Вселенная
Влечет нас вечное, чаруя красками
Надежда Алисимчик
30 мая приморский художник Геннадий Кунгуров погрузил в свою машину мольберт, краски и, посадив рядом любимую жену, отправился по нашему бездорожью на пленэр.
Зачем состоявшемуся, широко известному мастеру живописи и графики нужны тысячи километров дорог с лужами величиной с озеро, комарами величиной со шмеля, и впридачу полтора дня снежной пурги в июне? А именно такой февральский снегопад застал наших путешественников 19 июня по дороге из Иркутска на байкальский остров Ольхон. Отснятые кадры очень впечатляют: только чашечки лиловых и желтых цветов выглядывают из-под снега, а листья и стебли утонули в сугробах. Кругом сплошная метель. Деревья покрыты снегом, словно глубокой зимой. Но путешественники не повернули назад, переночевав в машине, пробились к Байкалу.
Посмотрев отснятый дорожный фильм, я задала Геннадию вопрос:
– Много ли художников нынче выезжают на пленэр, и зачем забираться так далеко, когда у нас рядом море, скалы, цветение?
Кунг.: - Писать природу художники выезжают все, но далеко съездить не каждому удается. Некоторые любят писать одни и те же свои заветные места. Это нормально, ведь пейзаж все время меняется.
Но для меня интересно то, что я себя люблю забрасывать в экстремальные живописные условия.
– Что это значит?
Кунг.: - Если я еду в известное место, то я уже знаю, что примерно я там увижу, знаю, какие краски взять с собой.
Когда я приезжаю на пленэр, в неизвестное место, то там все совершенно по-другому. И я словно ничего не знаю, там всегда происходит постижение нового. А главное – на новом месте захватывает восторг чего-то совершенно невиданного ранее. И этот восторг отражается на работе. Садишься за мольберт и, словно ученик перед экзаменом, дрожишь. Смотришь вокруг и теряешься, словно и не писал раньше, и всему нужно учиться заново. И кажется, что ничего не получится. Смотришь, словно впервые и вокруг, и внутрь себя.
Мне это состояние очень ценно. Два чувства накатывают одновременно: оцепенение и осознание того, что вот столько собирался, так долго ехал, прибыл, наконец, и потому должен скорее поставить этюдник и писать.
И в итоге второе чувство берет верх, поскольку столь же долго, сколько готовился к этой встрече, быть здесь не можешь.
Время ограничено, то , что так долго ждал, предвкушал — перед тобой! И вот краски разложены, этюдник развернут... и такая робость опять накатывает, словно стоишь перед тем, кто всю эту красоту создал и трясешься от волнения: а я что могу? Как это передать? От волнения пальцы не слушаются, но понимаешь, что ты здесь не навсегда. К тому же, небо могут затянуть облака, может пойти дождь. И начинаешь класть мазок за мазком. Вначале очень неуверенно, и не дай Бог в это время появиться зрителю за спиной! От этого неуверенность возрастает многократною. Кажется, что случайный этот зритель злорадствует твоему неумению. От этого к неуверенности добавляется нервозность. Ты словно новичок на льду. Но вот что-то завораживает, притягивает взгляд, смотришь туда и не можешь оторваться. Рука невольно сама начинает следовать за глазом, и вскоре уже нет ничего, кроме предстояния перед этой совершенно невиданной ранее красотой.
 Дюны на острове Ольхон |
Вскоре словно сливаешься с местом, оторвешься лишь на миг, когда заботливая рука протянет кружку с чаем да нехитрую снедь.
В полдень пишешь обычно натюрморт или цветы. А потом опять идешь и пишешь до изнеможения пейзажи. Пишешь, пока рука держит кисть. И уже не можешь выпустить кисть, даже в дождь пишешь, глядя через стекло.
В Тункинской долине просто дух захватывает, повернещь голову в сторону севера – Саяны на Алтай уходят, на юг – отроги Хамар-Дабана. Горы писать – особая благодать. Здесь краски неба с земными смыкаются. При этом фон гор всегда неподвижен и меняет лишь краски. Горы имеют неповторимую особенность – они сливают в один пейзаж все, что ниже их, с самим небом. И этим пейзажам всегда присуща неповторимая величественность. От этого особый трепет, который невозможно передать. Каждое новое место, как ощущение первой влюбленности. Это важно, очень важно для меня, когда я пишу.
– Как долго можно находится в таком состоянии? Почему в привычном месте нельзя вызвать этот экстаз или вдохновение, неважно, как назвать.
Кунг.: - В такое состояние невозможно войти в привычном месте, что-то отвлекает, кто-то приходит, звонит. А здесь весь сливаешься с природой.
– А как удается, в таком случае, оторвать себя от всех обязанностей, загруженности и прорваться через бездорожье к этим высшим ощущениям?
Кунг.: - Для этого я выработал тактику, которую открыл в ходе подготовки путешествия в 2005 году на Алтай. Я начинаю заранее всех знакомых оповещать, что вот тогда-то я уезжаю туда-то. Говорю всем об этом часто, и в результате отрезаю себе дорогу не сделать этого. Что я скажу знакомым, когда они попросят меня показать картины с заявленной поездки? Вот такая маленькая хитрость с самим собой.
Сами картины Геннадия Кунгурова нет смысла описывать, тем более, что художник держит двери своей мастерской открытыми для всех, кто любит живопись. Нам это хорошо известно, поскольку двери его мастерской рядом с нашей редакцией. Правда, идет к нему в мастерскую преимущественно интеллигенция, среди которой ценителей куда больше, чем имеющих возможность купить картины.
Зато иные из тех, кто любит радовать своих близких подарками, а не просто их дарить, откладывают по копеечке, чтобы купить настоящую картину. Не с открытки списанную, не из Интернета выкачанную, а ту, настоящую, за которой ездят по бездорожью. И которая в единственном числе, а значит, лично для ее обладателя и написана. Грустно наблюдать, как покупают в подарок размалеванный китайский ширпотреб, в котором нет ни настроения, ни души.
Но, слава Богу, есть еще подвижники, и едут они по бездорожью, чтобы припасть к трепету Первотворения и донести его лик до нас.
Надежда Алисимчик
Другие статьи номера в рубрике Вселенная:
