В вузе преподаватель — царь и бог. Он может как угодно пользоваться своим положением, а если студентка попробует пожаловаться, ее тут же отчислят. Как быть и как долго еще преподаватели будут оставаться безнаказанными?
Иллюстрация: Катя Вакуленко для ТД
«После выступления на предзащите мой научрук наклонился и сказал мне на ухо: “У тебя очень удобное платье для порки”. С тех пор я его игнорирую, а он мне пишет, что игнор несет за собой наказание. И я боюсь: он ведь еще будет в комиссии, которая выставляет оценки по защите», — это фрагмент одной из 130 историй, которые мне прислали, пока я готовила материал. В этот раз я пишу не только как журналистка: проблемы домогательств в университетах волнуют меня и как недавнюю студентку, которая не смогла повлиять на произвол в своем институте, и как нынешнюю преподавательницу, чьи коллеги тоже неподобающе вели себя со студентами.
Отношения преподавателей и студентов выстроены иерархически: у преподавателей внутри вуза больше власти и возможностей, и, к сожалению, нередко они злоупотребляют ими. Разговор об этом раз за разом вынуждены поднимать студенты, и держать за это удар тоже приходится им. Хотя подобные ситуации должны становиться проблемой всей институции на всех уровнях власти.
Сама я училась в Литературном институте и весь свой пятый курс наблюдала, как преподавательница философии вовлекала в созависимые отношения своих студентов, пользуясь их уязвимым положением: заселяла к себе домой тех, кому было негде жить, и домогалась их там, давала деньги или поила всех за свой счет, была «своей», пользовалась авторитетом и обаянием, чтобы формировать вокруг себя кружок «избранных» — самых умных и интересных, по ее мнению. Одна из студенток потом признавалась, что эта преподавательница довела ее до суицидального состояния, еще двое потом долго восстанавливали свое ментальное здоровье. Эта же преподавательница инициировала среди преподавателей травлю студентки. Мы о многом знали, но молчали, так как, во-первых, тогда, около пяти лет назад, для всего происходящего еще не было языка (никто не говорил об абьюзе и харассменте), а во-вторых, учебное заведение в целом не отличалось этичным отношением к студентам, пользуясь особенным статусом «творческого» института. К счастью, сегодня другая этика.
Ситуации повышенного риска
Но эта ситуация нетипичная: по статистике, в несколько раз чаще харассменту подвергаются женщины со стороны мужчин. В моей небольшой и нерепрезентативной выборке 127 случаев из 130 — это домогательства преподавателей-мужчин по отношению к студенткам. Внутри этой выборки я смогла выделить, если можно так выразиться, ситуации повышенного риска.
● Приближенный к преподавателю круг (общие вечеринки, долгие посиделки у преподавателя дома). Ситуация в моем вузе не оригинальна. Но в самом формировании комьюнити вокруг преподавателя может не быть чего-то плохого, если он осознает свой авторитет и регулирует его. Однако в присланных мне историях группы были организованы токсично: преподаватель знал, что его обожают и идеализируют как старшего-умного, поэтому, например, создавал конкуренцию для студентов за право войти в сообщество или пользовался «платонической» влюбленностью и манипулировал (вплоть до принуждения к сексу).
● Научные экспедиции. Обстановка меняется с университетской на условно «неформальную», возникает общий быт и резко сокращается дистанция, появляется алкоголь и много укромных мест. Во многих вузах есть присказка, что «все, что произошло в экспедиции, остается в экспедиции» (аналог «не выносить сор из избы»), которая связывает всех участников некой общей тайной. А еще она создает иллюзию безопасности: все прошло и закончилось.
● Пересдача. Самый частый кейс из моего списка — пересдача наедине с преподавателем. Для студента это самый уязвимый момент, ведь от экзамена у многих зависит будущее. Недобросовестные преподаватели либо без всякой дополнительной вербализации начинали распускать руки, либо формулировали «условия сделки»: «Я поставлю тебе зачет, если». Дальше следовали предложения свиданий, секса, отношений, заглядывания под юбку и т. д. Еще это могло быть сформулировано как ультиматум-перевертыш: «Если ты не [сходишь со мной в кафе], то я не поставлю тебе экзамен». За отказ многим студенткам назначались санкции: угрозы завалить, отчислить, испортить карьеру. Многие соглашались идти в кафе, так как до последнего не могли поверить в сексуальный подтекст такого похода.
