Началось все 25 лет назад, когда Россия попыталась присоединить Чечню
Фото: East News
11 декабря 1994 года и.о. президента России Борис Ельцин подписал Указ № 2169 «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики». Так официально началась первая чеченская война, количество жертв которой до сих пор неизвестно. Как и количество пропавших без вести, как и количество тех, кто погиб в плену. На Богородском кладбище Москвы могилы все еще безымянны.
…Январь 1995-го. Военный аэропорт Моздок. Стоит выпрыгнуть из КамАЗа с гуманитаркой, как по колено проваливаешься в грязь. Солдатские палатки без отопления и света, на голых кроватных сетках ютятся мальчишки в шинелях с еще не пришитыми погонами. Со стороны Грозного — зарево…
А у КПП аэродрома — автомобильный лагерь. Номера на старых потрепанных «Жигулях» и «москвичах» — со всей страны: Москва, Урал, Сибирь, Поволжье… Это приехали искать своих детей отцы и матери. Как только военная колонна выходит за шлагбаум, сотни мужчин и женщин бросаются в грязь — под колеса — в тщетной надежде не пустить мальчишек на убой.
Мне это снится до сих пор.
Прошло 25 лет. Нация, которая с окончания Великой Отечественной больше всего боялась «повторить», стала воспринимать войну как вещь бытовую. И в этом вина первой чеченской.
Война вообще меняет все: и человеческое мироощущение, и совесть, и идеологию, и политические приоритеты. С 11 декабря 1994 года начинается отсчет новой России — той, в которой мы сейчас и живем.
Именно тогда — еще до подписания указа — состоялась трагическая премьера «ихтамнет». Когда завербованные чекистами военнослужащие Кантемировской и Таманской дивизий без документов и знаков воинских различий 26 ноября 1994 года пришли на помощь «дружественной» Москве чеченской оппозиции. Танковая колонна, лишенная пехотной поддержки, была сожжена.
Как потом и части официальных федеральных вооруженных сил, в новогоднюю ночь пошедшие на штурм Грозного без актуальных карт, боевого прикрытия и понимания, где они и зачем. Погибших потом долго грызли стаи бродячих собак с отстреленными лапами.
Государству нужен был результат. Солдаты — ресурс. Поисками погибших, пропавших без вести и попавших в плен занимались мамы, правозащитники и группа офицеров — в их числе: полковник Бенчарский, майор Измайлов, полковник Вячеслав Пилипенко. Потом — «Новая газета», куда пришел работать Измайлов, уволенный из армии. Наша акция «Забытый полк» помогла вернуться домой более чем 100 заложникам: солдатам и офицерам, гражданским, детям.
…Село Гехи-Чу, дом полевого командира, бывшего директора школы. У большого телевизора собрались дети (кто-то с автоматом), боевики с гранатами и старики в папахах. Смотрели мультфильм про Тома и Джерри — смеялись. А я не мог оторвать взгляд от гигантской стопки военных билетов. Это документы попавших в плен и убитых. Как мне сказал директор школы, историк, на прикроватной тумбочке которого лежал раскрытый том «Идиота», этими людьми никто не интересовался. Офицеры расстреляны, солдат — кто выжил — боевики сами вывезли из Чечни. Это была первая чеченская — тогда заложниками еще особо не торговали.
И как часто бывает в жизни, срифмовано — тревога: на околице села появился российский солдатик. Худой мальчишка из части, окружившей населенный пункт для зачистки, пришел сам — хлеба просил. Дали две буханки, несмотря на то, что он завтра будет их убивать. Или будут убивать его.
Их там не было
Как уничтожили танковую колонну военнослужащих российских войск. Из книги Николая Гродненского «Первая чеченская. История вооруженного конфликта»
50910
Столкновения верных Дудаеву сил с оппозиционерами в течение августа шли с переменным успехом.
