В день гибели журналиста Анны Политковской 7 октября, в Санкт-Петербурге у Соловецкого камня собираюся ее друзья, члены общества «Мемориал», бывшие политзаключенные.
Камень привезен с территории Соловецкого лагеря и установлен на Троицкой площади в 2002 году, на нем выбиты слова «Узникам ГУЛАГа».
В 2017 году администрация Петроградского района впервые за 11 лет отказалась согласовать митинг памяти Политковской под предлогом того, что на всей территории – и у камня, и рядом, будет с 12 до 20 проходить мероприятие «Будущее за нами». Благодаря вмешательству уполномоченного по правам человека в Санкт-Петербурге акцию удалось согласовать.
Среди тех, кто выступил на митинге, был Борис Миркин, бывший политзаключенный, наказанный лагерным сроком за антисоветскую агитацию, за три стихотворения.
Мы записали беседу с Борисом Миркиным и предлагаем ее читателям.
Я работал тогда в военно-медицинской академии 15 лет, туда стали привозить ребят из Афганистрана. Когда я увидел этих людей – без рук, без ног, мне стало просто страшно, они стали мне сниться по ночам. И тогда я нашел отдушину, написал несколько стихотворений с одним вопросом – зачем? В 1979 году мы вступили в войну, а в январе 1980 года у меня было написано стихотворение:
«Путь на юг»
Опять я слышу грохот барабанный,
Призывный звук трубы, зовущей в мир иной,
Раздавлен и разбит путь старый караванный,
Колесами машин и танковой броней.
В стремительный набег, как времена былые,
Вломились мы сюда без спроса, как враги,
Народу той земли ненужные, чужие,
Презрев законы их, жестоки и строги.
Зачем нужны, ответь, здесь, на седом Востоке,
Иллюзий и надежд и сказки чуждых стран,
У них свои дела и боги и пророки,
Зачем нам лезть туда, где царствует Коран?
Зачем везут в Афганские долины
Из муромских лесов и пензенских степей
Из шумных городов, в теплушках грязных, длинных,
Как стадо на убой дивизию парней.
Когда-нибудь все матери убитых
Всех искалеченных предъявят грозный счет,
И эту власть людей бессовестных и сытых
Преступной сворой назовет народ.
Ужель не доживу до той счастливой доли?
Иль может быть сойду в могильный черный мрак?
Но знаю я одно, что не видать нам воли
Пока сидит на золотом престоле
Большой мошенник и пустой дурак.
Написал несколько стихотворений, на третьем меня арестовали. Продал меня мой, так называемый, друг. Напечатаны стихотворения были в одном экземпляре, лежали в папке, я показал несколько стихотворений своему приятелю, он под честное слово взял эту папку и пошел с ней в КГБ. И стал доктором наук после этого. А меня – в зону. Полгода я здесь просидел и три года там, в пермских лагерях. 70-я статья, антисоветская агитация и пропаганда.
Я закончил Химфарм, работал в лаборатории 15 лет, а после лагеря меня никуда не брали на работу, полгода не было прописки и я пришел в КГБ, говорю – так и так, нужна прописка.
– А мы, говорят, пропиской не занимаемся.
Я говорю:
– Я знаю, что вы посадкой занимаетесь, но моей матери 84 года, надо ее кормить, а меня не прописывают.
– Так с такой статьей не прописывают!
– Я понимаю, но постарайтесь прописать, потому что мне надо работать. Я никуда не собираюсь уезжать, ни на 101-й километр, никуда.
И сижу. Потом мне говорят:
– Хотите поговорить с нашими ребятами?
– Хочу, давайте поговорим.
Человек пять или шесть подошли ребят, лет до 30, и давай меня расспрашивать, с кем я сидел. Я говорю:
– Вы лучше меня знаете, с кем я сидел.
– Нет, мы туда не вхожи.
Ну, я назвал несколько человек. Они спрашивают:
– Как вы их оцениваете?
