Такой сталинский автограф сохранился на одном из многочисленных списков, представленных наркоматом внутренних дел СССР на окончательное решение «вождя».
«НА ДОПРОСАХ ПЫТАТЬ»
В своем стремлении получить от подследственных «нужные» показания путем битья и пыток Сталин и его опричники не были первооткрывателями. Подобные жестокие методы использовались задолго до них, еще на заре истории рода человеческого. Но вот что говорил по этому поводу поэт А.Т. Твардовский: «Если меня будут бить, мучить, то я могу сказать все, что угодно, но это уже буду не я, а что-то другое».
Аналогичную резолюцию на неудовлетворивших его показаниях арестованного наложил и председатель Совнаркома СССР В.М. Молотов: «Бить, бить, бить. На допросах пытать».
Чтобы сломить последние остатки воли у подследственных, многие следователи и другие сотрудники НКВД, зверея от запаха крови, применяли самые изощренные издевательства, стремясь тем самым превратить вчерашнего боевого красного командира в беспомощное, скулящее от уничижения существо.
В письме к Сталину старший лейтенант С.Б. Торговский свидетельствует: «Сидя весь май месяц 1938 г. я видел, как во время оправки часовые и конвоиры били людей прикладами, толкали людей прямо в испражненные места и люди пачкались, иначе говоря с людьми обращались очень зверски, чего я не ожидал и никогда не думал».
Бывший начальник школы партактива А.Я. Крумин в апреле 1939 г. обращается к «старшим партийным товарищам» Сталину и Мехлису: «38 дней я находился в камере пыток. Раз в день давали суп без ложек, два раза пускали в уборную... оправлялись в кальсоны, портянки, шапки, галоши... В баню не пускали месяцами».
Маршал Советского Союза К.А. Мерецков особисту заявил: «Перестань ходить за мною. Мне жить не хочется. Ты знаешь, что делали со мною в НКВД. Ставили на колени, а потом какой-нибудь особист под всеобщий гогот мочился на мою плешивую голову».
В специальном разделе своей известной книги, названном «Обработка», Роберт Конквест утверждает: «В основной своей массе офицеры НКВД вели себя как привередливые, самодовольные, безжалостные бюрократы. Они обращались с заключенными, как со скотом – о сочувствии не могло быть и речи».
Многие следователи обращались с подследственными военнослужащими РККА хуже, чем со скотом. Ведь ни одному, даже самому темному человеку, не придет в голову мочиться на барана или какую-либо живность. А вот на генерала армии, еще не лишенного этого одного из самых высоких воинских званий, оказывается, можно было...
Можно с полным основанием утверждать, что на протяжении всего XIX века в Российской империи какие-либо физические методы, а тем более пытки по отношению к подследственным политическим не применялись. Даже по отношению к открыто выступившим с оружием декабристам, не зафиксировано в ходе предварительного следствия по их делу ничего подобного. И ни один большевик, начиная с Ленина или Сталина, даже на Страшном суде не мог бы предъявить царским жандармам аргументированного обвинения в использовании на допросах даже примитивных мер физического воздействия, не говоря уже о пытках.
СЕКРЕТНАЯ ДИРЕКТИВА
Как же стало обстоять это дело с захватом власти большевистской партией? Вплоть до последних лет об этом в печати даже заикнуться было нельзя. Запрет был строжайший. Даже в 2016 г. находились люди, утверждавшие, что «пока вообще не обнародовано ни одного свидетельства о пытках в «застенках» НКВД». В. Рапопорт и Ю. Геллер утверждают, что уже «в 1936 г. физические методы дознания были узаконены ЦИК, исполнившим секретную директиву Сталина».
Верховное руководство ВКП(б) все же всегда было озабочено созданием ему определенного имиджа такого режима, который якобы действует строго на основе самых демократических и самых справедливых законов. (И как же фальшиво подпевал здесь Максим Горький: «Это самая яркая демократия Земли!»)
Да и зачем было Сталину и его приспешникам издавать такие документы в государственном порядке, когда все это легко можно было обеспечить тайным указанием политбюро ЦК ВКП(б), не оставляя никаких следов в государственных бумагах? (а потом «почистить» и партийные архивы).
Роберт Конквест утверждает (правда, с оговоркой «по-видимому»), что в начале 1937 г. НКВД получил санкцию Центрального комитета КПСС. Сталин «судя по всему» дал официальное, но сугубо секретное указание о применении пыток.
В 1993 г. был наконец опубликован стенографический отчет июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС. На этом пленуме Н.С. Хрущев рассказал, что еще накануне XX партсъезда (или после него) «Каганович сказал, что есть документ, где все расписались о том, чтобы бить арестованных. Каганович предложил этот документ изъять и уничтожить».
