Продолжение.
Продолжение. Начало в «АВ» NN 26, 27, 28, 29.
Письма школьникам России:
3*. Мы не допустим пролития крови. Мы не допустим отсоединения даже метра украинской земли.
4*. Я не хочу обобщать всех россиян и говорить, что вы плохие. Я считаю, что мы должны быть мирными, что мы соседи и должны уважать друг друга. Из-за кого-то одного мы не должны считать весь народ своими врагами.
5*. Привет!
Мне 17 лет, я учусь в 11-м классе. Я хочу вам пожелать всего только наилучшего. Несмотря на те события, которые происходят в это время, на довольно сложные отношения между нашими странами, я желаю вам всего наилучшего от чистого сердца. Я хочу, чтоб вы знали, что мы, украинцы, любим вас. Очень важно, чтобы вы это знали.
6*. Желаю детям России лучше не смотреть российское телевидение, где вся информация перекручена. А лучше даже пообщаться в социальных сетях с украинскими детьми и посмотреть информацию на украинских сайтах, чтобы лучше понимать ситуацию и позицию нашей страны.
7. Здравствуйте! В моей семье все общаются на русском языке. У нас есть разные мнения на счет тех происшествий, которые происходят в нашей стране, но у нас нет ненависти ни к украинцам из Западной Украины, ни к русским, которые живут как в России, так и в Украине. У нас все мирно, и по улицам не ходят «бандеровцы». Я желаю вам, чтобы ваше телевидение показывало только правдивые сюжеты.
8*. Я думаю, что все мы имеем право жить хорошо и счастливо, не имеет значения, украинцы мы или россияне. Обе наши страны всегда были дружескими государствами. Я бы хотела, чтоб все так и оставалось. Но мне кажется, такого больше никогда не будет. Я не обвиняю граждан России в том, что случилось с Крымом. Виноваты в этом только политики, которые сейчас при власти.
9*. Своим одногодкам из России я бы хотела сказать, чтоб они всегда были смелыми, умели выражать свое мнение, сохраняли человечность и доброту, поскольку в современном мире очень важно оставаться человеком.
10*. Для моих одногодок из России я бы сказал только одно – не идите на поводу у своей правящей верхушки.
11*. Не берите пример с вашего правительства! Не верьте в то, что вам говорят! Мы не настроены агрессивно, мы за Мир! Мы против вражды между нашими странами!
Это было написано учениками выпускного класса школы имени Сухомлинского села Павлыш Кировоградской области Украины 31 марта 2014 года.
И вот в конце этого радостного деревенского весеннего дня, проведенного с простыми и разумными людьми, на входе в столовую, куда меня пригласили перед следующей дальней дорогой, я вдруг услышала рыдающий женский голос, говоривший кому-то по телефону:
– Нет-нет, доча, ты не думай, доча, он дальше не пойдет, ты не бойся, ты там сиди и не бойся, он дальше не пойдет, нет-нет-нет, доча, нет…
Потом я увидела очень полную немолодую женщину в полосатом переднике с рюшами, вытиравшую слезы. Это была школьная повариха Валентина Семеновна. Как выяснилось, говорила Семеновна со своей дочкой, жившей у кого-то в Москве в няньках.
– Как вы думаете, ведь не пойдет? – спросила она меня.
Ответить мне было нечего.
Так начиналась война.
Часть четвертая. Полтава
В Полтаве я останавливаюсь в семье бабушки Веры Ивановны, всю жизнь проработавшей парикмахером.
Утром домочадцы уходят, а мы сидим с Верой Ивановной на кухне, пьем чай с медом, и она рассказывает про войну.
Рассказ бабушки Веры Ивановны, восьмидесяти четырех лет от роду:
– 11 ЛЕТ мне было, когда к нам, в Полтаву, немцы пришли. Штаб у них в монастыре был. Воспоминания мои про войну отрывочны, но какие-то вещи врезались в память, забыть не получается.
ОДНАЖДЫ прямо между нашими домиками упала бомба и взорвалась. Я это видела.
