Проснулся я с ощущением чего-то несделанного. Вот что-то надо было сделать, а что - хоть убей, не помню. Во всем виновата моя рассеянность. Или как говорит супружница: моя бестолковость. То я полотенце после умывания не туда повесил, то мои носки оказываются совсем в неожиданном для них местах, причем разные. То ключи от квартиры и машины каждое утро ищу по всем карманам и углам. Все со мной не так. Чего ни хвачусь, ничего не могу найти там, где все это должно бы находиться.
- Ты обыщи свои сумки, а с ними и ящики столов, - как правило, советует мне Гликерия, то есть моя любимая подруга жизни.
Правда, зовут ее вовсе не Гликерия, а Галя, но я принципиально называю ее этим именем. Вычитал у какого-то древнего летописца, будто жила некогда этакая больно мудрая правительница первобытного клана - Гликерия. Я думаю, моя жена доводится той самой Гликерии близкой родственницей. Больно уж всезнаистая моя Галина, ну просто как ее древняя родня.
Удивляюсь я терпению моей подруги. Откуда она его берет? Видать от того, что работа у нее специфическая. Моя супруга работает логопедом. Исправляет погрешности в произношении звуков, или возвращает плавную речь заикам. Видать эти их: «му-му-му», или «ы-ы-ы», выработали у нее железное терпение пока несчастный вместо пяти слогов наконец-то «родит» одно единственное слово.
Признаться, для Гали я и есть заика, только не словесный, а поступочный, то есть у меня надо исправлять не дефекты речи, а поступки. Правда, этот порок на мою профессиональную деятельность не распространяется. Единственным полигоном моей рассеянности является домашняя среда. Надо отдать должное, я признаю собственную ущербность и не возмущаюсь на критику.
И все же, что следовало мне сделать, в этот Женский день 8 Марта? Не открывая глаз, пошарил рукой по рядом лежащей подушке, как и подозревал, жены на ней не обнаружилось. Так. Надо вспомнить. Галя точно мне что-то наказывала, а я, как всегда, все ее поручения пропускаю мимо ушей.
Подхватившись с раскладного дивана, который в нашей однокомнатной квартире прикидывается супружеским ложем, я кинулся на кухню. Так! На столе лежит лист бумаги, а рядом ручка. Молодец, любимая, даже оставляя меня одного на произвол судьбы, ты незримо присутствуешь рядом, помогая своему любимому мужу.
Однако, каково же было мое разочарование, когда я прочел послание, где указывалось не забыть убрать за собой диван и сделать все так, как мы вчера планировали.
Что же мы вчера планировали? Хоть убей, не помню. И тут раздался телефонный звонок.
-Масик! Здравствуй, сыночка, - послышался в трубке знакомый мамин голос. Меня вообще-то зовут Марком, вернее Марком Викторовичем, а Масиком меня называет моя родительница.
Правда, Гликерия вздумала было критиковать мамино сюсюкание, дескать, такую версту под два метра называть каким-то Масиком просто неприлично. Однако получила железобетонный отпор со стоны любящей ее свекрови.
– Ты, сынок, не забыл, что сегодня Международный Женский день, и мы с папой придем к вам в гости, чтобы поздравить Галочку, а заодно и ты поздравишь меня?
Словно обухом ударило меня по дырявому темечку, и я тут же сразу вспомнил, что сегодня восьмое Марта, и что мне поручено Гликерией сходить за покупками и накрыть праздничный стол.
Именно об этом и велся вчера разговор, вернее вовсе не разговор, а монолог супруги в то время, как я обмирал у телевизора, от предстоящего гола в ворота «Динамо». Полоумный комментатор об этом так кричал в микрофон, что казалось вот-вот накаркает беду.
Тогда я не врубался в Галинкины слова. И только после того, как услышал, что с трудом, но все же наши вырвали победу со счетом 2:1, я повернулся к супруге, когда та уже заканчивала свои наставления:
- ...в общем, ты понял, где все это купить. Главное, обрати внимание на горошек, ты его определишь по весу, это совсем не трудно. – Закончила свой монолог Гликерия синхронно с комментатором. – Смотри, не опозорься, к нам завтра придут в гости твои родители. Я с утра, по записи, иду в салон красоты, желаю быть белым человеком.
Тогда я не придал значения словам жены, как и ее поручению. И вот сейчас, звонок мамочки грохнул меня колуном по черепушке, и тут же я все вспомнил.
- Пусть твой отец поучится у тебя, своего сына, как надо вести домашнее хозяйство. Пусть ему будет стыдно, - расхваливала мама мои несуществующие таланты, со слов Гликерии.
