Как-то писатель Виктор Некрасов посоветовал актеру Олегу Борисову, хорошо владевшему литературным словом, вести дневник: «У тебя язычок острый, точный». Почти сразу после отъезда Виктора Платоновича Олег Иванович взялся за перо. Одна из записей гласила: «Кажется, получился скандал (шкандаль) — как сказала бы Проня Прокоповна». Это об одной из историй, составивших репутацию Борисова как неуживчивого актера.
Не в лучших чувствах он распрощался с режиссерами, с которыми мечтали работать многие, — с Товстоноговым, тоже приложившим руку к созданию образа Борисова как трудного актера, и Ефремовым — накануне 60-летнего юбилея Борисова, когда другой театр предложил ему бенефис в «Павле Первом», Ефремов не только не поддержал эту идею, но и оскорбительно потребовал выбрать, с кем он — с ним или с тем театром. Борисов ответил коротко: уже выбрал — и покинул МХАТ.
Из уст в уста передавали историю о его демарше по отношению к одному из маститых, когда Борисов сказал: «Вы не готовы к репетиции». Начал сниматься в кинофильме о любимом Достоевском, но увидел, что получается не то, «опереточно», и покинул съемочную площадку. Шкандаль за шкандалем.
Пожалуй, только со Львом Додиным и Вадимом Абдрашитовым отношения сложились идеально. Они строились на безусловном взаимном уважении. Он знал, что их творческий поиск глубок, непрямолинеен. Они знали, что Борисов — актер многоточия, вопроса, сомнения. «Можно учить вере и нельзя — сомнению. Сомнения должен пройти сам».
Актрисе Мальвине Швидлер, партнерше Олега Борисова по спектаклям в Театре Леси Украинки, спросившей совета у гениального Соломона Михоэлса: «Как стать хорошей актрисой?», мэтр ответил: «Дитя мое, роли нужны!». Борисов был поцелованным Богом актером, но ему тоже нужны были хорошие роли, получение коих зависело от режиссеров.
При этом его кодекс чести был незыблем. «Подобострaстно гнуть для этого спину никому не пристaло. Тем более потомку бояринa Борисовa». Негнущаяся спина стоила ему стольких ролей! В конце концов он отвернулся от всех театров и создал собственную антрепризу. Кое-что удалось наверстать в телефильме «Бенефис несыгранных ролей», снятом сыном Юрием (на фото из семейного архива Борисовых они сняты вместе).
Борисов молодой и Борисов зрелый — как два разных человека. Молодой — море открытости, доброй улыбчивости. Зрелый — человек с грустно опущенными уголками век (жизнь-то и впрямь явление трагическое). «Лик — это результат: или работы, или безделья», — говорил он. Его собственный лик был результатом запечатленных на нем взлетов и падений. Как знать, может быть, веселые искорки в его глазах начали угасать, когда он впервые столкнулся с киевской «фауной»…
О Хлестакове Олег Иванович мечтал всю жизнь, да так и не сыграл. Считал, что знаменитый гоголевский аферист мстил ему.
За экзекуцию, несправедливо учиненную киевскими коллегами, многие, наверное, одумавшись и узнав истинную подоплеку интриги, жалели. Но извинился только Юрий Лавров и замечательная актриса Евгения Опалова. Когда Борисов приехал в Киев на гастроли с постановкой Товстоногова «Генрих IV», она позвонила ему в гостиничный номер: «Олег, я сейчас в больнице... Счастлива, что узнала ваш номер. Я бы хотела, чтобы вы простили меня за то письмо: больше ничего в этой жизни мне не нужно». Конечно, он простил. Вскоре ее не стало.
Как-то Олег Иванович сделал в дневнике запись, из которой следовало, что он не верит в широкую зрительскую любовь к себе (разумеется, это не соответствовало действительности), что его любит только кучка психов и вредных интеллигентов и что вообще молится за того одного зрителя, которому интересен. Борисову настолько претило зазнайство, что с искренней самоиронией он записал: «Звание дали. Теперь я народный артист. 11 лет носил почетное звание заслуженного Украины — это как оковалок или задняя часть. Теперь отвалили шейку».
Вскоре после похорон Олега Ивановича поминали перед его портретом сын Юрий и родной брат Олега Лев, известный в основном по телесериалам актер, который всю жизнь соперничал с братом, много пил, вечно прибегал к его помощи для устройства в театры и вечно подводил его, но, наконец, «подшился» и стал верующим.
Заговорили о том, что Олег Иванович удостоился великой чести умереть перед Пасхой — в Чистый четверг. Неужели Бог не против актерства? Юрий Борисов съерничал: «А вдруг там и нет ничего?». И в этот миг «пламя свечи, дотоле неколебимое, вдруг почернело и палахнуло с необычайной силой... Мы отпрянули от портрета, который заметно сменил свое выражение. Взор вместо умеренного и отрешенного стал чуть насмешливым и укорным — будто доволен, что нас проучил. Лев перекрестился, тяжело задышал и отошел от греха подальше: «Ну и загадки ты, брат, задаешь... Да... мы ж не из богохульства или неверия, а от безмощия своего».
Юрий вспомнил слова отца, сказанные им перед кончиной: «Готов помолиться за каждого просящего, произволящего и неблагодарного», принять на себя грехи Гарина, Гудионова, Ростовщика, Грозного, Павла... даже Голохвостого». «Даже» — это от брезгливости к мелкопакостничеству.
С годами он стал мыслителем и мудрецом. «Личность определяет величие каждого человека в отдельности, и не беда, что мир может никогда не узнать об этой личности». Это были слова из евангелия от актера Олега Борисова.
Любовь Хазан, «Бульвар Гордона», в сокращении.