В судебном процессе по делу «приморских партизан» по-прежнему говорят об ошибках следствия. Судя по тому, о чем идет речь в зале судебных заседаний, их оказалось слишком много. Создается такое впечатление, что дело кроили и шили под удобный стандарт.
Ошибки следствия
В прошлых судебных заседаниях адвокаты заявляли, что некоторые протоколы следственных действий следует исключить из материалов дела. Адвокаты утверждали, что данные доказательства получены с нарушением закона.
Как мы писали в одной из прошлых публикаций, из числа доказательств исключили протоколы допросов и проверки показаний на месте одного из «приморских партизан», Алексея Никитина.
В одном из судебных заседаний сторона защиты просила исключить протоколы двух очных ставок. Одна из них была проведена с участием Александра Ковтуна и Алексея Никитина, другая – с участием Максима Кириллова и Алексея Никитина.
Со слов стороны защиты, они не давали подобные показания в ходе очных ставок. Подтверждением тому является заявление адвоката Нелли Анатольевны Рассказовой, которое, кстати, имеется в деле. В нем черным по белому написано, что в протоколе очной ставки не отражено того, что на самом деле говорил Алексей Никитина. По мнению стороны защиты, показания из допроса А. Никитина «скопировали» в протокол очной ставки. Данный протокол допроса А. Никитина, как я упоминала, из материалов уголовного дела исключен. Показания в протоколах очных ставок написаны как под копирку, потому адвокаты наставили на их исключении из материалов уголовного дела.
Как проходила очная ставка?
Об очной ставке, которую проводили между Алексеем Никитиным и Александром Ковтуном, в «АВ» писали в статье «С заявлением – в пыточную».
Вспоминает Нелли Анатольевна Рассказова:
– В то время я вступила в защиту Алексея Никитина. Начали проводить следственные действия. Для этого его почему-то повезли в Уссурийск, где Алексей находился несколько дней. Как мой подзащитный говорил позже, в перерывах между следственными действиями, его избивали.
В то же время, проводилась еще одна очная ставка – между Никитиным и Кирилловым. Приехав для участия в очной ставке между Никитиным и Кирилловым, я увидела, что мой подзащитный читает протокол явки с повинной (готовый напечатанный текст, аналогичный показаниям, данными им в качестве подозреваемого в присутствии адвоката Николаева Н.Е., который был по назначению следователя и состоял в близких родственных отношениях со следователем, проводившим расследование по данному уголовному делу). Я возражала такому давлению следствия и незаконному методу проведения следственного действия. Я видела, что мой подзащитный находится в подавленном состоянии, что, полагаю, являлся результатом пыток и психологического давления на него, на тот момент у него практически полностью была подавлена воля. Один из оперативников – С.В. Шашков – сказал, что А. Никитин кое-что подзабыл. Забыть «сценарий» собственных действий просто невозможно. Полагаю, это в очередной раз свидетельствует о том, что показаний, написанных в явке, А. Никитин в действительности не давал.
В ходе очной ставки А. Никитин говорил о том, что произошло в поселке Кировский: как они боролись с наркомафией, как жгли конопляные полянки. Шашков, по-моему, делал вид, что пишет. Когда протокол заполнили и следователь огласил написанное, оказалось, что того, о чем говорил Алексей Никитин на очной ставке, в протоколе нет.
По этому поводу мы писали замечания к протоколу. В них указали всё, что происходило в действительности: что Никитин в день очной ставки находился в подавленном состоянии, что в протоколе не отражено того, о чём он говорил на самом деле. Следователь Шишков, проводивший очную ставку, ознакомившись с замечаниями к протоколу, принялся уговаривать переписать их, чтобы написанное не звучало так категорично..
Я переписала замечания к протоколам очных ставок. Они получились еще более экспрессивными. Однако в деле оставили прежние замечания на протокол очной ставки между Александром Ковтуном и Алексеем Никитиным. Замечания внесённые после проведения очной ставки между Никитиным и Кирилловым, из дела исчезли.
Вывезли якобы для проведения следственных действий по другому делу
– Я уехала, – продолжает свой рассказ Нелли Анатольевна Рассказова. И спустя несколько дней узнала о том, что к Алексею вновь применяли пытки. В начале следствия случился еще один инцидент. Моего подзащитного привезли из Уссурийска в СИЗО-1 города Владивостока. Но, придя через полторы недели в СИЗО, я узнала, что Алексея нет. Мне объяснили, что его наверняка увезли в Арсеньев. Я удивилась и принялась звонить следователю. Он невозмутимо ответил, что Алексея Никитина повезли в Уссурийск, якобы для проведения следственных действий по другому делу. Вот только почему никто не уведомил меня, адвоката, непонятно. Однако в Уссурийске моего подзащитного не оказалось. Как я выяснила через своих информаторов, он находился в ИВС города Арсеньева. Получается, меня к тому же обманули? Позже Алексей рассказывал, что данная ситуация являлась инсценированной. Сотрудники милиции хотели заменить явку с повинной. На ней отчетливо выделялись пятна крови, и им нужно было убрать следы пыток. По словам Алексея, его заставляли переписать явку с повинной на «чистовую».