Та постоянно рассказывает родительнице о моих мифических достоинствах, какой я, по ее мнению, замечательный хозяин в доме и ее помощник. Хотя я прекрасно понимал, что никакой я не хозяин, а так себе, приложение к своей Гликерии в размере оклада следователя Прокуратуры и даже не старшего, однако настало время платить долги, отрабатывать аванс доверия, выданный мне женой.
Словно ошпаренный, молниеносно собрал в кучу постельное белье вместе с подушками, затолкал все это в диванный ящик и, не позавтракав, ринулся к двери и, не ожидая лифта, сломя голову ринулся вниз.
Восстанавливая в памяти наказы жены, смутно всплывали ее слова: «…двести грамм», то ли это относилось к горошку, то ли к чему другому. Решив, что все же эта цифра, обозначенная Галей, вес баночки, я устремился к торговой точке у дороги, в виде машины с будкой, притулившейся у бордюра. Там шла бойкая торговля нехитрой снедью для малоимущего населения.
Народу возле машины толкалось, словно на демонстрации. В основном это было население женского полу с редким вкраплением седеньких старичков с палочками. Взглянув на часы, понял: стоять в очереди для меня смерти подобно, как пить дать, не успею подготовиться к встрече гостей. Пренебрегая сегодняшним женским преимуществом по случаю праздника, ринулся в самую гущу свалки, одинаково расталкивая пожилых льготниц, и дебелых дам предпенсионного возраста.
С высоты своего роста сразу заметил вожделенный зеленый горошек в банках, выстроившийся в ряд, аж в пяти разнокалиберных емкостях. Выбирай любую из серии. Однако Гликерия вроде бы наказала мне купить баночку с весом именно в двести грамм.
Продираясь к горошку, я узнал о себе все, и подробно: кто я такой и какое у меня воспитание, и что я из себя представляю. Однако, отбросив в сторону фольклорное определение собственной личности со стороны пожилого электората, упорно пробивался к цели.
Заветная баночка манила и притягивала мой взор нежнейшим колером молодой весенней зелени, словно магнитом. Я перегнулся через очередь и, протянув руку, ткнул в одну из них:
- Какой вес у этой баночки? – выкрикнул я в сторону продавщицы, колыхаясь вместе с разъяренной галдящей толпой от напора желающих заполучить заветную покупку.
- Сто восемьдесят четыре грамма, – ответила продавщица, не взглянув в мою сторону. Нет, это не подойдет, решил я и указал на рядом стоявшую:
- А эта сколько весит?
Я был почти рядом с заветным прилавком, как вдруг из-под моей руки вынырнула дама неопределенного возраста, по всему видать, только что посетившая Гликерин салон красоты – на что указывала ее прическа, залитая лаком с резким запахом.
Дама гневно изобличала мое хамство.
- Мужчина, куда претесь!
Не обращая внимания на даму, я продолжал кричать продавщице, указывая на очередную баночку:
- Какой у нее вес?!
Та, ругаясь с очередным покупателем, совершенно не реагировала на мои интересы к горошку.
- Что ты голову морочишь со своим горошком, сколько весит, сколько весит, бери любую и уходи!!! – теряя терпение, орали покупатели на меня, которых я оттеснил, как они считали, от их законной очередности.
- А эта?! Сколько весит эта?!?! – кричал я, стараясь перекричать возмущенную толпу.
- Да что же это такое, сколько можно висеть у прилавка и загораживать весь обзор?! Мало того, что залез без очереди, так еще вздумал копаться, как на базаре! – Теперь уже хором кричала озлобленная толпа. Все ополчились против меня.
- Я только спросить! - отбивался я.
- Всем только спросить! - В ответ орала настырная налакированная дама у меня под мышкой.
Этим переполохом воспользовался парень где-то даже выше меня ростом, почти за два метра. Протянув руку над толпой, тыча в лицо продавщице деньги, кричал:
- Мне пакет муки!
- Смотрите, теперь и второй лезет без очереди за мукой.
- Да я без сдачи! - не оборачиваясь к толпе, прокричал парень.
- Всем без сдачи! - орала теперь уже вся толпа.
Продавщица протянула нахальному парню пакет с мукой, выцарапав при этом из его ладони деньги. От такой несправедливости, толпа ахнула и угрожающе качнулась теперь в сторону длинного.
Того швырнуло на металлический угол кузова, с зажатым в руке вожделенным пакетом с мукой. Нежная бумажная упаковка лопнула, и мука просыпалась прямо мне на голову. Передо мною закрылся весь белый свет.
Воспользовавшись моей ослепленностью, безжалостная толпа выбросила меня из своих рядов.