– Настоящие патриоты, все замечательные ребята.
– Ну, так они враги народа!
Я говорю:
– Посмотрите, какой я страшный, как они. Только зубы у меня все остались в зоне, и есть мне младенцев нечем.
Посмеялись, посмеялись, а потом они говорят:
– Мы подумаем.
– Так вы думайте быстрее, а то из УВД меня выгонят, а я не собираюсь никуда уходить.
Они дали мне телефон своего сотрудника, такой Алексей Иванович, и сказали, что в случае чего, если кто будет приходить, давайте этот телефон. И ко мне три раза в неделю приходили дружинники, спрашивали – когда я уеду?
Я им говорил – вот телефон из КГБ. И из милиции звонили по прописке, я им тоже давал телефон. А потом, в апреле 1985 года, они мне позвонили ночью по телефону, сказали:
– Мы звоним из Комитета госбезопасности, приходите на Каляева (в настоящее время – Захорьевская, УФМС по СПб и ЛО – прим. авт.), там такой-то подъезд, к такой-то женщине, и они вас пропишут.
Прописали меня временно на год – идите устраивайтесь на работу, в течение месяца вы должны устроиться на работу. Где я только ни пробовал, везде от меня убегают в другой конец кабинета. Как только узнают статью – 70-ю, антисоветская агитация и пропаганда. Я звоню Алексею Ивановичу – меня нигде не берут. «А мы знаем, что вас нигде не возьмут». А я потом думаю – а чего это они так знали, а потом я понял, кто-то возьмет, а они вызовут и скажут – что ж ты врага народа берешь, сам захотел туда?
Потом позвонил и сказал:
– Идите на «Красный выборжец», там вас возьмут.
А я уже там был. Ну, в общем, они меня взяли, попросили, чтобы я съездил на Финляндский вокзал, там есть комиссия по уголовникам. Я говорю:
– Я не уголовник!»
– Всё равно, съездите, там вам подпишут.
Приехал туда, а там отставник какой-то сидит:
– Что ты пришел?
Я говорю:
– Вот освободился и пришел.
– По какой статье?
– По 70-й!
– А что это такое?
– А это антисоветская агитация и пропаганда.
– О, садись, рассказывай.
– Вот написал несколько стихотворений против войны в Афганистане, посмеялся над брежневскими наградами...
Я ему прочитал пару стихотворений, первое «Путь на юг» и еще одно, всего три стихотворения у меня было, за которые меня взяли.
– Это ты написал?! Ой, господи! Хоть наконец-то увидел нормального порядочного человека, который воспринял это всё действительно как преступление. Давай, давай, я тебе всё подпишу, иди работай.
И я там 20 с лишним лет проработал токарем, пока нас всех не стали выгонять. Меня здесь отказались реабилитировать, сказали, давайте переведем на уголовную статью, уголовная статья как бы ликвидируется, и вы как бы не сидели.
Напоследок еще одно стихотворение:
Под грохот барабана и оркестра рев
Опять кого-то с шумом превозносят
С лакейской щедростью
кому-то из богов
Звезду героя просто так подносят.
За то, что народился, долго жил
За то, что словно сыр катался в масле.
За то, что он по мере своих сил
по трупам пробирался к власти.
За то, что бодро языком трепал
Во многих странах континентах
За то, что беззастенчево нам лгал
В газетах, книгах, кинолентах.
За то, что брал он всё, что можно,
За то что брал и что нельзя.
За это любим мы героя,
за это славим мы вождя.
Ильич – наш бог!
Ильич – наш гений!
Ильич – отец вселенной всей.
А может дать ему по шее
Или прогнать его взашей.
Готовы всё ему отдать,
Готовы всё ему навесить,
А может просто на Красной площади повесить!
Это было в 1975 году, когда Брежневу вручали первого героя.
Беседовала Татьяна Романенко, фото Я. Павловой.