Жуткая и шокирующая история недавно произошла со мной. Все началось, когда я была в отпуске. Некая девка Люда (может она, конечно, и не Люда) ходит по гостинкам Красного Знамени 133 (у нас там четыре дома — дробь один, дробь два, дробь три и дробь четыре, речь идет о Владивостоке), давит на жалость, просит деньги на билет в Лесозаводск. У меня, например, ноутбук свистнула. Полиция и моя соседка Катя, которая подарила Люде штаны, считают, что у наших соседей Люда усвистела много чего.
Дело было так. У нас четыре квартиры отгорожены тамбуром, который не закрывается. 27 ноября, где-то в половине одиннадцатого ко мне зашла соседка Катя за сигаретами, с ней была неизвестная мне девушка. Катя отправилась к себе, а девушка осталась в тамбуре, попросила сигареточку и телефон. Я ей дала.
Звонит. Ждет звонка. Звонит. Ждет звонка. Дело тянется долго. Кому-то из дружков, девчонка назвалась Милой. Я ее спросила, что случилось. Говорит, ей надо ехать в Лесозаводск, а друг, который обещал дать деньги на билет, типа, спит. Короче, динамит.
Мы познакомились, она назвалась Людой. Я спросила, чего она у Кати не осталась, Люда сказала, что соседка с молодым человеком. Что делать, пустила горемыку, пока она ни разберется с друганом, который деньги на билет обещал.
Вижу, дела совсем плохи, предложила ей, если совсем уж плохо, остаться на ночь, дала 500 рублей на проезд. Люда очень хотела попрощаться с каким-то знакомым, но у нее это не выходило, осталась на ночь.
Наутро «знакомый» ответил, она к нему убежала, потом зашла попрощаться со мной. Где-то в пять я заметила, что пропал ноутбук. Позвонила в полицию. Приехали очень быстро. И участковый, и оперативники — в общем, вся команда, вели себя просто идеально. Большие умнички, низкий поклон.
Вселили надежду, что вещь найдется. Выражали мнение, что таких, как Люда, не жалко, потому что они свинячат с людьми, которые им пытаются помочь. Люда с моего телефона сделала кучу звонков и написала кучу СМС, в полиции с этим делом сейчас работают.
В общем, когда я вышла из отпуска, мне позвонили из полиции, пообещали прислать фотографию Люды, заверили, что отослали, хотя фотка не дошла. Но у меня с почтой такое не в первый раз.
И еще предупредили, что мне будут звонить из органов, и чтобы я не реагировала.
Мне, действительно, позвонил Сан Саныч из следственного комитета Артема. Он пригласил меня для беседы по случаю, который прошел года четыре назад. А, если совсем честно, я и не помню, когда. Очень-очень давно.
Речь шла о разборках по поводу детей в одном из детских учреждений. Нам тогда поступил звонок от нашего местного корреспондента Лиры Ивлевой о том, что одна из девочек попыталась покончить с собой, что и как с этой девочкой, неизвестно. Можно что-то узнать у ее подружки, она находится в одном из детских учреждений Владивостока.
Петр Довганюк и я отправились в учреждение к девочке. Девочка подтвердила попытку самоубийства ее подружки и больше ничего такого не сказала. Довганюк почитал ей дурацкие стишки, мы оставили девочке контакты, рекомендовали обращаться, если будут обижать. Довганюк еще двинул какую-то дурацкую речь о заботе о детях персоналу учреждения, и мы уехали. Частичные записи разговоров есть.
Так вот, Артемовское следствие вызывает меня не в качестве свидетеля и не в качестве обвиняемой. Я в панике. Меня, во-первых, предупредили никуда не ехать, и предупредили из реальной полиции. Во-вторых, я с Довганюком в отвратительных отношениях и, время от времени свою ненависть к нему всячески выражаю.
Я звоню в Артемовское следствие, говорят, что Сан Саныч у них не работает. Через несколько минут по факсу в редакцию приходит повестка. Звонит Сан Саныч. Я его посылаю, потому что: «В артемовском следствие сказали, что вы у них не работаете».
Но, все-таки перезваниваю в Артемовское следствие вторично, и, оказывается, что работает. Повестка такого содержания: материал проверки по ст. 309 Уголовного кодекса (давление на свидетелей).
Звоню Довганюку, он говорит, что артемовские под него копают, так как он расследует дела, связанные с лицами из органов Артема.
Приезжаю к следователю. Нормальный человек, никакого триллера, как боялись мы в редакции, не началось. Расспрашивал о разговоре с девочкой, упоминали ли мы в разговоре что-то о следствии Артема. Упоминали. Ведь речь шла о преступлениях против детей, над которыми следствие тоже работает. Блин. Страшно!
Ирина Гребнева, наш редактор, думает, что дело пытаются раздуть. Александр Захаров, следователь, вел себя предельно корректно, но я не понимаю, почему прикопались к какому-то пустяковому разбирательству, которое было много лет назад.
Мы пытались понять, из-за чего детдомовская девочка пыталась покончить с собой, и где она сейчас. У меня разбирательств было... По три штуки на неделю, где-то начиная с 2007 года. И многими из них, кроме меня, занимались правоохранительные органы, либо суд. И в большей части те факты, которые удавалось отрыть мне, с официальной позицией не совпадали.
Почти всегда, слыша о вопиющих преступлениях, я реагировала эмоционально, могла, острыми словами обложить любой из органов власти. К сожалению, журналистские беседы иным способом не ведутся. Это что, запрет на профессию? Я напугана.
Само по себе странно, что у меня воруют ноутбук, потом меня предупреждают, что будет какой-то звонок из органов, потом начинают копать под человека, к которому у меня откровенная антипатия, и я эту антипатию постоянно выражаю, причем копать в отношении одного из фонарных разбирательств, в котором и я, и Довганюк, оказались случайными людьми — просто во Владивостоке не было тех, кто вел эту тему в тот момент.
Хотя следователь Артема и заверял, что к ноутбуку отношения не имеет, я думаю, эти дела связаны, и последствия еще будут...