Большевистская революция – случайная афера или неизбежная стихия?Торжество широкой души русского народа или иноземная зараза? Ответы на эти вопросы затерялись в архивах, но найдены Научно-информационным и просветительским центром «Мемориал».

«Этот простой, практичный человек, сторонник самых крайних взглядов, этот Чингисхан, безжалостный, как лавина, тайфун или цунами, все сметающими на своем пути, жестокий, как топор, разрушительный, как землетрясение, хитрый, коварный и деспотичный, появился в самый критический момент всей российской истории... В 1917 году русский народ громко воззвал, и Богатырь явился. Но вместо прекрасного, великодушного, благородного Ильи Муромца пришел непобедимый и мрачный Святогор, рожденный в горах, такой могучий, что земля дрожала и прогибалась под его ногами... Явился Ленин. Как и Святогора, русский народ его обожал; как и Святогор на своей горе, ОН-Ленин расположился в Кремле и умер, пожираемый угрызениями совести и проклинаемый миллионами русских людей. Плоть от его плоти, кровь от его крови, Ленин был единственным воплощением и выражением разрушительных чаяний русского народа» – так охарактеризовал создателя СССР выдающийся литературовед князь Дмитрий Святополк-Мирский.

5 статей цикла «Ленин и Россия» за подписью Sviatopolk D.P. вышли сразу после смерти «вождя мирового пролетариата» в феврале и марте 1924 г. в ханойской газете«Будущее Тoнкина» 1 на французском языке. Так бы этот нерядовой некролог и канул в безвестности, если бы его в 1925 г. не упомянул Борис Пастернак в библиографии зарубежных публикаций о Ленине, которая попала ему на глаза только за рубежом в библиотеке Йельского университета (США).

21 января 2016 г., в годовщину смерти Ленина, исследование «Князь и вождь», посвященное вышеназванному тексту Святополка-Мирского, как и само «психосоциологическое эссе» (так его обозначил Пастернак) в оригинале и в переводе на русский, опубликованы на веб-сайте scepsis.net научно-просветительского журнала «Скепсис».

Изучив «Ленина и Россию», вытекают две основные мысли произведения: 1) Октябрьская революция – не случайный эксцесс, вызванный злонамеренным умыслом нерусских сил (то ли немцев, то ли евреев), а событие, глубоко коренящееся в русской истории и национальной психологии; 2)ее вождь Ленин – «типически русский человек», «плоть от плоти» русского народа, «великий преобразователь», в котором черты русского интеллигента сочетались с чертами русских людей, собиравших и строивших русское государство. Отмечу, что сходных взглядов придерживался и философ Николай Бердяев, и даже подозреваю, что они сформировались под влиянием Святополка-Мирского.

5 февраля в «Международном Мемориале» состоялась презентация историко-филологического исследования «Князь и вождь», где подвергли критике мысли Святополка-Мирского: - «Слишком это абстрактно – выводить Ленина из разрушительной стихии. Ленин оседлал ее, но выводить напрямую его из этой стихии, и я бы не стал. Тут взгляды Мирского и Бердяева не во всем выглядят справедливыми. Историки и философы

всегда страдают недостатком позитивизма».

В своей работе князь Святополк-Мирский описал русскую интеллигенцию и интеллектуалов тех времен как «склонных к постоянному анализу, к диспутам, к мелочным раздорам», заявил, что они боятся ответственности и «природно нерешительны», не умеют «синтезировать и претворять в жизнь планы» и т.д.

Ленин же был, по его мнению, лишен этих недостатков, он был «человеком-делателем».

Ясно, что это впечатление от русской интеллигенции 1917 года. В 1917 г. она действительно выглядела потерявшейся, не знавшей, что делать. Но вообще она такой не

была, Святополк-Мирский ошибся в оценках отечественной интеллигенции, потому что не знал ее. Будучи специалистом по литературе, он вращался в других кругах, знал писателей, но не был знаком с политической интеллигенцией, а ленинские некрологи Святополка-Мирского, я бы назвал блестящими, яркими и умными. И дай же бог, чтобы автором некролога Ленину в ханойской газете был бы действительно тот самый русский филолог Дмитрий Святополк-Мирский.

В подтверждение приведу цитату из статьи Святополка-Мирского 1922 года о том, что Ленин «единственный гениальный человек действия, действующий исключительно в интересах гибели и смерти», которая совпадает с формулировкой из работы Святополка «Ленин и Россия» 1924 года. Статья 1922 года не была опубликована и хранилась в архиве Петра Струве, издателя парижского журнала «Русская мысль», поэтому использовать ее кто-то другой, кроме Мирского, в 1924 г. не мог.

