Есть ситуации, из которых практически невозможно выбраться, сохранив достоинство. Например, когда твой учитель или тренер кладет твои руки на свой член и просит «доставить ему удовольствие». Или сделать ему минет. Или когда откровенный дружеский разговор заканчивается чужими руками в твоих трусах. Это как ожог, страшно и стыдно, даже если тебе почти сразу удалось сбежать.
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД
Все равно есть гадкое чувство, что что-то пошло не так. Но что именно и когда? Как можно было этого избежать? Почему он так поступил? Это унижение или нет? В чем я виноват?..
Невозможно ответить себе на эти вопросы, если тебе 15. Или даже 13. И особенно в одиночку.
Но и забыть эту историю тоже не получается.
Она так и торчит где-то внутри, как осколок стекла. Если не делать неловких движений, то и не беспокоит почти. А когда вытаскиваешь эти осколки, слова находятся с огромным трудом.
В паутине умолчаний
В начале февраля издание «Площадь свободы» опубликовало собственное расследование — несколько историй казанских школьниц, которые обвинили своего учителя и тренера Айрата Мухарлямова в домогательствах и сексуальном насилии. По рассказам девочек, Мухарлямов, тренер по игре «Что? Где? Когда?», приставал к ним в поездках на турниры, обещал помощь на турнирах в обмен на «отсосать сейчас», умолял заняться с ним сексом и лез им в трусы.
ри этом, как часто бывает в таких историях, все затянуто паутиной умолчаний и «секретиков». Сами девочки говорят, что слухи о Мухарлямове как «педофиле» ходят давно и многие могли бы подтвердить домогательства, но захотят ли? Это всегда большой вопрос, когда обвинять нужно того, кому доверяешь, с кем дружишь и говоришь по душам. А за защитой тебе предлагают идти к тем взрослым, которым ты не очень доверяешь.
Правда в том, что они, подростки, очень мало в таких историях доверяют нам, взрослым. Оно, в общем, и понятно: как только в обсуждениях звучат слова «педофил» и «совращение», мы приходим в ужас. И часто от ужаса начинаем сыпать диагнозами и обвинениями, не слушая уже ни обвиняемую сторону, ни пострадавшую. Хочется, чтобы ничего этого не было. Или было, но не с нашими детьми. Или немедленно кого-то наказать, кастрировать, никуда не отпускать, установить камеры слежения. Чаще всего мне задают вопросы: «Как уберечь?.. Как понять, что с твоим ребенком что-то такое произошло?» Никак.
Никак, если он не расскажет сам. А что нужно делать, чтобы он захотел рассказать? На этот вопрос универсального ответа не существует.
Смысл подростковости
Подросток не ребенок. Мы и ребенка-то от многого не можем уберечь. А с подростком сложнее в тысячу раз: смысл подростковости в том, чтобы экспериментировать с собой, с телом и сексуальностью, своей и чужой. Искать слова, формы, надеяться, сходить с ума, избегать, сближаться, рвать все к чертям и сливаться. Рисковать, ошибаться, нащупывать себя. Что-то изобретать, от чего-то отказываться. Как годовалому ребенку нельзя запретить учиться ходить, не сделав его инвалидом, так подростку не запретишь эти эксперименты. И мы вынуждены, зажмурившись, смириться — да, они будут делать это без нашего участия. С кем-то ездить на игру «Что? Где? Когда?» С кем-то в лагеря. С кем-то на дачу или на Олимпиаду.
Где-то с кем-то они будут впервые целоваться и впервые вести задушевные разговоры.
И возможно, им встретятся взрослые люди с сексуальными расстройствами. Или просто без принципов. Любой эксперимент таит в себе некоторую опасность и риск.
Никакие знания не будут лишними. О том, как выглядят отношения и сексуальность, хотя бы в теории. О том, как тело может реагировать на испуг. Понимание, как конкретно этот подросток ведет себя в критических и конфликтных ситуациях. Как можно определить, что пора бежать за помощью и куда, собственно, бежать.
Вручить все это и убедиться, что знания усвоены. Дальше остается только надеяться, что сработает, а если что — быть готовым оказать первую помощь в случае чего.
Личная карта провалов
Когда читаешь истории казанских школьниц, замечаешь, что подросткам в экстремальных ситуациях не хватает знаний не столько «о сексе» как таковом или об абстрактной «безопасности», сколько о том, что может происходить в более широком контексте, когда мы общаемся и вступаем в отношения.
Например, это пресловутое умение говорить нет. Домогательствам, неприятным приглашениям, наркотикам, друзьям. Я бы сделала обязательными тренинги в школах на эту тему. И со всей искренностью признавалась бы, что многие взрослые так и не освоили эту способность, потому что она невероятно сложна. Что никогда не стоит обвинять себя в случае неудачи. И что сказать нет один раз почти всегда будет недостаточно.
Так что нужен не один патрон, а пятьдесят.
И не надо пытаться подкреплять свое «нет» рациональными аргументами — тот, кто давит, не собирается нас слушать. Ему неинтересно. Так что неважно, что он предлагает: отсосать, или заняться групповухой, или попробовать вмазаться. Лучше не тратить усилия на то, чтобы уговорить вторую сторону принять твое «нет», а попытаться физически исчезнуть из неприятной ситуации, например. Или попробовать успокоиться, или вызвать помощь, или напугать собеседника.