В ночь с 4 на 5 сентября отряды дудаевцев при поддержке артиллерии и танков атаковали заслоны оппозиции на подступах к г. Аргун, прорвали оборону формирований Р. Лабазанова и ворвались в город. В ходе боя с использованием гранатометов, минометов и ЗСУ «Шилка» обе стороны понесли большие потери, многочисленные жертвы были и среди мирного населения. В тот же день федеральный СКВО через МВД предоставил оппозиции 10 бронетранспортеров и шесть боевых вертолетов с экипажами.
8 сентября 1994 г. части и подразделения Северо-Кавказского военного округа были частично приведены в повышенную боевую готовность, взяв под контроль автомобильные дороги, ведущие из Чечни, и воздушное пространство региона.
В ответ дудаевцы оснастили стокилограммовыми фугасными бомбами и ракетами 11 самолетов Л-39 для нанесения «превентивного» удара по южным городам России (так называемый приказ Дудаева «О порядке выполнения плана «Лассо»).
Дудаев имел по крайней мере 10 летчиков-профессионалов.
20 сентября У. Автурханов заявил, что мирные пути решения чеченской проблемы практически исчерпаны, поэтому Временный совет имеет полное право «нанести по режиму Дудаева такой удар, чтобы он пал».
30 сентября «неопознанные» вертолеты, якобы принадлежащие оппозиции, обстреляли аэропорт Северный и учебный авиационный центр в станице Калиновская. (До 24 ноября было совершено четыре налета, в которых участвовало до девяти боевых машин.)
В октябре 1994 г. под Урус-Мартаном произошло самое крупное сражение между ополченцами оппозиции и дудаевцами. С обеих сторон погибло более 200 человек. Дудаев опять проиграл.
15 октября отряды оппозиции атаковали Грозный: Бислан Гантамиров — с юга, У. Автурханов и Р. Лабазанов — с севера. В результате штурма город был взят. Потери при этом составили четверо убитых и семь раненых!
Фактически это была победа. Чтобы закрепить ее, требовалось лишь поставить у власти любого из оппозиционно настроенных Дудаеву чеченских политиков, пользовавшихся популярностью у народа.
Ельцинскому окружению очень не хотелось, чтобы власть в Чечне «упала в руки» самого авторитетного на тот момент в республике человека — Р. Хасбулатова. На тот момент после расстрела российского парламента прошел лишь год.
Вместо этого по прямому приказу из Москвы (до сих пор неизвестно, кто его отдал) отряды оппозиции Автурханова и Гантамирова срочно покинули столицу Чечни.
Зато в октябре министр обороны РФ П.С. Грачев распорядился об образовании в Главном оперативном управлении Генерального штаба оперативной группы по Чечне, которая должна разработать сценарий развития событий при силовом давлении на Чечню. Группу возглавили заместитель начальника Главного оперативного управления генерал-лейтенант А.В. Квашнин и генерал-лейтенант Л.В. Шевцов.
Тогда же, в течение октября, отряд чеченской оппозиции из 120 человек прошел четырехнедельный курс подготовки на полигоне «Прудбой» 8-го Волгоградского корпуса Российской армии под руководством офицеров 33-го мотострелкового полка.
1 ноября 1994 г. (согласно директиве Генерального штаба ДГШ № 312/1/0130ш) Северо-Кавказский военный округ РФ предоставил чеченской оппозиции 40 танков.
3–9 ноября офицеры Управления ФСК по Чеченской Республике, действовавшего при Временном совете Чечни, отобрали в частях Московского военного округа (Таманской и Кантемировской дивизиях) танкистов для участия в боях против дудаевцев. Отправкой военнослужащих на Кавказ руководил заместитель министра по делам национальностей А.А. Котенков. К 16 ноября наемники прибыли в Моздок и приступили к подготовке броска 40 танков на Грозный.
План мероприятий по свержению Дудаева разрабатывали Степашин (формально) и почему-то глава столичного УФСК экс-диссидент Е. Савостьянов (непосредственно). (Когда последнего спрашивали, каким боком главный московский чекист относится к Чечне, тот отвечал, что курирует кавказское направление как заместитель директора Федеральной службы контрразведки.)
26 ноября 1994 года в Грозный в сопровождении ополченцев вошла колонна из полученных оппозицией за неделю до этого танков Т-72.
