В мае этого года мне удалось наконец-то побывать в Ясной поляне, постоять на краю глубокого оврага у могилки писателя. Выглядит она непривычно для русского погоста: нет креста, нет надгробной плиты, нет простой таблички с датами жизни почившего.
Лежит Лев Николаевич под простым земляным холмиком, укрытом зелеными ветками: легко ему там теперь дышится – ничто на него не давит, даже земная слава. Спит себе, разоспался, уже больше 100 лет спит, пора бы и проснуться…
Нет, не разбудишь – очень удобно улегся – сам место выбирал! А мог бы за оскорбление чувств верующих и на Колыме лежать. Поторопился, рано помер, нашел, видать, свою зеленую палочку и все ему теперь нипочем, вот и разоспался.
МУРАВЕЙНОЕ БРАТСТВО
Кто забыл, как граф Толстой сам себе место для могилки выбирал, напомню то, что он сам об этом написал:
«Старший брат Николенька был на 6 лет старше меня. Ему было, стало быть, 10-11, когда мне было 4 или 5, именно когда он водил нас на Фанфаронову гору.
Мы в первой молодости, не знаю, как это случилось, говорили ему «вы». Он был удивительный мальчик и потом удивительный человек. Тургенев говорил про него очень верно, что [он] не имел только тех недостатков, которые нужны для того, чтобы быть писателем. Он не имел главного нужного для этого недостатка; у него не было тщеславия, ему совершенно неинтересно было, что о нем думают люди.
Качества же писателя, которые у него были, было прежде всего тонкое художественное чутье, крайнее чувство меры, добродушный, веселый юмор, необыкновенное, неистощимое воображение и правдивое, высоконравственное мировоззрение, и все это без малейшего самодовольства.
Воображение у него было такое, что он мог рассказывать сказки или истории с привидениями или юмористические истории в духе m-me Radcliff без остановки и запинки целыми часами и с такой уверенностью в действительность рассказываемого, что забывалось, что это выдумка.
Так вот он-то, когда нам с братьями было – мне 5, Митеньке 6, Сереже 7 лет, объявил нам, что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезней, никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями. (Вероятно, это были Моравские братья, о которых он слышал или читал, но на нашем языке это были муравейные братья).
И я помню, что слово «муравейные» особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру.
Муравейное братство было открыто нам, но главная тайна о том, как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы, эта тайна была, как он нам говорил, написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа, в том месте, в котором я, так как надо же где-нибудь зарыть мой труп, просил в память Николеньки закопать меня.
Идеал муравейных братьев, льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешанными платками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же. И как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает».
ПСС, т. 34 стр. 386.
У КАЖДОГО ИСТОРИКА СВОЯ ПОЛЯНА
Зеленую палочку я не нашла, зато узнала две истории о том, как вели себя немцы во время 45-дневного захвата ими Ясной Поляны.
При содействии нашего разведывательного отряда бойцы 217-й стрелковой дивизии 50-й армии освободили Ясную Поляну. Разведчики побывали в музее-усадьбе Льва Николаевича Толстого. Вернувшись, с негодованием рассказывали о том, как надругались гитлеровцы над памятью великого писателя. Они содрали со стен редчайшие фотографии Толстого и унесли с собой.
В музей приезжал Гудериан (генерал-полковник германской армии). Один из его офицеров захватил для своего начальника в качестве «сувениров» несколько ценных экспонатов.
Солдаты, размещавшиеся в усадьбе, топили печки обломками мебели, картинами, книгами из библиотеки Толстого. Работники музея предлагали им дрова, но солдаты смеялись в ответ: «Нам дрова не нужны. Мы сожжем все, что осталось от вашего Толстого». Фашисты осквернили могилу Толстого, поклониться которой приезжали люди со всех концов земли», – Белов П.А. «За нами Москва»
Хотя факт разграбления Ясной Поляны исторически задокументирован, а сама усадьба была подожжена при отступлении, но сам Гудериан в своей книге «Воспоминания солдата» пишет:
«Мы поселились в музее, мебель и книги перенесли в две комнаты и двери их опечатали. Мы пользовались самодельной мебелью из простых досок, печь топили дровами из леса. Ни один предмет мебели мы не сожгли, ни одну книгу или рукопись мы не трогали. Все советские утверждения послевоенного времени являются выдумками.
Я сам посещал могилу Толстого. Она была в хорошем состоянии. Ни один солдат её не трогал. Когда мы уходили, все оставалось в таком же состоянии, как и до нас. Послевоенная грубая пропаганда без всякого основания назвала нас варварами. Многие свидетели могли бы подтвердить наши слова».
Самое ценное в словах Гудериана не то, правду он говорит или оправдывается, самое ценное, что генерал знает, о Ком говорит, и потому не хочет перед всем миром выглядеть варваром!
В отличие от наших олигархов, которые периодически добывают разрешения на строительство на части заповедной зоны коттеджей. Слава Богу, наш премьер Медведев, хоть и Димон, но наложил запрет на это. Стало быть, зеленую палочку еще может и повезет кому там отыскать!
Гостья Ясной Поляны
Надежда Алисимчик, фото из архива автора.