28 и 29 мая на сцене приморского академического краевого театра им. М. Горького состоялась премьера спектакля «Заповедные дали», поставленного по мотивам повести Довлатова «Заповедник» московским режиссером Вадимом Данцигером по его инсценировке.
Задумано было так или совпало, но вышло в точку – премьера состоялась в преддверии двух дней: дня России – 12 июня и дня Пушкина – 6 июня.
Если отбросить верноподданнический пафос и патриотическую шелуху с этих дней, то в сухом остатке получится то самое, что зрители увидели в спектакле «Заповедные дали». То есть, что Россия – страна, в которой мы живем всяк по-своему, порой почти никак не живем, но держимся за нее, как дерево за почву, потому как она и есть наша почва. Глинистая, каменистая, черноземная – у кого какая есть, тот за такую и держится.
И Пушкин, которого нам вдалбливают в школе, но афоризмы из его стихов мы чаще подхватывает совсем не из учебников, а где-то на стороне, и пользуемся ими, как безымянной всенародностью, словно в воздухе поймали.
ЦЕНЗУРА ОТМЕНЕНА, А СПЕКТАКЛЬ ВЕСЬ ЦЕНЗУРНЫЙ
Наш краевой драмтеатр я много лет обходила стороной, потому как его режиссера, Ефима Звеняцкого, считала мафиози после того как в середине 1990-х самолично присутствовала при выносе тела главного криминального авторитета Приморья, Бауло, из дверей траурно задрапированного театра.
Увидела я это случайно, поскольку весь транспорт по Светланской во Владивостоке стоял в связи с этими похоронами. Пришлось идти пешком с Луговой до самого театра вдоль необозримого траурного кортежа.
После этого прошли годы, может лет пять… Губернатором стал Сергей Дарькин, человек, похожий на одного их тех, кто выносил из театра на плечах гроб покойного Бауло. И вот тут я не смогла устоять от любопытства, когда меня пригласили в театр на «жену Дарькина» – Ларису Белоброву, то есть на пьесу «Мафиози» с ее участием. После чего вся моя антибандитская шелуха мигом слетела – я сходу влюбилась в «Мафиози» вместе со всей его «мафией»: Айзенберг, Тимошенко, Белобровой, Славским, Салахутдиновой…
Я увидела ухоженный театр, увлекательный спектакль, поставленный без заигрывания со зрителями, что в театральном мире становилось раздражающей нормой. И всю преданность театру Ефима Самуиловича Звеняцкого, который в 1990-е не стал играть роль лежащего на рваном диване «чистоплюя», а просто спас, благодаря подвернувшейся возможности, театр от забвения, а артистов – от голода. И потому не мне судить… С тех пор наш театр – мой театр.
Вспомнилось это в связи со спектаклем Довлатова, на премьере которого побывала. Подумала с большим сожалением о том, что Довлатов не жил во Владивостоке и вообще уже не жил в 1990-е. Столько колорита зря пропало!
Но очень благодарна всем, кто подарил частичку Довлатова Владивостоку – московскому режиссеру Вадиму Данцигеру за трепетную бережность к довлатовскому языку, музыкальному оформителю Вилкову за ухо чуткое к мелодии ушедшего времени. И всем артистам поименно, оживившим в едином порыве, без малейшего диссонанса брежневские времена.
Я не театрал, не театральный критик, не завсегдатай театра, а простой зритель. Бываю в театре не часто, иногда ухожу со спектакля, когда слова со сцены слишком бьют ниже пупа. Так случалось на нескольких привезенных из столицы репризных спектаклях, хотя играли известные актеры. При последнем посещении Москвы, до конца постановки «Зойкиной квартиры» досидела, но очень сожалела, что сходила на могилу Булгакова накануне спектакля, а не после с извинениям за эту досидку!
Хотя, возможно, я опять что-то не дочувствовала, а просто все эти кульбиты, акробатика были введены режиссером не для оживляжа, а из чистого альтруизма – дать театральным студентам немного заработать. Но, все же, с моей точки зрения, режиссер не должен выпячивать себя и свои фантазии, запихнув автора пьесы на задний план!