Силы Временного совета Чечни при поддержке российских вертолетов и бронетехники атаковали Грозный с четырех сторон. В операции со стороны оппозиции принимали участие более 1200 человек, 50 танков, 80 бронетранспортеров (БТР) и шесть самолетов СУ-27.
…Оставшиеся без прикрытия пехоты танки без особых проблем дошли до центра города, где вскоре были расстреляны из гранатометов. Ловушкой стали узкие улицы, где танк не мог даже повернуться. С верхних этажей дудаевские гранатометчики подбили ведущий, затем замыкающий танки, после чего вся колонна была с легкостью уничтожена.
Многие танкисты погибли, десятки попали в плен. Потери в первый день составили 18 танков, 40 убитых и 168 раненых. Из девяти командиров отрядов шестеро погибли. На следующий день отряд был окружен около президентского дворца и после потери пяти танков сдался. В плен было взято около 50 человек, в основном российских военнослужащих.
Пленные прямо перед телекамерами признавались в том, что служат в основном в воинских частях43162 и 01451, базирующихся в Подмосковье. Министерство обороны РФ ответило, что указанные лица не служат в Российских Вооруженных Силах.
На запрос относительно пленных капитана А. Крюкова и старшего лейтенанта Е. Жукова Министерство обороны сообщило, что офицеры действительно служили в войсковой части 01451 (курсы «Выстрел»), однако с 20 октября 1994 года не появлялись в части, в связи с чем готовится приказ об их увольнении из Вооруженных Сил. Иными словами, МО объявило пленных солдат дезертирами.
На следующий день отец Е. Жукова опроверг данные министерства. В интервью российскому информационному агентству РИА «Новости» он заявил, что его сын уехал из части 9 ноября, а 27-го родители увидели его в телепрограмме «Итоги» среди пленных российских военнослужащих в Грозном. На вопрос о том, как сын оказался в Чечне, командир части Жукова отвечать отказался.
Несколько позже был опубликован красочный рассказ о событиях 26 ноября майора В. Иванова, отпущенного из плена 8 декабря в числе 7 военнослужащих:
«Приказом по части все завербовавшиеся были отправлены в отпуск по семейным обстоятельствам. Брали офицеров, в основном неустроенных в бытовом отношении. Половина были бесквартирные, вроде и отказаться можно, а начнут квартиры распределять— иты окажешься на бобах. 10 ноября мы прибыли в Моздок, вСеверную Осетию. За две недели подготовили 14танков с чеченскими экипажами и 26 машин для российских военнослужащих. 25 ноября мы пошли на Грозный. <…> Ялично был в группе из трех танков, которые взяли в полдень 26-го под контроль телецентр Грозного. Сопротивления со стороны войск МВД, охранявших телецентр, не было. Однако через три часа в отсутствие связи с командованием мы подверглись атаке знаменитого абхазского батальона. Танки и пехота окружили нас, ответный огонь мы сочли бессмысленным, так как силы <антидудаевской> оппозиции нас бросили, тут же убежав. Два из трех наших танков сгорели. Экипажи успели покинуть машины и сдаться охране телецентра, которая нас передала личной охране президента Дудаева. Нас содержали хорошо, в последние дни даже почти не охраняли, да нам и бежать было некуда».
Создавалось впечатление, что 26 ноября бронетанковую колонну в Грозный вводили специально для того, чтобы ее уничтожили. Разоружить Дудаева и его армию колонна не могла. Захватить город и удерживать его — тоже. Армия Дудаева была укомплектована и хорошо вооружена. Колонна могла стать и стала живой мишенью.
Джохар Дудаев, четверг, 1 декабря 1994 года: «Я делаю все, чтобы не расстреляли пленных»
Президент Ельцин не смог дозвониться до генерала Дудаева, чтобы поговорить о судьбе пленных. Журналисты «Новой» смогли
Во-первых, до президента Чечни дозвониться много проще, чем до любого чиновника аппарата президента России или премьера, — было бы желание. Судя по всему, такого желания нет. Во-вторых, мы отдаем себе отчет в неоднозначности высказываний, но считаем своим долгом привести телефонный разговор с генералом практически дословно.