Но в «Мемориале» не могли обойти и судьбу автора психосоциологического портрета Ленина, прямого потомка Рюриковичей и Екатерины II, – настолько она захватывающа и трагична:

 - «В июне 1936 года в своей служебной автобиографии член Союза советских писателей Дмитрий Мирский (бывший князь Святополк-Мирский) написал: «Я был до 1925–1926 года совершенно чужд революции и в1917–1926 годах настроен определенно контрреволюционно». Как всегда, в своих ответственных заявлениях, Мирский был предельно честен. Свою контрреволюционность (и, следовательно, свое предельно враждебное отношение к Ленину и созданному им государству) он выразил тем, что стал офицером вооруженных сил Юга России, возглавляемых генералом Деникиным, и в звании капитана храбро сражался против армии Советской России до февраля 1920 г., когда его разбитая часть отступила на территорию Польши и была там интернирована.

В этой гражданской войне против ленинского государства погиб его младший брат Алексей, а мать и сестры-фрейлины, разоренные, стали беженцами, а затем, как и он сам, эмигрантами. За 6 лет (1914–1920 годы), проведенных на войне (сначала на Первой мировой, а затем на Гражданской), поэту и филологу Святополку-Мирскому редко приходилось брать в руки перо, но когда он в 1922 г. вспоминал об Октябрьском перевороте, то писал о нем «определенно контрреволюционно»:

«Непосредственной реакцией большинства мыслящих русских на большевистскую революцию было чувство отвращения и отчаяния. Многие из нас были солидарны с Волошиным, провозгласившим, что Россия должна перестать быть, разделенная между Германцами и Японцами».

 

В начале 1920-х годов Святополк-Мирский примкнул к евразийству.

Описывая в автобиографии 1936 года свою идейную эволюцию, Мирский относил начало “перелома”, отхода от “контрреволюционных настроений” к 1925-1926 годам, а свои убеждения в 1926-1929 годах характеризовал как “национал-большевизм, разновидность сменовеховства”.  Описывая в автобиографии в 1936 году свою идейную эволюцию, Мирский заявлял: - “Окончательный перелом к коммунизму и марксизму-ленинизму произошёл только в 1929 г. и был закреплён зрелищем всеобщего экономического кризиса”. Он имел в виду события, начавшиеся 24 октября 1929 г. финансовым крахом на Нью-Йоркской фондовой бирже и названные Великой Депрессией 1929-1933 годов. Эта катастрофа, воспринята многими современниками как начало предсказанного Марксом краха капитализма как мировой экономической системы, и контрастирующее с ней “плановое”, “марксистское” развитие событий в СССР – начало осуществления грандиозного 5-летнего плана и “аграрной революции” (коллективизации) – ускорило идейную эволюцию Мирского. В итоге Святополк-Мирский в 1930 г. пишет биографию Ленина, в которой вождь уже не злой гений разрушения, а “герой и маяк революционеров всего мира”. Более того, в этой биографии просматривается оправдание массового террора, репрессий и нарушений прав человека. Он пишет о том, что «революционному правительству трудно проводить различие между потенциальными и реальными врагами»,

и о «трагической необходимости пользоваться методами, эффективность которых непропорциональна их формальной законности».

Князь вступает в Компартию Великобритании, публикуется в европейских коммунистических газетах и разъезжает по Европе с лекциями и выступлениями на митингах с большевистскими призывами. С помощью Максима Горького Мирский получает советское гражданство ив сентябре 1932 г. возвращается на родину. Его литературная критика и рецензии публикуются везде где только возможно – от академических изданий до ведущих советских газет. Однако в партию царского  потомка не приняли, объяснив неподходящим происхождением.

В московскую квартиру Мирского в Большом Каретном переулке сотрудники НКВД пришли в ночь со 2 на 3 июня 1937 г.Допросы, обвинение в шпионаже в пользу Великобритании и пособничестве троцкистам-вредителям в литературе…Вспомнил ли её автор содержащиеся там рассуждения о “трудности для революционного правительства проводить различия между реальными и потенциальными врагами”? Получив на руки приговор (точнее, заочное постановление) Особого Совещания – 8 лет заключения в ИТЛ, - сопоставил ли он эту маленькую с собственным тезисом о “методах, эффективность которых непропорциональна их формальной законности”? Этап в арестантском вагоне до Владивостока, пароход “Кулу” до “столицы Колымского края” Магадана, инвалидный ОЛП (отдельный лагерный пункт), смерть на больничной койке 6 июня 1939 г., через два года после ареста. Что думал, умирая, “последний Рюрикович”, потомок святого равноапостольного великого князя киевского Владимира о Ленине и ленинизме, работником которого он мечтал стать, теперь мы уже никогда не узнаем, а догадаться…?

 

                                                                                                           Юрий Трифонов-Репин.

                                                                                                           Председатель ПРОПЗО

“Российский Мемориал”