Михаила Косенко 8 октября суд признал подлежащим бессрочному принудительному содержанию в психбольнице — на основании заключения экспертов. И в этот же день лоялистская газета «Известия» публикует интервью с известным психиатром, который называет эту экспертизу несостоятельной.
Год назад мы с изумлением читали в экспертном заключении по делу Pussy Riot о постановлениях Трулльского собора. Впечатление полного безумия этой экспертизы охватывало тогда не только атеистов, но и православных. Иронизировали. Но суд принял эту экспертизу. И вынес приговор.
Опыт существования человека в условиях двоемыслия, который нам известен по временам идеологического диктата государства, либо оказался неполон, либо не понят нами. Мы можем продолжать писать о жертве произвола, устраивать акции протеста, подписывать письма. Отчаянием или сарказмом заполнены не только новые публичные пространства сетей, но и колонки публицистов в традиционных медиа. Каждое следующее событие воспринимается как апофеоз жесткости и идиотизма. «Вчера такое было еще невозможно».
Но при вопросе: когда же это «невозможное» началось — вдруг вспоминаешь второй процесс Ходорковского. Все лето 2010 года можно было свободно ходить на судебные заседания. И многие ходили. Казалось, что дело разваливается в суде. И в то же время все понимали, что приговор будет обвинительным и суровым.
«Лучшие люди страны» писали тексты о несправедливости, об абсурде. Некоторые писали самому Ходорковскому, публиковали эту переписку. Все это, если вспомнить, происходило еще во времена «либерального президентства» Дмитрия Медведева. Когда — для примера — блогер Рустем Агадамов еще входил в президентский журналистский пул, а не бежал в Прагу из-за заведенного против него абсурдного дела.
А ведь ровно за год до этого, летом 2009-го, движение «Наши» пикетировало квартиру Александра Подрабинека. И требовало, чтобы он извинился перед «ветераном Долгих», которого он якобы оскорбил своей колонкой о шашлычной «Антисоветская»…
И так далее. Причем сейчас кажется, что «тогда» все было более безобидно. И некоторые усматривают разницу между «постмодернистской» политикой Кремля при Суркове и нынешней реальной реакцией на третьем сроке Путина. Но в чем эта разница и есть ли она? Уходя мысленно назад, мы не можем найти даты или события, с которых началось это новое постсоветское двоемыслие.
Формируются две партии. Но не те две партии, о которых издревле тут мечтают политические конструкторы («давайте сделаем, как в США, чтобы были республиканцы и демократы»). Вокруг любого события мы слышим голоса. Одни — голоса изумления, оторопи, «как же так можно?» Другие — голоса утрированной жестокости, торжествующего насилия. Вчера — «при Суркове» — эти последние казались какой-то специальной, почти театральной постановкой, своего рода клубными дебатами. В прошлом сезоне одни называли других «нерукопожатными» и «гопниками». Сурковские балаболы дразнились «окуджавой», в ответ им писали, что они «ликующая гопота». Но гопота эта казалась выведенной в специальной пробирке, и мало кто верил, что условная «потупчик» — это нечто реальное в политическом смысле. Считалось, что люди такими быть не могут.
Сейчас, к концу 2013 года, обнаружились масштабные результаты сурковского эксперимента на людях: искусственно выведенный франкенштейн широко пошел в люди. Путин сам стал «Сурковым» и теперь в ответ на вопрос: «А зачем власти это делают?» — все чаще можно услышать: «Путин троллит».
Слово «троллинг» из словаря подростков-блогеров в течение одного года быстро вошло во всеобщий бытовой и политический словарь. Абсурд достигает такого высокого градуса, что сознание в ответ на него находит только абсурдистский же ответ: «Власть дразнит». У нее нет никакой иной цели, кроме как вызвать бессильную реакцию общества и наслаждаться зрелищем беспомощности.
Поэт Ольга Седакова пишет о том, что ошиблась: она думала, что обществу угрожает посредственность и пошлость, а их легко опознать по советскому прошлому. Но теперь она считает, что мы столкнулись с чем-то новым, ранее не бывалым. В другой среде вспоминают Михаила Гефтера, который в начале 90-х пессимистически предрекал: власть в России не выйдет за пределы сталинизма как «технологии управления». Даже если эта власть уже и не советская. И даже декларативно либеральная, подчеркивающая не свою отдельность от всего мира, а наоборот, приверженность политическому универсализму. В третьей среде — среди христиан — в эти дни вспоминают реакцию русской философии на победу большевиков в 1917 году. Ведь перед лицом абсурда и невозможности объяснить логику власти усиливается ощущение, что борьбу уже ведут не либеральная и консервативная партии, а какие-то метафизические силы. Буквально дьявол. Ну не Путин же ставит антропологический эксперимент над целой нацией?!
Нас ждет в 2014 году удивительное событие — российские власти решили бурно праздновать столетний юбилей Первой мировой войны. Вероятно, снимут патриотическое кино по заказу Мединского. Восславят силу русского оружия и высоту духа. И все это будет проходить на фоне событий, мучительно напоминающих приближение русской катастрофы начала ХХ века. Вновь это удивительное совмещение несовместимого, вызывающее жесткий когнитивный диссонанс: стабильная экономика с падающими «Протонами», архитектурный и урбанистический бум с чудовищным государственным воровством.
Восторг искреннего лоялизма и многоголосый вопль о безнаказанности фаворитов — а он звучит даже и со страниц правительственных газет. Отец всякой лжи и враг рода человеческого снова расселся в центре русской истории и дразнит слабые души. Искушает? Испытывает? Глумится? Троллит. Погружает во тьму. Хохочет над Михаилом Косенко. И пишет в комментах: «Психи должны сидеть в дурдоме. Правильно суд решил!»