● Научное руководство. Вообще, научное руководство — это обещание долгого и вдумчивого сотрудничества преподавателя и студента. Но в нескольких историях, которые есть у меня на руках, преподаватель вел себя так: становился покровителем студентки, хвалил за курсовую или дипломную работу, уделял много времени и внимания, а потом резко менял стратегию поведения на противоположную, ничего не объясняя. Когда же студентка начинала разочаровываться в себе как в специалисте, преподаватель обещал «помощь» и назначал дополнительные встречи, на которых происходили эмоциональный шантаж, все те же домогательства, угрозы и т. д.
Во всех этих ситуациях можно выделить общее: злоупотребления властью часто случаются тогда, когда происходит сдвиг в сторону неформального общения. Это не означает, что надо запретить любое общение между преподавателями и студентами, но сотрудники вузов должны четко понимать, какой обладают властью: пускай, если нужно, ходят на тренинги, учатся «чекать свои привилегии», настраивать оптику и т. д.
Иллюстрация: Катя Вакуленко для ТД
Защитники же преподавателей постоянно говорят о том, что «преподаватели тоже люди», упоминая харассмент наравне с ханжеским отношением к фотографиям учительниц в купальниках. Человек, который сравнивает эти две ситуации, просто не понимает, что такое культура согласия: учительницы в купальниках распоряжаются своими телами, на что имеют полное право, домогающиеся преподаватели же пытаются распоряжаться телами (и возможностями) других людей.
Что сейчас и как это должно быть
У студентов должен быть четкий способ решения этой проблемы без ущерба для учебы. Но, к сожалению, пока способов реагировать у них не особенно много.
● Существует практика коллективных обращений студентов к администрации (и это очень плохо работает — почти никого еще не отстранили, так как комиссии по этике состоят обычно из профессоров этого же вуза).
● Многие просто уходят из вуза, чтобы не пересекаться с этим преподавателем.
● Некоторые пытаются в одиночку или совместно с другими студентами поговорить с домогающимся (например, угрожают сделать его поведение достоянием общественности. Но многих жертв и самих страшит публичность, потому что и вуз, и общественное мнение скорее всего обвинит их самих в «неподобающем» и провокационном поведении).
Нельзя забывать, что домогательства со стороны преподавателей имеют кроме сиюминутного также отсроченный результат: в мире российской науки не так уж много людей. Студентке, столкнувшейся с подобным поведением преподавателя, скорее всего придется общаться с ним (или даже быть его подчиненной) долгие годы. Поэтому нередки случаи, когда те, кого домогались, просто уходят из науки. Уходят они, а не те, кто домогался.
Судя по рассказам девушек, домогательства — это только верхушка айсберга. Там, где есть одно злоупотребление, там вероятно и другое: харассмент соседствует в целом с разными субординационными нарушениями по отношению к студентам (тебя не только трогают или отпускают сальности, но и, грубо говоря, гоняют в магаз за пивом). Мой небольшой анализ показал, что домогательства часто системны: среди присланных историй вырисовываются фигуры одних и тех же преподавателей, которые в разные годы делают одно и то же со студентками и остаются безнаказанными.
Приведу несколько присланных мне историй.
*Второй институт пришлось бросить, потому что на одном экзамене преподаватель поставил вопрос сдачи так, что либо сплю с ним, либо не поставит никогда. К слову, первый диплом красный и во втором вузе шла на красный.
*Не знаю, можно это назвать домогательством, но был такой случай. Новый препод, весь из себя, младшекурсницам глазки строил. Все ничего, но мне пару раз предлагал провести приватную экскурсию для него и его состоятельного друга.
*Однажды со мной в лифт в унике зашел неизвестный мне препод лет 50, спросил, не к нему ли я на лекцию иду. Я сказала нет, не к нему. Он оглядел меня с ног до головы и сказал: «Жаль, я бы вам автомат поставил». Не знаю, что это было, но ощущалось неприятно.
*Когда я ходила на модернизм, у нас был странный препод, которого все старшие девочки обходили стороной. Мы не придавали этому значения. Но когда в конце семестра я сдавала устный зачет, сидя напротив него, он в течение всего зачета гладил мою коленку и сально улыбался. Когда я не выдержала и сказала ему прекратить, то он отдернул руку и сказал, мол, «чего ты, я же просто пытался тебя успокоить». После летних каникул мы узнали, что его уволили, потому что он попытался зажать одну из своих студенток в туалете.
*Я не знаю, что это было, но я однажды после провала на зачете как бы в шутку спросила у препода, зачем он меня завалил, он ответил что-то типа потому что я женщина, а женщины созданы, чтобы их валили мужчины.