—Джохар Мусаевич, какова ситуация на сегодняшний день?
— Сейчас мы в Грозном ликвидируем последствия очередного ракетно-артиллерийского налета. Успешно ликвидируем.
— Вы можете сказать со всей определенностью, кто именно нанес удар по городу? У вас есть доказательства вооруженного вмешательства России?
— Это странный вопрос, молодой человек. Всем давно известно, что здесь воюет Россия, а не оппозиция… Какая такая оппозиция, не знаю… Что касается авторства последнего налета, вам лучше справиться об этом в Москве, у генералов. Я же знаю, что в пригороды Грозного было введено 150 единиц бронетехники, из них 67 — танки. Удар отбит, большая часть техники уничтожена, а экипажы взяты в плен. Российские, повторяю, экипажи… <…>
— Нас очень волнует судьба российских военнопленных, что с ними?
— Я делаю все возможное, чтобы сохранить им жизнь. Я даже дал распоряжение перевезти всех в безопасное место, чтобы они не попали под артобстрел. Но кто-то дознался, и после их приезда сразу же был нанесен ракетный удар с вертолетов. Очевидно, далеко не все хотят, чтобы они вернулись и все рассказали. <…>
— Неужели не осталось никаких шансов на мирное урегулирование конфликта?
— Надежда есть всегда. Я пока сдерживаю все, но это не может долго длиться. Ельцин же уклоняется даже от телефонных разговоров.
Декабрь 1994 — Январь 1995. Репортажи спецкора Дмитрия Муратова из Грозного
Дмитрий Муратов
специальный корреспондент «Новой», Чечня:
23 декабря 1994 года
Звезды на генеральские погоны падают с братских могил
На десантнике — погоны капитана. Среди подлецов он был бы генералом.
Вместе со съемочной группой «Новой студии» подъехали из Грозного на передовую. Вчера тоже здесь были, говорили с офицерами, солдатами, думали, больше не встретимся, но появилась возможность вернуться. Зашли по дороге в киоск (работают!), купили ребятам галеты, сигареты, колбасу, сгущенку, воду, конфеты, шербет, апельсины. Итрехлитровую банку молока. Военные в поле уже двенадцать дней, в чеченское село за продуктами не съездить, курева нет. Выезжаем за Самашки (около двадцати километров от Грозного). БМД Псковской дивизии по-прежнему стоят в поле (перешли сюда, несмотря на объявленное 48-часовое перемирие. «Почему?» — «Был приказ»), но «нашего» экипажа уже нет. Отдаем пакет с едой незнакомому, с пятидневной щетиной лейтенанту. Подходят солдаты. Черные от копоти шеи, сбитые руки, у некоторых лица в коросте. «Тебе в санчасть надо».— «Дане, зеленкой мажут».
Радуются мирной еде как дети. Пускаем по кругу свой блокнот, чтоб записали свои телефоны, и мы из Москвы позвоним родителям: дети живы, все в порядке. Лейтенант не женат, ничего сообщать, говорит, не нужно. «Вон командир идет, можете с ним поговорить». Сдороги спускаются трое. Один останавливается у наших «Жигулей», берет их на прицел. Двое издали (метров пятьдесят) кричат: «К машине!» Отвечаем: «Есть». Идем навстречу. «Стоять!» Докладываем: «Товарищ капитан, телевидение «Останкино» и «Новая ежедневная газета». «К машине!» — «Разрешите блокнот забрать (там все наши рабочие записи)». «К машине!» — сдергивает автомат, передергивает затвор. «Капитан, ты что делаешь?»
Он с размаху бьет ногой по банке с молоком. «Капитан, дайте забрать блокнот…» — «К машине!» И ствол взведенного автомата переводится с режиссера «Новой студии» Василия Антипова на меня. «Капитан…» Глаза белые: «Стреляю!» И никаких сомнений— сейчас убьет. За его спиной солдатик обреченно машет нашим блокнотом.