Хрущев немедленно отпарировал: «Ты опасался, что другие найдут этот документ».
Было дано задание найти этот документ, но его в архиве ЦК КПСС не нашли, так как он был уже уничтожен (ни один преступник не любит оставлять следов). Не нашли ни в одном обкоме, ни в ЦК нацреспублик и телеграммы 1937 г. на места об этом постановлении политбюро (если таковая была). Но давно и верно сказано, что нет ничего тайного, что не стало бы явным.
В результате тщательных поисков в 1956 г. всё-таки удалось в одном (Дагестанском) обкоме КПСС выявить копию шифротелеграммы ЦК ВКП (б) от 10 января 1939 г., в которой подписавший ее Сталин сам ссылается на решение ЦК о применении физических методов и пыток по отношению к «неразоружившимся» врагам. На пленуме ЦК в 1957 г. Хрущев еще раз подтвердил: «Все помнят этот документ, все получали».
Молотов: «Применять физические меры было общее решение. Все подписывали».
Каганович: «Сидели все тут же, на заседании, документ был составлен от руки и подписан всеми... Написан он был рукой Сталина... Все члены Политбюро подписались «за». Текст не помню. В отношении шпионов применять крайние меры физического воздействия. Примерно так, было давно. Подписали все члены Политбюро».
Одной из бесспорных исторических заслуг Н.С. Хрущева является и та, что он отважился сказать на XX съезде КПСС:
«Признания многих арестованных людей, обвиненных во вражеской деятельности, были получены путем жестоких, бесчеловечных истязаний».
СТЕНА МОЛЧАНИЯ ВОКРУГ ПЫТОК
Я хорошо помню, как это заявление буквально потрясло всех окружавших меня людей. С тех пор прошло более сорока лет. Появилось немало публикации на эту тему. Но большинство из них носят частный, локальный характер. Мне, например, не известно ни одной исследовательской статьи (не говоря уже о монографиях) по этой жгучей и животрепещущей проблеме. И главная причина этого явного и опасного пробела в нашей историографии состоит, по моему мнению, прежде всего в том, что ныне здравствующие хранители застеночных тайн ЧК-ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ бдят и доселе; главным принципом их деятельности было «не пущать!». И не пущали, и не пущают – засекретили.
Вполне обоснованно можно солидаризироваться и с данной академиком РАН А.Н. Яковлевым оценкой Сталину и его окружению: «мерзавцы первой степени и всё в крови».
Из всех многообразных доказательств факта использования в НКВД (особенно в 1937-38 гг.) избиений и пыток подследственных, на первое место я ставлю свидетельства самих жертв.
ГОЛОСА ПРОТЕСТА
Немного их уцелело в те страшные годы. Кто был расстрелян почти сразу, тот уже ничего не скажет. Многие арестованные не решались протестовать – они терпели и молчали, – «авось пронесет!». Но находились и такие, которые всеми доступными им средствами пытались возвысить свой голос против варварства и произвола.
Можно, пожалуй, выделить три основных направления этой борьбы. Во-первых, многочисленные письма, жалобы, обращения к властям предержащим, направляемые из тюрем, ИТЛ и т.п. Во-вторых, отважное поведение на суде военной коллегии Верховного суда СССР и военных трибуналов, бесстрашное выступление и обличение следователей-палачей. И, наконец, попытки разоблачения механизма мучительства теми благородными храбрецами, которые прошли круги ада НКВД, каким-то чудом вырвались на свободу и хотели избавить других людей от столь же позорной судьбы.
Из Харьковской тюрьмы стонет бывший батальонный комиссар Н.П. Дмитренко: «Меня делают врагом народа. Я отдал всю жизнь РККА».
Отбывая свое наказание, военнослужащий Андреев подал в 1940 г. жалобу, в которой писал, что его показания даны в результате применения незаконных методов следователем НКВД Горбуновым, который говорил ему на допросах: «...Мы били и будем бить... Если не выдержишь, подохнешь – сактируем».
Имеется немало данных о том, что следователи НКВД продолжали применять «физические методы» и после постановления СНК СССР и «ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.
Из Бердичевской тюрьмы взывает к Ворошилову 12 июня 1939 г. капитан К. К. Гонсиоровский: «Я арестован потому, что я поляк. Это понял, когда меня бросили в Бердичевскую тюрьму, в камеру где сидело 200 арестованных из них 150 поляков с побитыми спинами, с гниющими ранами...
На допросе заместитель начальника особого отдела 3 Ложечников объявил мне, что я «объявлен вне закона», что партия разрешила меня бить чем угодно... издевались, избивали меня чем угодно... переломаны ребра, подбита почка... для того, чтобы остаться жить и на суде рассказать всю правду, я сам себя оклеветал, написал на себя ложь».