Такие вещи звучат абстрактно, пока не начинаешь пробовать их хотя бы в форме игры, тренинга. А когда пробуешь — постепенно вырисовывается твоя личная карта слабых мест. Проявляется, как тайный шифр на карте. Кто-то из нас легче ведется на жалость, а кто-то на страх, кому-то невыносимо оказаться хуже других, кому-то стыдно выглядеть беспомощным и слабым (на самом деле практически всем стыдно). Зная свою личную карту провалов и разломов, можно избежать многих ловушек.
«Мне противно, перестань»
Как ни странно, одна из вещей, которые подросткам полезно о себе знать, — то, что они еще ничего не знают. И это вполне ок. Многие советы «про секс», про отношения даже в очень хороших книжках звучат как «ты не должна делать то, что тебе не нравится». Это подразумевает, что подросток как будто точно знает, что ему нравится, а что нет, — ха! В его мире все неустойчиво, все зыбко. В графах «какая я девушка», «как со мной можно», «как я хочу» пока пустота. И чувства похожи на фарш из странных кусков.
Да, этим могут манипулировать взрослые с расстройствами личности — в том числе ради секса. Девочкам, как в рассказанных историях, могут нравиться и откровенность, и ночные разговоры по душам, и комплименты. Может даже льстить внимание мужчины, тем более взрослого мужчины, учителя, тренера.
Им при этом НЕ нравится взламывание границ, липкое приставание, пошлые разговоры о том, кто с кем спал и как, но как же трудно отделить одно от другого! Нащупать грань, почувствовать, где заканчивается «дружба» и начинается использование. Навязчивые рассказы про свои сексуальные приключения, про то, как кого ты трахал, — это, между прочим, тоже использование. В Европе я встречала детей, которые могут сказать: «Мне не нравится, когда ты про это рассказываешь, мне противно, перестань». В России пока не встречала. Нам в голову не приходит тренировать эту способность, а сама собой она не возникает.
Стыд и грань
Подросткам полезно знать, что, когда к тебе пристают, вполне нормально, если тебя трясет и парализует. И поднимается такой вихрь в голове, что перестаешь понимать, кто же сошел с ума — ты или человек, которого ты считал другом? Кому верить?
Еще полезно побольше знать о стыде — всем нам, и подросткам, и взрослым. Ужас рассказать о стыдном может перевешивать все на свете, любые доводы рассудка. Особенно когда подозреваешь, что откровенность не принесет облегчения. На самом деле тут настоящая ловушка. Страшно получить и реакцию агрессивного обесценивания («А докажи!», «Да ты все придумала», «Ты сама его спровоцировала», «Он уважаемый человек»), и слезливую панику («Ой, как же ты с этим жить-то будешь? Травма ведь на всю жизнь»).
Выглядеть лжецом или искалеченной и приговоренной бедняжкой равно невыносимо. По своему опыту скажу, что и психотерапевту об эпизодах сексуального насилия рассказывать боятся и не рассказывают годами — потому что вдруг одной этой истории хватит, чтобы психотерапевт вынес приговор? Вдруг скажут, что я теперь психический инвалид на всю жизнь, после того как мне пришлось испытать это состояние беспомощности и гадливости? Вдруг все плохое в моей жизни из-за того случая и ничего не исправишь?
Это, разумеется, не так.
Но от того, кого посвящают в «стыдную тайну», требуется пройти по тонкой грани между дежурным утешением и трагическим пафосом, от которого становится только хуже (но почему-то именно так многие представляют себе «признание боли несчастной жертвы» — к сожалению, иногда даже психологи).
Научиться разговаривать
Ну и самое полезное для подростков умение — это умение разговаривать. Рассказывать о том, что было, и что чувствовал, и как растерялся. Искать слова. Да, очень вероятно, что признаваться они пойдут не родителям, и откровенничать будут не с нами. Неважно. Рассказать хоть кому-то, хоть однокласснику, хоть по телефону доверия, хоть в закрытой группе в фейсбуке — лучший способ разрядить напряжение психики, избежать нервного срыва и шрама на всю жизнь, той самой «психической травмы», которой любят пугать всех психологи. Там, где удалось перешагнуть ужас и смущение, как этим девочкам из статьи, и пересказать друг другу десять, двадцать, пятьдесят раз гадкие эпизоды, там не разрушится до основания внутренний мир. Останется неприятность, тень несчастья, как давно сломанная рука, которая иногда ноет в непогоду.
Может, это прозвучит крамольно, но оптимизм внушает и то, что сам Мухарлямов готов разговаривать со своими обличительницами, оправдываться, просить прощения, вообще как-то разговаривать на равных. Потому что худшие из историй насилия (вспомним флешмоб #MeToo) — это те, вокруг которых возникает капсула молчания и невозможно обсудить с насильником, что произошло, невозможно заставить его принести извинения, невозможно рассказать кому-то еще. И жаль, конечно, если сами девочки вместе с обвиняемым Мухарлямовым окажутся друг другу лучшей поддержкой, чем родители и учителя. Если взрослые по традиции сосредоточатся на «кто виноват» и «сейчас всех поймаем и накажем» и сведут все к ханжескому обсуждению вопросов морали и новым абсурдным запретам.