Порой свидетель с легкой руки правоохранительных органов может превратиться в обвиняемого, поэтому многие граждане боятся любого соприкосновения с правоохранительными органами, как огня. От фабрикаций следствия не застрахован никто. Особенно, когда со своей обличающей откровенностью ты застрял в горле у правоохранительной системы, как кость...
Потому честные понятые и свидетели обвинения в настоящее время вроде вымирающих динозавров: их становятся все меньше. И все-таки некоторые, будучи законопослушными гражданами, думают, что им нечего бояться, и решаются быть понятым или свидетелем.
Поначалу ситуация казалась банальной. В селе Новостройка Пожарского райна украли люк от колодца.
Низкий уровень жизни сельской глубинки – не повод воровать металл. Но некоторые сельчане просто разучились жить по-другому: за счет огорода и домашнего хозяйства.
Тех, кто украл люк, очень быстро нашли. Ими оказались, по версии следствия, строители, которые жили в вагончике в соседнем селе Знаменка. Следователи решили по горячим следам провести обыск в вагончике строителей.
На место происшествия выехала следственная группа из отдела МВД по Пожарскому району. В качестве понятых пригласили моего папу и нашего соседа. В ходе обыска в вагончике строителей нашли наркотик в виде конопли и инструменты, с помощью которых его готовили.
Говорит Фонин Виктор Михайлович:
– Следователи все зафиксировали в протокол, я расписался. Прошло два месяца, и женщина-следователь нагрянула ко мне домой. Она задавала вопросы, и я, естественно, говорил о том, что видел. Прошло еще немного времени. И меня вновь решили допросить, на этот раз в отделении полиции по Дальнереченскому городскому округу, по месту моего жительства. Я без всяких опасений отправился на допрос, потому что мне нечего скрывать.
В кабинете присутствовали как местные оперативные сотрудники, так и из Пожарского района. Допрос вела следователь. И вот тут-то мне устроили прессинг. Задав мне вопросы и получив на них ответы, следователь сказала, что мне дали взятку, что мои показания отличаются от показаний второго понятого, создавалось такое впечатление, что я виновный. Такие обвинения, которые бросал в мой адрес следователь, повергли меня в шок.
У моего отца проблемы со здоровьем и потому после такого давления и обвиненией ему стало плохо. Он решил покинуть кабинет. Но его в грубой форме усадили на место, запретив выходить из кабинета.
Вечером отец рассказал мне о том, что с ним произошло в отделе полиции по Дальнереченскому городскому округу. И я решила побывать у начальника отдела МВД по Пожарскому району, по указанию которого допрашивали моего папу. Никто не удивился моему визиту. Как мне показалось, меня там ждали с нетерпением.
– Почему вы подвергаете пожилого человека обвинениям, вы имеете на этот счет какие-то доказательства? Какие у него противоречия в показаниях с другим понятым? – спросила я.
– Мне известно об этой ситуации, – ответила начальник ОМВД по Пожарскому району, – но если есть противоречия в показаниях, значит, это о чем-то говорит. К тому же, показания вашего отца несколько отличаются от тех, которые он давал первоначально.
– В чем выражаются противоречия, скажите пожалуйста, – спросила я. – Чтобы говорить о противоречиях, нужно знать в чем они заключаются.
– Он путается в последовательности, сказать в чем заключаются противоречия, я не могу, поскольку это тайна следствия, – ответила она.
Очень удобно в таких случаях прикрыться «тайной следствия».
– Разве вы имеете право предъявлять претензии, не имея на то веских оснований, доказательств? – поинтересовалась я.
– Если он говорит так, как все происходило на самом деле, то ему нечего бояться, – ответила начальник ОМВД по Пожарскому району, – у нас одна машина и на место происшествия в тот день выехал другой следователь, который находился в машине и наблюдала все в качестве стороннего наблюдателя. Она утверждает, что все происходило по-другому, нежели говорит ваш папа. Вопросы к папе возникнут и у прокуратуры, и у суда, потому что показания-то противоречивые. И в случае, если все было не так, как говорит папа, то никто не посмотрит на его состояние здоровья и возраст.
По моему мнению, в этих словах сквозила откровенная угроза. Из каких таких побуждений следователь прогнозирует, что у прокуратуры и суда к моему папе возникнут вопросы?
Как заметил мой отец, лгать ему нет никакого резона, что говорит он так, как было на самом деле.
Надо заметить, едва я вышла из кабинета начальника отдела МВД по Пожарскому району, как у второго понятого, который живет неподалеку от дома моего брата, преставители следствия побывали тоже. Они объясняли ему, что мой отец дает неверные противоречивые показания.
Надо же как моментально отреагировали, скорее всего, на мой приезд. Потому как исходя из своей практики, знаю, что после вызова полиции ее приезда порой приходится ждать очень долго. Хорошо, если дождешься и останешься живым.
И еще один вопрос к следователю... Почему он говорит с одним понятым о показаниях другого?
Поскольку, по словам начальника отдела МВД по Пожарскому району, папа на данный момент является свидетелем, то разве следствие не гарантирует свидетелям защиту? Почему следствие делает выводы о неверности показаний понятого и говорит об этом другим, как делают старухи, распускающие сплетни на базаре? И наконец, почему начальник отдела МВД по Пожарскому району отказалась огласить, в чем заключаются эти самые противоречия, сославшись на тайну следствия? Не является ли вся сложившаяся ситуация элементарным давлением на понятого?
Получилось, что у меня вопросов больше, чем ответов, которые я получила от начальника отдела МВД по Пожарскому району.
Поэтому я была вынуждена написать заявление в соответствующие органы.
Я полагаю, что данная ситуация является местью за откровенность в моих публикациях, в том числе, связанных с бепределом в правоохранительных органах, и наркополиции в частности.
Наталья ФОНИНА.
От редакции «АВ»:
Мы протестуем против, считаем, столь откровенного давления полиции Пожарского района на родителя нашей журналистки, ведущей громкие журналистские расследования о превышении должностных полномочий и о коррупции в органах внутренних дел Приморского края. Расцениваем давление на отца журналистки Натальи Фониной как попытку воспрепятствовать ее профессиональной деятельности.