Продолжение. Начало в АрсВест N 35.
КОРАБЛЬ-«ЗЕКОВОЗ» НЕ ПОДТВЕРДИЛСЯ
На фоне происходивших в стране процессов, невольно должен возникнуть вопрос: были ли в составе экспедиции люди, так или иначе затронутые политическими репрессиями? Этот вопрос стал особенно актуален в связи с возникновением истории злополучной «Пижмы», которой не было, но, предполагая хотя бы минимальную добросовестность мифотворцев, могли же быть заключённые и на самом «Челюскине», например – строители.
Как раз в это время ГУЛАГ стал расползаться по стране, прежде всего – по её северным окраинам, и если была Вайгачская экспедиция ОГПУ (Вайгачлаг), то почему не предположить, что начинался и Врангельлаг? Должен признаться, что на первых этапах розысков были основания думать, что так оно и есть, и «Челюскин» стал очередным кораблём-«зековозом». Однако, к счастью, эта версия не получила дальнейшего развития.
Все приводимые ниже сведения излагаются по материалам архивов ФСБ и МВД, полученным НИПЦ «Мемориал».
К моменту отплытия на борту «Челюскина» было три человека, в разной степени, затронутые развёртывающимися политическими репрессиями. Хорошо известный, доживший почти до наших дней, инженер Ибраим Гафурович Факидов происходил из зажиточной крымско-татарской семьи из Алушты. Он рано лишился отца, свои детские годы он провел под надзором старшего (на 6 лет) брата Ибриша. В январе 1929 года Ибриш Гафур Факидов арестован и по трём пунктам 58-й статьи приговорён к высылке в Сибирь сроком на три года. Но освободился из мест лишения свободы только в мае 1958 (!) года.
Челюскинца же Факидова, ставшего «оборонным физиком», трагический для крымских татар 1944 год застал в Свердловске, и его, одного из немногих представителей этого народа, не коснулась депортация и последующая трагическая судьба.
ТАИНСТВЕННЫЙ И ПРИВИЛЕГИРОВАННЫЙ БОБРОВ
Фамилия заместителя Шмидта по политчасти, Алексея Николаевича Боброва, значит – первого заместителя, появилась в последние дни перед отплытием.
В 19-летнем возрасте, в 1905 году в Нижнем Новгороде Бобров вступает в РСДРП(б), состоит в подпольной военной организации (значит – участвует в «эксах», сейчас бы его назвали «террористом»). 5 января 1931 года А.Н. Бобров был арестован ОГПУ «по обвинению в совершении преступления, предусмотренного пунктом 13 статьи 58 УК», а через месяц по тому же обвинению арестована и его жена Елизавета Ивановна.
Детали обвинения, несмотря на нашу просьбу, ФСБ не сообщила. Однако решением коллегии ОГПУ после 10-месячного заключения освобождена Елизавета Ивановна, а еще через три с половиной месяца и сам Алексей Николаевич. Обоснования освобождения в архивной справке ФСБ не приводится.
Через год с небольшим несостоявшийся «враг народа» назначается в очень важную, пропагандистски ориентированную экспедицию комиссаром. И вот на первом заседании партячейки после гибели корабля О.Ю. Шмидт «с большой гордостью отмечает величайшую организованность, дисциплину, выдержку и мужество, проявленные всем челюскинским коллективом в момент катастрофы. Очень разнородный по своему составу коллектив челюскинцев тем не менее показал себя единым и сплочённым в ответственейший момент экспедиции. Эти блестящие качества челюскинского коллектива в целом – результат семимесячной политической работы... Много сил отдал этой работе А.Н. Бобров», – то есть начальник экспедиции в духе и на языке времени отдаёт положенную дань своему комиссару, а комиссар потом поделился опытом в статье «Воспитание боевого коллектива».
