Мы все попутчики в Ростов… П.А. Вяземский.
Не спешите проститься с Мадуро: он не ангел, не воин Христов, не такая простая натура, чтоб бежать от Гуайдо в Ростов, да и кто он такое, Гуайдо? Что за властию он облечен, повторяя «адьос», да «гудбай», да «Твой кровавый режим обречен»? Обречен, признаем без нажимов, но на взгляд беспристрастных очей — тут полно обреченных режимов, и они, если честно, прочней.
Пусть он трижды бесчестен и злобен — но любой обреченный режим исключительно жизнеспособен, потому что грозим, а дрожим!
Для всемирно прославленных пугал, обреченных, но рвущихся в бой, положение «загнанный в угол» разрешает поступок любой.
Тут уже отовсюду надуло — о другом не кричат ни о чем: что же вкладывать деньги в Мадуро, понимая, что он обречен? Не ошибся пророческий Сечин, допустивший в былые года, что Мадуро практически вечен. Был бы он человечен — тогда… Он не клонится, он не сдается, он услышал российский призыв, все равно еще шанс остается, что уйдут с площадей, побузив…
Поспешу огорчить огорченных: обреченность — заслуга вождя. Надо вкладывать лишь в обреченных — остальным благодарность чужда. Увлекаясь, добавлю: а чо, на? Вы прислушайтесь к вещим словам: есть защитник у всех обреченных, и не тот, что подумался вам, местный вождь, удалая натура, кавер-версия большевика, что послал на защиту Мадуро потайную свою ЧВК… (Так же спасся недавно и Асад, что давно обречен, по уму: раз Мадуро теперь гондурасят — мы готовы помочь и ему).
Но учтите — у всех обреченных, практикующих разную жесть и публично не раз уличенных, — покровитель влиятельней есть. Покровитель могучий, подземный, предводитель всемирной фигни, облый, злобный, ревущий, стозевный, обреченный давно, как они, с первых дней, с сотворения мира, безнадежно взирающий вверх, мести жаждущий с самого мига, как Господь его с неба низверг. С той поры пресмыкается серпент, совратителен, зол, ядовит, — но зачем-то Господь его терпит? Даже изредка с ним говорит? Он бессмертен. Его не карает ни подземное пламя, ни лед. Все мы знаем, что он проиграет — и опять ничего не поймет, ибо правда не учит ученых. Он останется — едкий, как дым, — покровителем всех обреченных, обреченным, но вечно живым. И губа у Мадуро не дура, наших лидеров он не тупей: после смерти ославят Мадуро, но при жизни он будет о’кей.
Вообще, не ища облегченных, проторенных, понятных дорог, — мы живем под пятой обреченных. Это прямо врожденный порок. Кто поправит народ увлеченный? Путь падения необратим. Там же прямо на лбу: обреченный! А они восклицают: хотим! Для какой это, господи, пользы, чем он так привлекает умы? Для того чтоб топтать его после, повторяя «Виновны не мы»? Так и будет народ облегченный повторять это в сотне постов, поглядев, как вожак уличенный улетит… неужели в Ростов?
Мне не хочется формул точеных, я сторонник простого письма. Наша цель — пережить обреченных. Это будет непросто весьма.
Обреченные страшно живучи в обаянье своей простоты, как живучи зловонные кучи, а не хрупкие, скажем, цветы. Но, добыв независимость с бою, признаю я одну благодать: надо дать им покончить с собою.
А со мною покончить не дать.
Дмитрий Быков.
Новая газета.
Рисунок Cartoonmovement.com