К чему это отступление? К тому, что из нашего театра я не ушла ни разу, и никогда такого желания не возникало.
Что касается «Заповедных далей», то они покорили меня уважительным отношением к Довлатову при многих привнесенных режиссером «вольностях». Например, введен отсутствующий в повести персонаж – Александр Сергеевич Пушкин. Но он так органично вписан в весь актерский ансамбль и контекст постановки, что воспринимается как само собой разумеющийся ироничный оппонент эпохи.
То же самое с танцами и музыкой, звучащей со сцены, воссоздающими вместе с блестящим довлатовским языком атмосферу общего брежневского застоя – застолья. Браво! Просто снайперское поподание!
Интересно еще и то, что ни один актер в своей роли не выпал из этой эпохи, хотя большинство из них не жили в то время, и даже не родились. Зато те, кто был взрослым в те времена, точно окунутся в сцены своей молодости. А иные просто открывали для себя Довлатова, который уже в те годы способен был увидеть, как выглядит эта жизнь со стороны, а не из уст радио, телевизора и политинформаторов. А это все равно что увидеть себя со стороны без зеркала, увидеть собственной душой. Эпох много, а людей, способных так видеть, всегда очень мало. Довлатов – один из них.
Аналогии между любыми эпохами всегда можно найти и попедалировать на них, тем более на таком благодатном материале – довлатовских искрометных диалогах. Но режиссер поступает мудро – не застит автора. Аналогии придут сами, когда зритель ступит за порог театр, а у кого-то просто появится желание почитать Довлатова.
О спектакле вполне можно сказать: «здесь русский дух, здесь Русью пахнет!». Хотя в то время был СССР, но Русь жила сама собою и пахла своим собственным русским духом. А чем еще ей было пахнуть, если в магазинах было одно разливанное море алкоголя и никакой закуски. Это и был типичный русский дух брежневского застойно-застольного времени.
Вспоминаю поездку в те времена в глухое сибирское село. Захожу в магазин, его витрина, что буфет кремлевского дворца съездов: вина всего многонационального советского народа – от армянского коньяка «Синие горы» до грузинского «Цинандали» и молдавского «Букета Молдавии», не говоря уж о «Столичной» за 3 рэ с копейками. Из закусок – пряники и трехлитровые банки со смородиновым вареньем. Но народ упорно варил бражку, прикупая для этих целей иногда смородиновое варенье, и гнал самогонку, игнорируя кремлевскую витрину, потому как коньяк «пах клопами», а всякие «цинандали» – просто ссаки, и на фиг надо нашему мужику лишний раз на улицу в туалет бегать! Два раза в неделю все бросали работу и выстраивались в очередь за закуской – привозили хлеб, докторскую колбасу и что-то еще.
Словом, за месяц моего пребывания в селе бытового криминала было – 1990-е отдыхают! Студент стройотряда из одесского вуза после молодежной вечеринки изнасиловал семидесятилетнюю бабушку, у которой была парализована рука. Другой молодой человек на собственной помолвке приревновал отца к невесте и тут же его пристрелил из висящего на стене ружья. Третью, финальную перед моим отъездом разборку я наблюдала, хотя и издали, с другого берега реки, но собственным глазами, это был пожар. Сгорел дом и все сараи. Мужик праздновал свое пятидесятилетие. На четвертый юбилейный день жена отказалась финансировать дальнейшее празднование, то есть идти к соседям занимать деньги, и ушла на работу. Ей в отместку муж запер весь домашний скот в сарай, облил его вместе с домом керосином или бензином, не помню точно, и поджег. Все что нажил за 50 лет! Этот костер у меня в памяти, как символ брежневской эпохи. А может как ее финал, не знаю. Может она еще не совсем сгорела и потому самый раз о ней напомнить…
*****
«– Желаешь знать, откуда придет хана советской власти? Я тебе скажу. Хана придет от водки. Сейчас, я думаю, процентов шестьдесят трудящихся надирается к вечеру. И показатели растут. Наступит день, когда упьются все без исключения. От рядового до маршала Гречко. От работяги до министра тяжелой промышленности. Все, кроме пары-тройки женщин, детей и, возможно, евреев. Чего для построения коммунизма будет явно недостаточно… И вся карусель остановится..», – Сергей Довлатов, «Заповедник».