Между тем в Москве что-то происходило. В деле № 650 фонда Главсевморпути в РГАЭ обнаружилась датированная 24 января 1934 года радиограмма, резко отличающаяся по адресату и содержанию от остальных: «Москва Кремль Михаилу Ивановичу Калинину/ Взволнован сообщением из дома тчк Не рецидив ли болезни 1930 года Убедительно прошу выяснить зпт телеграфировать п/х Челюскин Бобров». На бланке телеграммы надпись чернилами, без подписи: «Семья с телеграммой ознакомлена 26.I.34 г. Ответ послан, согласован с семьёй».
Совершенно очевидно, что к председателю ЦИКа его старый партийный товарищ обращается не по медицинскому вопросу, речь явно идет о каких-то прежних делах, окончившихся тогда арестом Алексея Николаевича. Каким образом дошли известия о неприятностях до Боброва, – непонятно, но телеграмму Калинину Кренкель от второго человека в экспедиции вынужден был принять.
27 января на «Челюскин» поступает ответная радиограмма: «Семья крайне удивлена телеграммой на имя Калинина тчк Дома все здоровы шлют привет тчк (и почти умоляюще – авт.) Дальнейшем радируйте через наши рации тчк Главсевморпуть Фёдоров».
Тут открываются большие просторы для фантазии, например, о том, в частности, сколько было радиостанций на «Челюскине», не было ли кроме судовой и предназначенной для зимовки, ещё одной, своеобразной «вертушки».
Обнаружился и ещё один любопытный документ. Это подписанное секретарем начальника Главсевморпути Мухановым (он, кстати, покинул «Челюскин» у острова Колючин) удостоверение: «Выдано Главным Управлением Северного морского пути при СНК СССР т. Бобровой Е.И. в том, что она действительно является женой Заместителя Начальника Экспедиции п/х «Челюскин» А.Н. Боброва и направляется из Москвы во Владивосток для встречи мужа. Просьба ко всем партийным, профессиональным и общественным организациям оказывать т. Бобровой всяческое содействие».
Такой привилегии была удостоена лишь семья Бобровых, во всяком случае, других подобных документов не обнаружено.
ОРДЕНОНОСНЫЙ ВРАГ НАРОДА ДМИТРИЙ БЕРЕЗИН
Фантастична судьба ещё одного челюскинца, печника из бригады строителей, Дмитрия Ильича Березина. На борт «Челюскина» он поднялся осуждённым на 10 лет заключения с конфискацией имущества по обвинению в преступлениях, предусмотренных пунктом 7 статьи 58-й УК – в чекистском просторечии – «вредительство».
В октябре 1932-го Дмитрий Березин, более двух лет (1918-1920) провоевавший в Красной Армии, числился крестьянином-единоличником.
Он, неимоверным трудом кормившийся с семьей от нескольких десятин бедной, очищенной от мокрых лесов земли, как мог сопротивлялся вступлению в колхоз, крестьянским чутьём чувствуя, что ничего хорошего это не принесёт. ОГПУ 24 октября в затерянной в лесах деревеньке Гусево арестовывает Дмитрия Березина и предъявляет ему обвинение в том, что «он состоял в контрреволюционной группировке, которая систематически вела разлагательную работу в колхозе, агитировала против проводимых мероприятий… сорвала весенний сев… организованно расхитили колхозную рожь» (стиль документа – авт.).
В конце ноября 1932 года Березин с «подельниками» привезен в Ленинград, где он… бежит из-под стражи и 3 декабря объявлен в розыск. Через 20 дней тройка ОГПУ рассматривает дело Березина и принимает упомянутое решение.
Статья 82 УК («Побег арестованного из-под стражи») в приговоре не фигурирует, и можно подумать, что арестованный ждёт своей участи в «Крестах» или на Литейном проспекте, где недавно разместилось Ленинградское ГПУ. Он, однако, на свободе, возможно, с опушки леса наблюдает, как местные милиционеры в северную российскую зиму оставляют в пустой избе и с пустыми хлевами его жену Устинью с четырьмя сыновьями на руках, старшему из которых – двенадцать, а младший – десятимесячный сосунок.