Помощник командующего ОКДВА комбриг С.Ф. Гулин был арестован 23 февраля 1938 г. – в день 20-й годовщины РККА. На предварительном следствии у него выбили «признание», и он показал, что его в заговор завербовал армейский комиссар 2 ранга Мезис. Потом он назвал в качестве вербовщика маршала Блюхера.
Но в судебном заседании награжденный в годы гражданской войны орденом Красного Знамени Гулин виновным себя не признал и от показаний, данных на предварительном следствии, отказался, заявив суду, что ни Блюхер, ни Мезис в заговор его не вербовали и что первые показания о причастности к заговору он дал после жестоких избиений.
СТАЛИН, ЗАСТУПИСЬ!
В кабинет следователя комендант тюремного подвала Глебов приводил цепную собаку овчарку – натравливать на арестованных, упорно сопротивляющихся следствию... В тюремном подвале невозможно было спать, примерно с 2 часов ночи начинались избиения арестованных в кабинетах на допросе и ужасные крики и призывы о помощи не давали спать. Чаще всего кричали: «Сталин, заступись!».
Один из героев гражданской войны комбриг В.Л. Винников-Бессмертный сообщал в письме Ворошилову от 12 сентября 1939 г., что следователи НКВД Дунарев и лейтенант Топильский, чувствуя полную свою безнаказанность, нагло заявили ему: «Ты все равно отсюда не выйдешь... Здесь в подвале сменим череп».
С другой стороны, сотрудникам НКВД не было чуждо и чувство страха. Бывший начальник 3-го отделения 3-го отдела по УНКВД Московской области лейтенант госбезопасности А.О. Постель пишет: «...и если в 1937-38 годах в моей работе были искривления в следствии и арестах, то они являются результатом внедренных тогда в аппарат физических методов следствия, прямо исходивших от наркома Ежова и вождя партии Сталина... Об этих физических методах следствия тогда было хорошо известно прокурору СССР Вышинскому, председателю Военной коллегии Верховного суда – Ульриху, которые преподносились нам, как защита интересов партии в ожидании войны...»
И надо со всей определенностью сказать, что следователи НКВД зверствовали всласть. Как пишет изучивший ряд следственных дел Л.Э. Разгон, «...выбор средств для уничтожения личности был совершенно беспредельный. Можно было бить по наиболее чувствительным местам тела, зажимать пальцы дверью, срывать ногти, бить по половым органам, никаких не было ограничений, кроме возбужденной фантазии нелюдей в мундирах».
В постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г., в котором констатировались и осуждались крупнейшие недостатки работы органов НКВД в ходе предварительного следствия, о применении «физических методов» в ходе следствия не было сказано ни единого слова. СНК и ЦК великую тайну политбюро хранить умели!
ЧТОБЫ «ЗЛО ПРЕСЕЧЬ»
Но когда в стране и в армии развернулось широкое обсуждение этого постановления на совместных совещаниях представителей партийных, прокурорских, судебных и карательных органов, то все громче и громче стали звучать голоса снизу, вскрывавшие и гневно осуждавшие многочисленные факты истязаний и пыток безвинных людей в застенках НКВД. Более того, зазвучали предложения тщательно разобраться во всем этом, привлечь виновных к строжайшей партийной и уголовной ответственности. Прямые обвинения в адрес НКВД стали предъявляться и со стороны руководителей местных партийных организаций.
Сталин реагировал мгновенно. Чтоб «зло пресечь», уже 10 января 1939 г. за его подписью пошла шифрованная телеграмма секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам управлении НКВД:
«ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б). Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников.
ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и не разоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».
Из текста этой шифровки можно сделать минимум три вывода.
Во-первых, Сталин признает, что избиения и пытки не есть следствие садистических наклонностей сотрудников НКВД, а выполнение воли Центрального комитета ВКП(б).
Во-вторых, Сталин явно старается укрыть от ответственности политбюро ЦК. Ведь Центральный комитет ВКП(б) такого решения не принимал (по крайней мере, насколько сейчас известно), а принимало специальное постановление именно политбюро ЦК.
И, в-третьих. Всем своим содержанием эта шифровка, и подписанная «самим вождем», совершенно однозначно предупреждает всех «критиканов»: «Били, бьем и будем бить!».
Ведь здесь, уже в январе 1939 г., черными буквами по белой бумаге сказано, что все это неописуемое варварство – «совершенно правильный и целесообразный метод». И все это – от имени ЦК ВКП(б)!
Напрашивается, наконец, и еще один вывод. Его нет в тексте шифровки, но он совершенно явственно вытекает из всего ее содержания. А именно: «Не сметь». Не сметь не только требовать привлечения сотрудников НКВД за чинимые ими зверства, но и вообще говорить об этом, упоминать об этом. Ведь это – линия ЦК ВКП(б).