Продрав глаза от мучного ослепления, принял решение: больше не принимать попыток выяснять вес горошка. Наскоро отряхнувшись, порысил в сторону Первореченского рынка. Несмотря на озабоченность, я стал замечать странные взгляды, бросаемые в мою сторону прохожими, и вроде бы как с опаской шарахающимися от меня. А двое сопляков, куривших у бордюра, откровенно уставившись на меня, ехидно процедили:
- Во дает, чувак! Совсем офигел!
- Это значит, ударенный из-за угла пыльным мешком, - прокомментировала их подружка, с разноцветными клочьями на голове, заместо волос.
Внутри рынка понял: времени уже не оставалось. Через час прибудут мои родители. Подскочил к рыбному отделу и купил целый килограмм вкусной малосоленой, жирной селедки, не отреагировав на вылупленные в мою сторону глаза продавщицы.
Ринулся домой, осознавая свою никчемность в хозяйственных делах. Единственное, что грело мою душу и вселяло надежду, что переступив порог квартиры, услышу:
- Это ты, моя рыбочка? – так называет меня моя Гликерья.
Однако дома поджидал меня неприятный сюрприз. Моя надежда и заступница отсутствовала. Вот тебе раз! Кто меня защитит перед родителями? Кто не даст упасть в собственный позор?
Взглянув в прихожей на себя в зеркало, понял: прохожие и продавщица рыбного отдела таращились на меня из-за моего мучнистого вида. Из зеркала на меня таращилось существо, идентично привидению.
Наскоро приведя себя в относительный порядок, кинулся на кухню. Единственное, что я хорошо умею делать, так это быстро и ловко чистить картошку. Этому я был обучен незабвенным прапорщиком во времена армейской службы. Многочисленные наряды на кухне не пропали даром.
Чистка картошки - не единственный вид деятельности, которому обучил нас хозяйственный прапор. Мы освоили быструю разделку селедки, мытье полов и подметание плаца перед приездом Генерала.
Сейчас я с благодарностью вспоминал своего военного наставника и кинулся проявлять чудеса. С рекордной быстротой была начищена картошка. Поставив ее на плиту, набросился на селедку. Скоро вся эта малосольная вкуснятина была разложена на большом блюде, украшена кружочками репчатого лука и полита подсолнечным маслом.
Не успел я расставить на столе тарелки, бокалы, разложить вилки-ложки, как моя бульба была готова. Вывалив ее в большую глубокую миску, отнес в комнату и разместил на лобном месте. Пошарив в холодильнике, отыскал зелень, которой постоянно пользуется моя Гликерия, измельчив ножом, посыпал ею дымящуюся горку.
Отойдя на некоторое расстояние от устроенного мною натюрморта, залюбовался. С самого утра у меня во рту не было ни единой росиночки. Исходящая паром, рассыпчатая картошечка, аппетитно посыпанная зеленью, жирнющая селедочка, с кольцами лука вызывали у меня такой прилив голода, что я готов было уже плюнуть на все, и кинуться к застолью, но в это самое время в дверях раздался веселый звонок. Появились мои родители, а за их спиной, с букетом цветов мило улыбаясь, стояла моя Гликерья, ну просто красавица. Я с ужасом вспомнил, что так и не удосужился купить цветов ни жене, ни матери.
В маленькой прихожей сразу стало тесно и празднично. А когда Гликерья пригласила всех к столу, я не узнал своего сиротского натюрморта из отварной картошки с селедкой. Весь стол был уставлен такими умопомрачительными вкуснятинами, отчего я уже было открыл рот, чтобы ахнуть от изумления и воскликнуть: когда же ты, моя славная Галиночка, все это успела откуда-то извлечь и так красиво расставить на столе, как в это время моя мамочка, окинув восхищенным взором праздничный стол, заявила:
- Смотри, отец, и учись у своего сына, как надо готовить праздничное застолье.
- Спасибо вам за замечательного, хозяйственного сына, приготовившего для всех нас такой роскошный праздничный стол. - В тон родительнице пропела моя славная Гликерья, глядя добрыми глазами на моих родителей, прослезившихся от умиления за своего необыкновенного, на их взгляд, Масика.
Правда, о себе я был совершенно другого мнения. Жена, повернувшись ко мне и, приобняв поцеловала меня в щеку.
Притушив в себе мысли об истинной своей хозяйственной никчемности, я пошел на сделку с совестью, и полетел на «Седьмое небо» от похвалы своей любимой Галиночки, хотя и выглядел дурак дураком.
И тут же за столом мысленно поклялся, что провожая родителей, обязательно зайду в цветочный магазин и куплю жене и маме по букету.
В общем, праздник Женского Дня в нашей семье удался на славу. И все благодаря мне, как заявила моя Гликерья.
Антонина Глушко
Рисунок Максима Смагина