Паспортов у крестьян тогда не было, и Дмитрию Ильичу удалось, наверное, с помощью односельчан и родственников «выправить» какую-то справку и вместе с 20-летним братом Михаилом, тоже печником, завербоваться, как тогда говорили, «на Север» и так оказаться на «Челюскине». Братья рассчитывали подзаработать на восстановление разорённого хозяйства, а Дмитрий – отсидеться подальше от оперов ГПУ – авось, забудут.
В одном из архивных дел экспедиции хранится «Список рабочих и ИТР, находящихся на пароходе «Челюскин», семьям которых полагается красноармейский паёк». Список составлен 2 октября 1933 года, когда «Челюскин» стоял у острова Колючин. В списке и неженатый Михаил, и отец четырёх детей Дмитрий указывают, что иждивенцев они не имеют, а в графе «Адрес иждивенцев», естественно, прочерк. Осторожность явно не лишняя, хотя паёк голодающей семье Дмитрия не помешал бы, но тут бы и выяснилось, что он – «государственный преступник».
В остальном же Дмитрий Березин вёл себя в плавании и дрейфе весьма активно. Бригаду строителей решено было «образовать» (в ней были даже неграмотные), и комиссар экспедиции Бобров отмечает: «Особенно выделялся в учёбе и работе печник Дмитрий Ильич Березин. Начал он обучаться с азов, но в скором времени перегнал своих товарищей.
Березин заинтересовался литературной деятельностью и часто обращался к нашим писателям и журналистам за указаниями, как описывать события. На льдине его дневник случайно попал к Баевскому, и он поместил в нашей стенгазете ряд очерков Дмитрия Ильича, написанных очень живо, красочно и интересно. Дмитрий Березин был активным сторонником похода к материку, но подчинился решению начальства ждать самолёты.
Имя объявленного в розыск противника линии партии на селе появилось в газетах и в передачах радио вместе с именами других челюскинцев не позже декабря 1933 года. Видимо, оперативники ОГПУ не сразу связали это имя с именем беглого арестанта, а, связав, долго ничего не предпринимали, очевидно, надеясь, что «само рассосётся». Не рассосалось, и 9 июня 1934 года, когда поезд с челюскинцами уже ехал с торжеством по стране, Новгородский оперсектор ОГПУ посылает в Москву извещение о том, что Д.И. Березин ещё 17 месяцев назад объявлен в розыск.
Задача перед чекистами стояла непростая: арестовывать беглеца или нет? Если арестовывать, то где? Не на Красной же площади, из рук «всесоюзного старосты»? А прекратить дело – значит признать, что враг народа и народный герой – одно и то же? Никаких документов о прекращении уголовного дела, об отмене решения тройки в архивном деле Д.И. Березина в Новгородском УФСБ нет: сразу за «извещением» 1934 года подшито «заключение прокуратуры Новгородской области от 10 октября 1989 года о реабилитации Березина Д.И.».
Отрывок из дневника Дмитрия Ильича был опубликован в 1-м томе «Похода “Челюскина”». Крестьянски предприимчивые братья Березины, внезапно превратившиеся из беглого арестанта и его пособника в редких для тех времён орденоносцев, где-то по дороге из Ванкарема в Москву с кем-то очень влиятельным поговорили о том, что хотят изменить свою жизнь – Дмитрия Ильича высоко ценили и комиссар экспедиции Бобров, и заместитель её начальника Баевский.
Результатом стало то, что уже в июне 1934 года жители захолустной новгородской деревеньки указывают свои новые домашние адреса – ленинградские, и служебный – ул. Халтурина, 15, т.е. адрес Ленинградского Управления ГУСМП. НКВД, видимо, решило забыть о Березиных накрепко – их минует и «кировская чистка» Ленинграда 1935-го года, и повальные ленинградские аресты 1937-1938 годов.
Как видно, состав экспедиции на «Челюскине» был слепком с тогдашнего советского общества, так как в то время у любого жителя СССР кто-то из знакомых и родственников или уже «отсидел», либо ещё «сидел», либо, как будет видно дальше, – «ещё сядет».
Юрий Трифонов-Репин,
ППРГО Росс. Мемориал.
Фото Infourok.ru
Продолжение следует.