****
Единственного колорита, которого не хватало на сцене для полноты русско-брежневского духа, это полное отсутствие мата. Вы видели пьяных мужиков без единого мата? А с похмелья? Но тут режиссер Вадим Данцигер не причем, не он лишил аромата русскую народную речь! Это наши целомудренные депутаты постарались! Повесть Довлатова не грешит матами ради словца, но где оно само просится – писатель не пренебрегает им!
Игру артистов можно охарактеризовать, как единый оркестр! Есть, конечно, роль – соло, главный герой пьесы – Борис Алиханов с прозрачным биографическим профилем самого Довлатова. Эту роль блестяще исполняет Константин Суворин. Но чтобы он смог, не будь ему под стать «статного алкоголика» Михаила Ивановича в исполнении Сергея Миллера, или «душевного подонка» стукача Лени Гурьянова (артист Леонид Смахин). Последних двоих я выделила, как своих давних знакомых по брежневской эпохе. Первый, алкоголик Михаил Иванович – точная копия соседа по подъезду, второй, стукач Леня – коллега по работе! И вот новая встреча – хоть на сцену здороваться с ними иди!
Про игру актрис вообще писать труднее по той простой причине, что мое бессознательное женское непременно цеплялось за их наряды, которые сами по себе воссоздавали эпоху, за что отдельное «мерси» Ирине Кнапп и Климову А.Э. И всем, всем за ресторанные песни и танцы, меню и интерьеры. Все было органично.
«Заповедные дали» говорят о прошлом, о брежневских временах, по которым иные ностальгируют ныне как по «золотому веку». Но в том-то и суть жизни, чтобы не жить назад. Хотя в нашем настоящем всегда много эха прошлого, но прошлого не эпохи и ее идеологии, а нашего личного внутреннего прошлого,эха того выбора, который мы делали когда-то. Также как и тот выбор, который мы делаем сейчас – наше будущее.
Повесть Довлатова «Заповедник» – это рассказ писателя о моменте выбора, личного выбора судьбы-родины. Уезжать-не уезжать, менять родину и печататься или остаться и спиваться? Это личный выбор, это маршрут на карте нашего путешествия в этой жизни. Застой или движение? Запой и неповторимый вкус родной речи на губах или известность и чужой язык, этот вопрос решал и сам Довлатов, и герой «Заповедных далей». Но этот вопрос не звучит со сцены лобовой атакой на зрителя. Он вообще не звучит из уст. Он незаметно перетекает на сцене, как и в жизни, от пьяного фарса к вечной драме души: любовь и разлука. И к другой вечной драме: евреи и земля обетованная...
***
« – Скажу как другу… У меня была идея – рвануть отсюдова, куда попало. Хоть в Южную Родезию. Лишь бы подальше от нашей деревни… Но как?! Граница на замке! С утра до ночи под охраной Карацупы… Моряком пойти в загранку – сельсовет не отпустит… На интуристке жениться? На какой-либо древнегреческой $ляди? Где ее возьмешь?.. Один тут говорил – евреев выпускают. Я говорю супруге: «Верка, это же мыс доброй надежды…» А супруга у меня простая, из народа. Издевается. «Ты посмотри, – говорит, – на свою штрафную харю… Таких и в кино пускают неохотно. А он чего надумал – в Израиль!..» Но я с одним тут посоветовался. Рекомендует на еврейке временно жениться. Это уже проще. Интуристов мало, а еврейки все же попадаются. На турбазе есть одна. Зовут – Натэлла. Вроде бы еврейка, только поддает…», – Сеогей Довлатов, «Заповедник».
****
Сергей Довлатов эмигрировал из СССР. Он прожил недолгую жизнь, умер в эмиграции в 1990 году в 49-лет, не дожив до издания своих книг в России.
Сейчас у нас 2016 год, цензура отменена Конституцией. Зто хорошо, но недостаточно. Я вообще-то против смертной казни, но хорошо бы ее вернуть за попытку ввести цензуру!
Надежда Алисимчик.
На снимке: Сергей Довлатов.
Фото litcult.ru