Под прицелом идем к машине. На дороге поворачиваемся. Вот что делает капитан. Он — при подчиненных(!)— материт лейтенанта: «Ты что, …?» Он берет мешок с едой, вываливает его на землю и топчет сапогами сигареты, печенье, шербет. Делает это мужественно, вкладываясь всей накопленной силой. Он знает, что ночью его солдаты будут доставать из пашни раздавленную ногами колбасу и сгущенку. <…>
Когда говорят, что армия воюет с преступниками, я, глядя на него, не знаю, с какой они стороны.
Капитан не смог помыть и накормить солдат, но угадал установку начальства: «Пожестче с журналистами».
Подлостью достичь доблести — тоже дар. <…>
P.S. Я прошу прощения перед всеми, чьи телефоны были в том блокноте. Позвонить не смогу.
Чечня будет жить в России или не будет жить
Докладная записка
Господин Главнокомандующий Ельцин!
Говорят, что Вас плохо информируют о войне, которая ведется в Чечне, а на самом деле Вы добрый. В связи с тем, что явместе с коллегами* находился во дворце Дудаева в момент его штурма 7января, считаю необходимым довести до Вас нижеследующую информацию.
…Господин Главнокомандующий! На улицах Грозного, на площади перед дворцом мы лично видели десятки непогребенных российских солдат и офицеров. Они лежат с 1января. 7января к ним прибавились еще десятки тел. Официально не объявленное наступление на дворец в Рождество шло танками по трупам павших ранее. При нас чеченская сторона вчетвертый(!) раз выходила на Ваших подчиненных (генерала Бабичева) с просьбой прекратить огонь на самое короткое время, чтобы российская сторона могла вывезти своих павших. <…>
…В подвале дворца Дудаева мы лично встречали Рождество с тремя тяжелоранеными российскими военнослужащими. Кроме них, там еще 15–20 пленных.
Танкист Дима обожжен, у пехотинца Володи тяжелейшие ранения ног, начался сепсис. У Вити Мычко шесть ранений! Их не могут вывезти в госпиталь — он разбомблен и сожжен дотла Вашей, господин Главнокомандующий, авиацией. 7 января, на Рождество, был предпринят официально не объявленный штурм дворца. Танки били прямой наводкой, в санчасти над ранеными на наших глазах трескался потолок. <…>
Господин Главнокомандующий, то, что делается в Грозном,— военное преступление. Прекратите огонь хотя бы для погребения павших и обмена ранеными. Сейчас чеченские снайперы получили приказ от начальника обороны города Масхадова отстреливать собак, которые едят тела Ваших, господин Главнокомандующий, солдат.
P.S. Господин Главнокомандующий, стоит разоружить главное бандформирование. Ваш Совет безопасности.
Февраль 1995. Репортажи спецкора Сергея Соколова (Михалыча) из Грозного
13 января 1995 года
Следы военного преступления пытаются скрыть: вместо похоронок придут извещения о «пропавших без вести»
Рядом с президентским дворцом, волоча хвосты, скачут контуженные голуби. Снарядов, разбивающих дворец, они уже не слышат. Сверху на них и санитарный автобус под белым флагом летят стекла и пылающие ошметки с горящих этажей. <…>
В санчасти старый усатый хирург Резван перевязывает раненого российского пленного — пехотинца Валеру. Резван 26 лет отслужил на подлодках судовым врачом. «У парня два осколочных ранения бедер и сломано колено. Сегодня начался сепсис, надо вывозить». Доктору помогает Оголихин Ваня, пленный фельдшер, взятый в числе 48 военнослужащих внутренних войск в Хасавюрте. Ваня ухитряется быть с белоснежным подворотничком, в чистой хэбэшке. Ване передает тампоны красивая молодая женщина. «Это моя мама, Нина Александровна», — говорит Ваня. Мы потрясены, Нина Александровна плачет и говорить не хочет. «Я руками могу работать, а словами не могу». Ваня берет маму за руку, и вдвоем они рассказывают свою историю. «В плен я попал, когда нашу группу окружили мирные жители и подполковник Серегин (он тоже здесь, в подвале) приказ стрелять в них не отдал. Мы благодарны ему. Привезли сюда, поместили в подвале рядом. Журналистка Лена Петрова взяла у меня мамин адрес и ей позвонила… Мама: «Мне позвонила девочка Лена Петрова и сказала, что Ваня тут. Я медсестра, взяла отпуск и денег заняла на билет в одну сторону. Добралась до Грозного, объясняла по дороге, что здесь мой сын. Меня все подвозили. Дворец обстреливали, я к нему подошла, в меня не попали. Сказала, что Ваня тут. И меня к нему отвели. Я вошла в подвал, а он…» Ваня: «Яее увидел и испугался, что она приехала».