А к этому времени уже каждый житель необъятной Страны Советов от седобородого аксакала до юного пионера твердо натвердо усвоил кто сознанием, кто подсознанием, что всякие не то что колебания или сомнения в отношении этой линии, но даже недостаточно явная и видная поддержка ее кончаются неизбежной позорной гибелью...
НКВД-шный КИНДНЕППИНГ
Ю. Тесленко, будучи полковником и работая в Главном политуправлении Советской армии и Военно-Морского флота, своими ушами слышал рассказ дочери маршала Тухачевского – Светланы. Она вспоминала, как в мае-июне 1937 г. ее, тогда 13-летнюю девочку, привели в тюремную камеру к отцу. И следователи НКВД заявили Маршалу Советского Союза: если вы не подпишите нужных показаний, мы на ваших глазах будем истязать вашу дочь. По словам дочери, отец сказал: «Уведите её. Я всё подпишу». У меня нет никаких оснований не доверять словам ныне покойных фронтового товарища и дочери маршала. Супруга М. Тухачевского И. Ароншталь была расстреляна.
В личном разговоре в октябре 1995 г. историк Ю.А. Геллер подтвердил, что он также слышал подобный рассказ С.М. Мельник-Тухачевской.
Сам маршал М. Тухачевский: «Единственная моя вина в том, что не выдержал конвейера издевательств, угроз позора и смерти. Я не мог перенести пристрастных допросов в соседнем кабинете своей 13-летней дочери и жены. Я слышал, как жену били – ее стоны и плачь – толкнули меня на самопожертвование – и я себя оклеветал. Через день я пришел в себя и отказался от лжи». И далее он требует очных ставок, вызова свидетелей и т.п., но был скоропалительно расстрелян.
Зять маршала С.М. Будённого М. Державин доверительно сообщил, что маршал знал, что ждало его в застенках НКВД, очень боялся ареста и на крыше дачи-дома своего всегда держал готовые к бою пулемёты, снятые с тачанок, «любовно» названные его именем.
Или вот: «В заключение этого самого печального раздела нашего повествования надо обязательно сказать, что сотрудники НКВД всё-таки были разные и не все они непосредственно участвовали в избиениях и пытках подследственных (хотя и имели «право», разрешение политбюро ЦК ВКП(б). И вторая сторона этой проблемы – я склонен утверждать, что и не всех подследственных обязательно избивали, бывали такие, коих миновала горькая чаша сия.
Но те, кого били, как правило, по существу переставали быть нормальными людьми, «ломались», становились рабами инстинкта самосохранения и были готовы подписать любые показания, лишь бы выжить сейчас, в эту минуту, а там, хоть трава не расти. Я пишу это им не в укор.
Так было: «битье» оставалось одним из главных средств получения «признательных» показаний и после кровавых 1937-38 годов. И даже в начале Великой Отечественной войны.
Известно, что именно в эти дни был арестован заместитель наркома обороны СССР, Герой Советского Союза, генерал армии К.А. Мерецков. Известно также, что в своих мемуарах об этом трагическом эпизоде своей жизни он не посмел написать ни единой строчки. Что же там было?
Генерал-майор в отставке А.И. Корнеев, многие годы прослуживший помощником маршала И.X. Баграмяна, рассказал мне, как в середине 1960-х годов он вместе с маршалом находился на Тираспольском учении в Молдавии и ему довелось присутствовать при разговоре двух маршалов – Баграмяна и С.К. Тимошенко.
Речь зашла об отсутствующем почему-то маршале Мерецкове и Тимошенко рассказал о том, как однажды в «Райской группе» он спросил Мерецкова: «Что же ты, Кирилл, возвел на себя поклеп и признался, что ты глава заговора?» Мерецков ответил ему с нескрываемой обидой: «Если бы Вам, Семен Константинович, довелось претерпеть такие издевательства и муки, боюсь, что и Вы бы не выдержали. Надо мною так издевались, так меня дубасили, что я почувствовал, что я теряю рассудок... Я был готов на все, лишь бы прекратить эти мучения... Тем более, что мне обещали в случае моих признаний, не трогать семью». Разве можно, дорогой читатель, представить себе подобный разговор между двумя маршалами Наполеона?..»
P.S.
По данным Euronews, за столь короткое время существования коммунистического режима, всего-то за 73 года, 3 месяца и 15 дней СССР потерял 100 миллионов человек. Из них 65 миллионов унесла ВОВ, а из 17,5 миллионов пострадавших от красного террора и политрепрессий режима Ленина-Сталина – 4,5 миллиона погибли в подвалах НКВД, тюрьмах, ссылках, транзитах, лагерях, от каторжных работ и были просто расстреляны.
Юрий Репин-Трифонов. На рисуноке – пытки в застенках НКВД, zgrad.net