В понедельник, 4 декабря, Мосгорсуд будет рассматривать апелляционную жалобу фигурантов «театрального дела»: художественного руководителя «Гоголь-центра» Кирилла Серебренникова, экс-продюсера «Гоголь-центра» Алексея Малобродского, экс-директора «Гоголь-центра» Юрия Итина.
Алексей Малобродский уже более шести месяцев находится в СИЗО. Он – единственный из фигурантов, оказавшийся за решеткой. Мы публикуем его заметки из заключения, которые он прислал по почте своей жене Татьяне Лукьяновой. Эти письма также были опубликованы в 31 номере журнала «Театр».
ЗАМЕТКИ ИЗ СИЗО
Мое приключение обязывает понять что-то в себе и в жизни. Не знаю, способен ли я. Уж очень экзотическое, очень оглушительное это приключение. Я помещен в новую систему координат, непривычную для сознания, «воспитанного в парадигме формальной логики и уважения к здравому смыслу». Поэтому трудно. Пробую для начала корректно формулировать вопросы.
Поскольку общаюсь со следователями и прочими «правоохранителями», вопросы стилизуются соответственно:
Кому это нужно?
Кто есть конечная цель?
При чем тут я? (Скучно быть простым заложником, но других версий нет).
Кто так бездарно и грубо плетет сюжет, игнорируя факты, необходимость каких-либо формальных обоснований и доказательств?
И, наконец, зачем это всё?
Это серьезный вопрос. Он, можно сказать, об отношениях с мирозданием. Однако для складывающегося формата и моих сегодняшних возможностей вопрос этот слишком сложен. Пока.
Пока я готов поговорить о словах.
Слова очень по-разному понимают в мире, который я считаю нормальным, и в параллельном мире, принимающем за средоточие нормальности себя.
Вот, скажем, мы говорим о формальных основаниях. И слово «формальный» я употребляю в значении «соответствующий определенной форме». Например, формальный договор, в отличие от неформального, устного, соответствует требованиям делопроизводства, ему приданы определенные реквизиты, он должным образом подписан, заверен и зарегистрирован.
А следователь убежден, что «формальный» означает ложный, фиктивный, созданный для прикрытия истинных (разумеется, преступных) намерений.
Дискуссии о родной речи я вынужден вести постоянно. Часы ушли на разъяснение смысла слов «правильный» и «правдивый». Следователь знал и употреблял только одно из этих слов – «правильный». И каждый раз удивлялся и морщился, когда я настаивал на том, что правильный в его понимании и объективно правдивый – не одно и то же.
В речи насельников нашего дома отдыха строгого режима тоже много выразительных особенностей. И не только в части жаргона. Люди – а этим емким словом в его здешнем узком применении обозначается не вся совокупность человеческого рода, а исключительно его сидящая часть – так вот, люди почему-то чаще всего ездят (а точнее и более смачно – катаются) не В тюрьму, а НА тюрьму. Эти нюансы быстро усваиваются, прилипают к языку и используются почти всеми, кроме некоторых диковинных для этих мест людей, с которыми повезло здесь повстречаться. Вероятно, в порядке реализации обязательной компенсаторной функции. Каждый из этих людей заслуживает отдельной повести. Этим замечанием я как бы делаю себе «зарубку на будущее» – возможно, когда-нибудь расскажу.
А вот прелестный и абсолютно документальный диалог «Об авторском праве и уставной деятельности»:
– «Седьмая студия» имеет авторские права на пьесу «Сон в летнюю ночь»?
– Авторское право распространяется на произведения, авторы которых живы или умерли менее чем за 70 лет до исполнения произведения на сцене.
– Ну так есть права или нет?
– «Сон в летнюю ночь» написал Шекспир.
– Ну. А права-то есть?
– Шекспир умер в XVII веке.
– Так есть права?
– Со времени смерти Шекспира прошло больше 70 лет. Он умер раньше. Следовательно, права автора или его наследников законом не охраняются.
– А тогда почему вы эту пьесу поставили в «Седьмой студии»?
– ?!
– Какая у вас основная деятельность по уставу?
– Дословно не помню. Производство и прокат спектаклей, концертных программ и других произведений современного исполнительского искусства и мультимедиа.
– (торжествующе) Нет! Ваша основная цель – пропаганда современного искусства! Вы вообще не должны были эту пьесу ставить!
– ?!
– Ну она же не современная!
– Видите ли, в нашем случае произведением является не сама пьеса, а спектакль, созданный на ее основе. Современными являются трактовка, сценический язык, актерская техника, сценография. Кстати, была заказана молодому драматургу оригинальная редакция пьесы, и права на нее принадлежат «Седьмой студии»... Я могу что-то еще пояснить?
– Знаете, мы так совсем запутаемся. Вы лучше расскажите, зачем вам рояль понадобился.
– Главным образом, чтобы музыку исполнять.
– А купили зачем?
– Вот как раз за этим. Исполнять. Музыку. Это одно из направлений направлений работы «Седьмой студии». По уставу. Вот и купили.
– За пять миллионов?
– За пять.
– Права не имели.
– Ну почему же? Гражданский кодекс не против, допускает.
– Пять миллионов?
– Да. Пять.
– А на самом деле?
– То есть?!
– Сколько этА рояль стоит на самом деле?
– Этот на самом деле дороже. Мы договорились с поставщиком о хорошей скидке и рассрочке.
– Да?
– Да.
– Зачем рояль за пять миллионов?
– Это хороший рояль.
– Зачем?
– Мы заказывали сочинение музыки талантливым композиторам. И исполнители были выдающиеся. Очень требовательные к звуку. В конце концов, качество звучания – это и уважение к публике. Поэтому был необходим хороший и, следовательно, относительно дорогой рояль. Специалисты вам скажут, что для хорошего инструмента это небольшая цена.
– Надо было в аренду брать!.. В аренду сколько стоит?
– Такого класса инструмент, я думаю, тысяч пятьдесят в день. Два дня публичных показов плюс один репетиционный день. Стоимость перевозки, такелажа, настройки будем игнорировать в целях научной абстракции. В общем, сильно занижая, сто тысяч рублей.
– Вот! Сравните!
– Что с чем сравнить?
– Аренду и покупку. Сто тысяч и пять миллионов.
– Хорошо. Давайте. За три года и три месяца планировалось примерно 130 мероприятий с использованием рояля. 130х100 тысяч рублей – это тринадцать миллионов в качестве платы за аренду чужого инструмента. С другой стороны – пять миллионов за рояль в собственности. И срок его службы гораздо более трех лет и трех месяцев. Согласитесь, это рачительное отношение к деньгам.
– Государственные деньги нужно расходовать не рачительно, а правильно. Правильно брать в аренду.
– Но за рояль предполагалось платить не государственными, а собственными средствами организации.
– Вы меня опять запутываете. Не имели права! Понятно?
– Нет.
Алексей МАЛОБРОДСКИЙ, фото: openrussia.org