Ваня и Нина Александровна сидели перед нами в санчасти, а потолок начинал трескаться, и висящие над головами трубы отопления тряслись. На раненых летела пыль и штукатурка. Ваня и мама должны были уехать — чеченская сторона решила Ваню отпустить, но начался штурм 31 декабря <…>, и вопрос отпал сам собой.
Аслан Масхадов, начштаба обороны Грозного, рассказал: «Я четыре раза просил российскую сторону забрать без всяких условий тяжелораненых, обменяться пленными и вывезти трупы. Один из генералов даже назначил мне встречу 5января в 18.30 на нейтральной полосе. Потом позвонил, извинился, сказал, что начальство не разрешило. Я сказал, что вам не нужны ни живые, ни мертвые, вы хотите, чтобы пленные, и раненые, и павшие были уничтожены во время штурма, и списать это на нас…»
А пленные — действительно страшные свидетели. Вот монолог Мычко Вити, капитана, записанный в рождественскую ночь, когда и ему, и нам казалось, что из этого подвала выбраться уже невозможно. Доктор разрешил раненному в легкое, шею и руку Вите выпить с нами сто грамм. <…> «В 1982 году окончил Дальневосточное общевойсковое командное училище. Служил на Дальнем Востоке и Сахалине, под конец службы решил перебраться домой, в Самару. Служил в 81-м полку, хотел получить перед пенсией квартиру— получил, 10 дней прожил, даже мебель расставить не успел, и попал сюда. Из полка взяли два батальона, укомплектовали людьми из других. 30 декабря получили приказ выдвинуться на окраину Грозного, последние солдаты приходили к нам для комплекта аж до вечера 30 декабря. <…> В нашей БМП было двое солдат, начштаба Артур Белов (бывший «афганец») и я. Я у Артура спросил: карты города получал? Нет, говорит, ты что? В город входить не будем. Вдруг (это уже 31-го днем) приказ: войти в город! Ни обстановки не знаем, ни дорог — ничего. <…> Оказались прямо на площади у дворца, где нас начали из гранатометов расстреливать. Механик-водитель, второй солдат и Артур Белов после попадания снаряда погибли. <…>
…Мы выбегали в сумерках из дворца через простреливаемый мост. Проводником был Умар — молодой мулла. «Нарушаю Коран — граблю разрушенные магазины и ношу еду в подвал оставшимся людям. Уйти они под обстрелами не могут. Оружие в руки не беру — без меня есть кому убивать, мне надо помогать живым». Умар вел нас по мертвому, разбомбленному городу, о котором командующий ВВС Дейнекин сказал, что в нем авиация работала только по стратегическим объектам».
Мы уходим, а в подвале президентского дворца остались два целлофановых пакета, набитых военными билетами мертвых и еще живых, уже занесенных в расчетные потери.
Февраль 1995. Репортажи спецкора Сергея Соколова (Михалыча) из Грозного
Сергей Михалыч
специальный корреспондент «Новой», Чечня:
8 февраля 1995 года
На развалинах Грозного очень много старух, голодных детей и мародеров
Сначала расставим точки. Отправные. Уменя их на сегодня три. Первое. Грозного— нет. Как нет нескольких тысяч его жителей и нескольких тысяч российских солдат. Ельцин, Дудаев, Грачев, Егоров— есть.
Второе. То, что осталось от города, не взято и российскими войсками не контролируется, точно так же, как и восемьдесят процентов территории Чечни. И это за два месяца полномасштабной военной операции.