Следователь, ошарашенный моим появлением в Арсеньеве, взволновался. Он поинтересовался, что я делаю в ИВС города Арсеньева. Но мне хотелось спросить у него, для проведения каких следственных действий мой подзащитный был этапирован в другой город, причем, вопреки постановлению суда, который определил его место содержания под стражей в городе Владивостоке. Шок вызвало и другое обстоятельство – процессуальная безграмотность следователя, который вопреки даже здравому смыслу, разрешил общение оперуполномоченного Шашкова С.В., который на тот момент являлся потерпевшим по данному делу, с Алексеем Никитиным. Я посодействовала тому, чтобы моего подзащитного отправили обратно во Владивосток.
Я приняла все меры к тому, чтобы моего подзащитного отправили обратно во Владивосток. И произошло это, благодаря руководству Арсеньевского РУВД, которые «ускорили возвращение» моего подзащитного в город Владивосток, разумно предусмотрев процессуальные последствия «многочасовых бесед» Никитина А.В. в ИВС города Арсеньева с сотрудниками ОРЧ-4. Оперативным сотрудникам не удалось добиться от Никитина подписи под новой явкой с повинной. Как вы знаете, в уголовном деле остался протокол явки с повинной, запятнанный кровью. А потом пропали тома уголовного дела, в одном из которых находилась явка с повинной. Так что теперь в деле имеется только копия явки с повинной, которую мой подзащитный собственноручно не писал. Он помнит после четырёх суток пыток, он действительно подписывал ряд каких – то документов, среди которых возможно был и протокол явки с повинной!
Оперативники, как я считаю, старались сделать все возможное, чтобы «заменить» документы. По документам, которые имеются в деле, с момента окончания допроса в Кировском до допроса в Уссурийске якобы прошло 1 час 20 минут. Но этого не может быть. За это время добраться до Уссурийска невозможно. А если учесть все необходимые следственные процедуры, так это становится вообще нереальной задачей.
По моему мнению, более всего, вызывает человеческое возмущение то факт, что с молчаливого согласия следователей, имеющим высокий государственный статус – следователей по особо важным делам – оперативники порой в их присутствии совершают должностные преступления, проводя оперативно – следственные мероприятий «недозволенными методами». Они делают этовопреки ст. 6 Конвенции по правам Человека, а иногда даже по вполне официальному отдельному поручению, с довольно таки двусмысленной формулировкой, например: «провести оперативно – розыскные мероприятия с Никитиным А.В., для установления истины по делу.
Показания под копирку
И вот в последних судебных процессах вели речь о протоколах очных ставок. Помимо того, что они оказались похожими на протокол допроса А. Никитина, под ответами обвиняемых в протоколах очных ставок отсутствовали подписи.
Прокурор возражал, говоря, что отсутствие подписей якобы не является нарушением (ст. 192 УПК информирует о другом – о том, что каждое лицо следственных действий должно подписать каждую страницу протокола и протокол в целом). Прокурор говорил, что применение одинаковых формулировок в протоколе допроса А. Никитина и в протоколе очной ставки якобы также не является нарушением, поскольку А. Никитин давал показания по поводу одних и тех же событий. По-моему, очень сомнительное утверждение прокурора.
– Очная ставка, – говорил прокурор, – является самостоятельным следственным действием. В ее проведении адвокат Николаев не участвовал.
Приступили к обсуждению ходатайства об исключении протоколов очных ставок.
– Прокурор говорит, что я давал показания, – возразил Алексей Никитин, – Я не согласен с тем, о чем говорит прокурор. Он хочет сказать, что я заучил протокол допроса наизусть и как стихотворение повторил? В данном протоколе одни и те же слова, одинаковые вопросы и даже ошибки одинаковые.
– Дважды представитель обвинения сослался на ч. 2 ст. 192 УПК, – сказала Нелли Анатольевна Рассказова, адвокат Алексея Никитина, – Он утверждает, что очная ставка самостоятельное следственное действие. Но как раз в силу выше указанной статьи очная ставка не является самостоятельным следственным действием. В обоих протоколах очных ставок первый вопрос звучит так: «Подтверждаете ли вы показания, данные вами ранее?» Эти показания, данные ранее, суд исключил из материалов уголовного дела. И значит, показания протокола очных ставок тоже должны быть исключены. Самое главное, данные показания мой подзащитный для всех участников очной ставки в устной форме не излагал. Они просто перенесены из протокола допроса в протокол очной ставки.
Суд постановил исключить протоколы очных ставок.
– Следователь не допросил участников очных ставок, – сказал судья Грищенко, – а скопировал показания из протоколов допроса А. Никитина. Это следует из текста протокола очной ставки. Данное обстоятельство подтверждается также замечаниями адвоката Рассказовой, которые исследовались в судебном процессе. Очные ставки не отвечают требованиям закона и подлежать исключению из числа доказательств.
От автора:
По заявлениям подозреваемых и обвиняемых о пытках в ОРЧ-4, прокуратура штампует отписки. В них написано, что якобы сведения не подтвердились, что нет причин для реагирования. В прокурату, УСБ и к уполномоченному по правам человека таких обращений приходит много.
Жалобщики прилагают к ним подтверждающие документы – справки о телесных повреждениях, говорят о наличии свидетелей. Разные люди, которые не знают друг друга, пишут об одних и тех же сотрудниках ОРЧ-4, пытавших их, об одних и тех же изощренных пытках и порой даже об одном и том же кабинете, который находится на девятом этаже ОРЧ-4, где подследственных и подозреваемых подвергают пыткам. Не является ли это подтверждением того, что пытки применяются? И когда наконец появятся причины для реагирования?
Может, только тогда, когда кущевский синдром охватит всю Россию?