурге, против которого было возбуждено уголовное дело из-за конфликта с Морским банком (руководство которого тесно связано с властями Санкт-Петербурга), сейчас проживает во Франции, которая отказала в его экстрадиции в Россию, признав политическую мотивацию дела. Валерий Морозов находится в Великобритании, куда вынужден был выехать после преследований за разоблачения гигантской коррупции на ударной олимпийской стройке, в администрации президента и в руководстве бывшего Департамента по экономической безопасности МВД России. Наши эксперты изучили обстоятельства преследования Андрея Бородина, также нашедшего сейчас безопасность на берегах Темзы, и убедились, что за этим преследованием стоят такие прозаические вещи, как стремление околокремлёвских бизнес-структур проглотить «Банк Москвы», долгие годы бывший опорой финансовой самостоятельности столичной мэрии, а заодно получить от государства очень выгодный кредит в 10 млрд. долларов — под предлогом заполнения «дыр» от «плохих» кредитов Банка Москвы.
Весь упомянутый размах репрессий вовсе не значит, что полиция и прокуратура как-то особенно строго преследуют обижающих народ «буржуев». Напротив, правозащитники завалены жалобами на то, что правоохранительные органы и суды оставляют безнаказанными воров и жуликов, содействуют рейдерам и чёрным маклерам.
В бесславно завершившуюся эпоху Медведева власти упустили все возможности прекратить террор против бизнеса. Партия власти, которую именно президент вёл на выборы, торпедировала очень хорошо обоснованное предложение об экономической амнистии, внесённое в Госдуму депутатами от «Справедливой России» (представители ЛДПР свои подписи отозвали). Сам Медведев так и не набрался решимости помиловать Ходорковского и Лебедева, при нём получил полуторалетний лагерный «довесок» Алексей Козлов. А ведь всем было понятно — и широкая амнистия, и освобождение Ходорковского стали бы внятным сигналом следствию, прокуратуре и судам: останавливайте антипредпринимательские репрессии. Точно также, как прекращение дела против «врачей-вредителей» 59 лет назад стало ясным сигналом о полном прекращении сталинской практики фабрикации политических обвинений.
А пока среди юристов идёт спор, как остановить гонения на бизнесменов, не затрагивая опричной сути отечественной юстиции. Одни, включая председателя Верховного Суда Вячеслава Лебедева, уповают на «расшивку» слишком общей 159-ой статьи в виде детализированного пакета новых правовых норм и необходимость заявлений от конкретных потерпевших в качестве основания для проверки по признакам таких преступлений как мошенничество. Но другие юристы полагают, что увеличение числа уголовных статей приведёт лишь к росту горы возбужденных дел, поскольку следствие по-прежнему следует старой чекисткой мудрости: был бы человек, а статья найдётся.
Поэтому, не отрицая необходимости совершенствования законодательства и его толкования, надо понять, что пока опричная сущность режима не поколеблена, независимый бизнес будет безоружен перед террором, а «вера в доброго царя» всегда приводила к поражению народных движений.
Лев Пономарев, правозащитник
http://www.echo.msk.ru/blog/lev_ponomarev/882790-echo/
27 апреля 2012, 12:22
Другие статьи номера в рубрике Экономика:
