В 1991 году я не работала в «Арсеньевских вестях», да и газеты такой еще не было – смотрите дату создания газеты на последней странице. Работала я в Институте усовершенствования учителей в редакционно-издательском отделе. И в августе 1991 у меня был отпуск.
19 августа я сидела дома и занималась ничегонеделаньем. Мать ушла в магазин, а я собралась послушать по радио «В час обеденного перерыва». И вроде бы передача началась, и вдруг прекратилась и некоторое время было то ли совсем пусто, то ли какие-то посторонние звуки… Я посчитала, что это местные косяки и очень злилась… Как вдруг включилась Москва – и пошла эта дурацкая информация, что Горбачев болен, что для спасения страны собрался некий комитет… В общем, всё было ясно. Когда мать вернулась домой, я ей сказала: «Где ты ходишь? У нас переворот!»
Кажется, мы немножко пообсуждали ситуацию, как вдруг меня пронзила мысль: вот сейчас опять все запретят, а ведь я так и не купила «Невозвращенца» Кабакова!
Я спустилась к катеру (мы жили на Змеинке, и туда ходил катер), переехала в центр, зашла в Президиум ДВНЦ – там на втором этаже в то время было издательство академической, где работали подруги. Они с радостью меня встретили – хотелось же пообсуждать ситуацию! Некоторое время мы качали головами, говорили «Да-а-а…» и тому подобные глубокомысленные фразы.
Потом я поехала на трамвае (в то время у нас еще ходил трамвай по Ленинской) на «Дальзавод» и купила в книжном (тогда там еще был книжный) Кабакова. Вернулась домой и стала читать. Ну и «Лебединое озеро» посмотрели по телику и пресс-конференцию ГКЧПистов. Особенно классно, конечно, смотрелись трясущиеся руки Янаева.
А на следующий день оказалось, что все не так. По телику пошли репортажи с баррикад, с заседаний Верховного Совета РСФCР (кажется, как этот орган тогда назывался)… В общем в следующие дни мы не отлипали от экрана. Закончилось все очень быстро полной эйфорией.
Советский Союз просуществовал после путча недолго. Огорчения его распад и исчезновение у нас не вызвал. Огорчения были другие…