Самая модная тема интеллектуальных спекуляций — осторожные призывы воздержаться в России от всякой политики и от любых перемен. Потому что смотрите, что происходит в Египте...
Я не был в Египте никогда, хотя не теряю надежды, но в России прожил 45 лет, и как-то у меня не было оснований для подобных аналогий, проводимых сейчас не только противниками перемен, но и умеренными прогрессистами. Еще раньше меня смущали сравнения с Ливией, которые хоть и перепугали российскую власть (как перепугали европейские пертурбации 1848 года Николая I), но есть же определенная разница между уровнем, в конце концов!
Все-таки Россия не Ливия и не Египет, о чем хочется напомнить всем опасливым противникам демократии.
Разумеется, правы и те, кто, подобно Максиму Кантору, утверждает, что американские стандарты демократии не подходят, да и не нужны в слаборазвитых обществах вроде египетского — там надо всех сначала накормить и выучить, а потом уж заботиться о правах человека.
Окончание на стр.2
Окончание. Начало на стр.1
Но надеяться на то, что накормить и выучить удастся авторитарному режиму, тоже странно, поскольку это и в России не удалось.
Сытость и грамотность населения никак не относятся к первоочередным установкам авторитарного режима, для которого чем глупее и злее, тем лучше. Вера в то, что воду в бассейн надо подавать только тогда, когда народ поголовно выучился плавать, трогательна, но непозволительно наивна.
Очень возможно, что смена власти в России приведет к долгому периоду нестабильности, как это уже было в семнадцатом, но чем дольше оттягивать эту смену, тем больше вероятность именно такого сценария.
Аналогии между теми, кто собрался на площади Тахрир, и теми, кто собирался на киевской площади Независимости, а отчасти и теми, кто выходил на Болотную, внешне выглядят вполне оправданными, поскольку выход политики на площади во всех этих случаях становится следствием ее ухода из государственной жизни: вместо политики у нас в последние три года была подковерная грызня и отсечение большей части населения от достоверной информации, не говоря уж о прозрачных выборах.
Однако оправдывать существующее положение дел и желать его максимальной пролонгации по принципу «слава богу, не Тахрир» — тактика довольно гнусная, не говоря уж о полной ее самоубийственности.
Существует традиционный русский дискурс: нам демократия не годится, потому что мы любим палку и с нами иначе нельзя; именно эта любовь к палке делает нас последним оплотом духовности в мире; интеллигенция должна благословлять власть уже за то, что она защищает нас от ненавидящего нас народа. Этот дискурс по-прежнему востребован, хотя уже не столь популярен, но сегодня уже не так легко объяснить населению, что любое движение в сторону демократии автоматически ведет нас к погромам и воровству. Это трудно сделать прежде всего потому, что погромы и воровство у нас наблюдаются как раз в силу полного отсутствия демократии, и чем дальше — тем погромней и вороватей.
Положим, до массовых столкновений еще не дошло, Египет в этом смысле остается годной пугалкой, но запущенные межнациональные и мигрантские проблемы уже привели к Сагре и Пугачеву, а на фоне масштабного воровства, неизбежного, когда никто не чувствует страну своей, «кровавые девяностые» выглядят сегодня детскими играми. Просыпаться каждое утро весьма рискованно — можно выйти на улицу, а там машины, дождь и злые дядьки; однако спать беспробудно, не занимаясь ни заработком, ни личной гигиеной, ничуть не менее опасно.
На улице есть шанс уцелеть, если сознательно не лезть на рожон, а во сне это куда проблематичней.
Бессмысленно объяснять нашим тахрирофобам, что в России нет «Братьев-мусульман» (хотя некий аналог их непременно появится, если и дальше заигрывать с изоляционизмом и национализмом); что уровень образования выше, чем на Арабском Востоке, а темперамент умеренней; что в нашей истории есть кое-что, кроме многочисленных пирамид, и эта история доказывает замечательную способность народа к творческому взлету, чуть он почувствует первые признаки свободы.
Больших смут в нашей истории всего две — 1605—1613-й да 1917—1922-й, — а великих преобразований, революционных и оттепельных, куда больше.
Главное же — даже страх оскорбить великий Египет и дружественную Украину не остановит меня от этой констатации — состоит в том, что превращение Египта и Украины в затхловатую мировую провинцию не стало бы роковым для человеческой цивилизации в целом. А вот когда Россия превращается во что-то подобное, это слишком масштабная катастрофа, чтобы после этого весь организм человечества мог функционировать нормально.
Так что у Египта и Украины был выбор — добыть себе свободу либо продолжать существовать в прежнем формате, превращаясь в придаток к пирамидам или в иллюстрацию к Гоголю. У нас этого выбора нет, вот и вся разница.