И последнее. Я всегда знал, что нами управляют нечистоплотные люди, но никогда не думал, что до такой степени.
Грозный был маленьким городом: пешком пройдешь — не заметишь. Сейчас это город-призрак, населенный убийцами (так получилось, и не их в том вина), убитыми и теми, кто рано или поздно пополнит одну из этих двух категорий.
Я не знаю, с чем можно это сравнить <…>, если смотреть в триплекс бэтэ-эра,— с городом будущего… Помните, как в кинофильмах про звездные войны,— земные города превратились в груду мертвых развалин, а люди ушли жить в подземелья. <…>. Как только над городом появляется солнце, из всех щелей, куда в иные времена и собака не пролезет, из люков, подвалов начинают выбираться люди, одержимые двумя сверхидеями: где бы достать еду и где бы достать воду. Они похожи на зомби, бродящих со смешными каталками в поисках того и другого по превратившимся в грязевое месиво улицам под аккомпанемент непрекращающихся перестрелок. Здесь у каждого свои «колеса» — обычные сумки на колесиках, которые заполонили московское метро, здесь служат для перевозки воды, дров и трупов. Если каталок нет, приспосабливают все: коляски, разобранные детские педальные машины <…>.
Сквозь разрывы НАШИХ бомб, наблюдая сплошное зарево над Грозным, я слышал заверение пресс-центра правительства о том, что российские войска взяли Грозный, который практически очищен от боевиков, а замминистра образования выезжает в Чечню, дабы восстанавливать школы. Кого же тогда бомбим? Мирных жителей, собак, неубранные трупы наших солдат, горстку журналистов и врачей?
<…> Еду обычно привозят на консервный завод, где и раздают по спискам маленькими дозами. Но добраться до «консервы» могут далеко не все, как и не все знают о существовании сего места. Воду можно брать в двух местах: в техникуме, где есть артезианский колодец (но там дудаевские боевики), либо вреке Сунже.
В реке Сунже плавает все. Можно, я не буду уточнять, поскольку не люблю излишний натурализм повествования?
Декабрь 1994 — Январь 1995. Репортажи спецкора Дмитрия Муратова из Грозного
14 февраля 1995 года
Когда у политиков чешутся руки, дети начинают бояться гула самолетов
«Добил» меня один разговор. Мы уже покидали Грозный с колонной МЧС, вывозившей беженцев в грузовиках, не приспособленных для перевозки людей, люди стояли и сидели вповалку. Какие-то старики, бабушка с оторванными пальцами руки, беременные женщины— одна на девятом месяце и почему-то с собачкой на веревочке, дети и угрюмые мужики, которые вполне еще вчера могли бы быть защитниками остатков Грозного. А у нас в кабине сидел русский мальчишка лет двенадцати и задавал вопросы. Вопросов главных было три, но этого мне хватило.
— А когда война кончится? — спросил он в первую очередь, как спрашивали в старых кинофильмах про Великую Отечественную отступавших советских солдат рыдающие женщины. Вопрос-символ. После него киномайоры обычно опускали глаза. Ясделал то же. А что я мог ему ответить?
Откуда ни возьмись, появился «тетрис» и противно запищал на всю кабину, а в целлофановом пакете явственно проглядывалась приставка к компьютеру. Вот теперь, оказывается, каков скарб несовершеннолетнего беженца, пережившего месяц бомбежек и артналетов.
Саша вытащил сломанную расческу и попытался что-либо сделать со сбившимися практически в колтун комами — не получилось…
— Год не мылся. — И он, извиняясь, усмехнулся.
— Как год?
— А когда все это началось?..
Потеря времени — тоже примета войны. Именно войны: только на настоящей войне ориентиры во времени — бомбы, упавшие в дом номер 28, номер 29 и в школу.
— Слушай, а в Москве свет есть?
А еще я понял, что он уже не боится ничего, кроме далекого гула самолетов. Когда сквозь урчание двигателя гул пробивался в кабину, мальчишка вжимался в кресло.
Сергей Соколов, novayagazeta.ru