*Это был научный руководитель. До последнего не понимала, почему он постоянно трогает меня, а одногруппника нет. За несколько дней до диплома дошло. Наорала за два дня до защиты. С защиты больше не виделись. Спустя два года написала девушка с универа. Тот же научник, те же проблемы.
*В архвузе были препы по рисунку (почему-то именно там была особая концентрация), которые вечно переходили со студентками на ты и трогали за коленки. Знакомую приглашали на «доп» занятия, где дверь открыл обнаженный преп в халате. Другой один раз предложили «подработку» в сауне.
*Преподаватель политологии предлагал остаться после пар и заняться сексом.
Иллюстрация: Катя Вакуленко для ТД
Во многих странах в кодексах университетов есть специальные разделы, посвященные харассменту: студенты и преподаватели знают, какая процедура их ждет. Еще есть практика регламентации — четких правил — общения между преподавателями и студентами: в каких-то университетах нормально пойти с преподавателем в кафе обсудить работу, в каких-то запрещено все неформальное общение. Важны здесь даже не границы запрета, а то, что все прозрачно и у обеих сторон есть конкретное представление о том, как и где им выстраивать свою коммуникацию, даже если с этим и связаны некоторые неудобства. Университеты вырабатывают эти нормы самостоятельно, нередко совместно со студентами. Где-то происходит иначе: вырабатываются не нормы взаимодействия, а механизм эффективного реагирования со стороны администрации.
В последние годы появились студенческие активистские организации: например, в Великобритании работает проект Group 1752, занимающийся помощью студентам, которым не помогла администрация учебного заведения. Также это работает как просветительский проект: проводятся конференции, тренинги для преподавателей, семинары. Наличие такого противовеса заставляет администрацию более серьезно подходить к случаям насилия и домогательств.
А если это любовь?
Когда я говорю о домогательствах в вузах, почти всегда появляются вопросы про так называемые перегибы (толерантности, борьбы за права и т. д.) со стороны тех, кто разрабатывает и несет в общество другую этику. Что характерно, о «перегибах» власти почти никто и никогда не говорит: в этой системе сам харассмент (насильственное действие) не оказывается перегибом, а вот борьба с ним — оказывается.
Еще обязательно будет комментарий о том, что «студентки сами хотят». Разумеется, бывают и обратные ситуации: когда преподаватель становится для студентки объектом желания (я и сама когда-то была немножко влюблена в одного из своих преподавателей). Но такие ситуации не симметричны: так как внутри вуза, напоминаю, у одних власти больше, а у других меньше — от моей влюбленности или желания у преподавателя не зависит карьера и жизнь, поскольку у меня нет административного способа манипулировать им.
Третий мой любимый комментарий звучит так: «А что если это любовь? Знаю такие семейные пары». Борьба с харассментом (действием не по согласию) — это не борьба с любовью. Я тоже знаю такие пары: как правило, о своих отношениях они объявляли после того, как заканчивался учебный курс. Здесь еще есть важный нюанс: если ты встречаешься с преподавателем, который ведет занятия у твоего курса, и все об этом знают, то любая оценка за экзамен у него может восприниматься как конфликт интересов — и это подрывает доверие к объективности и к университету в целом.
Молчать о домогательствах и сексизме в вузе — это бить по самому важному, по образованию. Когда студенты не чувствуют себя защищенными и уходят, когда внутри академических отношений царит кумовство, это все сказывается на науке и ее развитии. И студенты прекрасно это понимают и перестают молчать, инициируя дискуссии и перемены: как студенты, которые в своем журнале Doxa подняли эту проблему, или студенты, покинувшие лекцию после заявления декана МГУ о Слуцком: «Приставали, пристают и будут приставать». Молчать опасно и потому, что однажды все накопленное напряжение и недовольство ударит по самому университету изнутри: коллективные травмы не лечатся временем, молчанием и секретами.
Например, мы с бывшими студентками Литературного института до сих пор с содроганием вспоминаем упомянутую преподавательницу. Только в этом году мы смогли обсудить это все вместе и узнать, сколько всего ужасного произошло со всеми нами. Не дает покоя и то, что она продолжает работать, а вокруг нее все так же формируется новое студенческое сообщество. Новая этика — это не только про желание справедливости, выходящее спустя годы на поверхность, это еще и про страх повторения, страх за других: на ком-то цепочка должна наконец прерваться.