Пока я пишу эти строки, за окном грохочут речи из динамика, уже второй час. Это в школе напротив идет репетиция Первого сентября.
Сценарий радости утвержден и спущен из гороно, и десятеро несчастных половозрелых митрофанушек, вместо того чтобы догуливать последние теплые деньки на свободе, под командованием руководящей тетеньки, по бумажке, «с выражением», читают приветствия учителям (то есть ей же самой).
Потом начинается чистый Дынин-Евстигнеев из фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»: аплодируем… аплодируем… кончили аплодировать!
Потом тетенька начинает мучить маленьких. «Мы шагаем дружно, нам учиться нужно». И особо тоскливым голосом: «В этот день, такой веселый…»
Рифма — «в школу», как вы догадались.
Веселья там, как в СИЗО.
Потом квартал начинает сотрясать гимн — это они репетируют, как будут стоять. «Славься, Отечество наше свободное…»
Свободное, щас!
Показуха, пережившая вместе с гимном смены официальных идеологий; показуха форэвер…
Боже мой, неужели нельзя просто встретиться первого сентября, сказать друг другу «доброе утро»; сказать детям «как мы рады вас видеть» (ну, если рады).
Сказать: «как вы выросли», «какие вы славные» (ну, если славные).
Нельзя.
«На линейку, посвященную празднику знаний!..»
Мертвечина, мертвечина форэвер.
«Россия — страна казенная» (Чехов).
Через неделю после первого сентября в этой школе будут фальсифицировать выборы. Вот эта же самая руководящая тетенька, скорее всего, и обеспечит продолжение мертвечины.