НЕМЦЫ часто что-то поджигали, раз, в солнечный и теплый день, прямо в нашу сторону стало гореть, я бегала с ведром, воду лила.
КАК-ТО я добежала до одной улицы, увидела, два немца тащут мужика какого-то под руки, он так кричал, до сих пор этот крик слышу. Ну я за ними углами побежала, чтобы они не заметили. Оказалось, они тащили его в домик, потом этот домик подожгли, там сгорело всего двадцать два человека, я могла бы быть среди них.
– Получается, вы свою смерть видели?
– Получается, так. Я маме потом это рассказала, она сильно плакала.
ВОТ ЕЩЕ помню, как немцы ходили по домам и дома палили. Заходит к нам в хатку, а мама ему и говорит, погоди, я иконы заберу, тогда и пали, чтоб тебя черти съели! Он дал снять иконы, запалил газету в углу и ушел. Я ее затушила, а тут он обратно. Мы испугались, а он тачку на одном колесе схватил и побежал куда-то. Оказалось, они где-то свинку нашли, потащили ее в монастырь, уже не до нас тут стало. Вот так эта свинка спасла многие домики.
У МАМЫ от всего прямо сердце разрывалось, особенно когда обстрелы были, и вот ее уговорили вместе с нами – а у меня старшая сестра была, ей 13, и одиннадцатимесячный братик – спрятаться в погребе у старичка одного. И моя тетя Галя с нами туда пошла, а тетин сын, малыш совсем, остался у свекрови, она не отдала ребенка. И вот ночью тетя надумала вернуться за сыном, пробралась туда как-то и забрала мальчика. Мы ее ждали всю ночь, но она не вернулась.
А на следующий день мужчина один приходит и рассказывает, что на поле женщина убитая лежит, пуля прошла сквозь нее справа налево, она прямо на ребенка упала, да тот выкарабкался из-под нее, мертвой, и тоже сейчас там. Я как услышала, помчалась на это поле, пули вокруг летают, а мне не страшно, бегу во всю прыть. А как увидела, что это и впрямь тетя моя мертвая лежит, – испугалась. На ней полужакет такой надет был, нежаркий. А рядом мальчик ползает. Я стою напротив них, боюсь подойти, растерялась очень, а когда пули свистели, не боялась. Тут соседка подбежала, схватила мальчика.
Потом, когда солдаты наши пришли, мы тачку взяли и тетю привезли, чтобы похоронить. Наши подъехали – стоял туман, дождь, и у них была тачанка на верблюде. К нам в дом зашло много солдат, мама картошки наварила, голодные они были, тому гимнастерку подшила, тому пуговицу, они покушали да и уехали. А мальчик, Костя его зовут, он 12 мая 42-го года рождения, выжил и до сих пор живет. Там, на поле, на нем было красное платьице в горошек – как рубашоночка.
Тихо работает радио, мирно мурлыкает огромный серый кот, но война, властно вошедшая в жизнь маленькой девочки 70 лет назад, никуда не девается, сидит, проклятая гадина, с нами за столом.
– А что сейчас, Вера Ивановна? Бандеровцев боитесь?
– Да какие ж сейчас бандеровцы? Сколько уж лет с войны-то прошло. А про настоящих банедровцев я вам так скажу: каждое время рождает своих героев. Я знаю, что они все боролись за свободу Украины, за эту свободу и по лесам воевали как партизаны. И прежде чем судить, надо бы почитать да попытаться понять, что было то за время, как люди жили и о чем мечтали и за что сражались...
А люди на Западной Украине хорошие и работящие – к нам много их приезжало сахарную свеклу убирать…
Я начинаю размышлять, почему в голове у обычной полтавской старушки весь пазл складывается, и все объясняется и становится простым и понятным, а в головах куда более выдающихся – сплошные кривые зеркала, и тут вдруг, прямо посреди нашей беседы про войну и бандеровцев, по радио говорят, что сегодня – 1 апреля, и день рождения Гоголя! Я, конечно, совершенно про день рождения не помнила, порадовалась просто удивительному этому совпадению в моей мандривке – и после обеда отправились мы в сельцо Гоголево.
По дороге подъехали к бывшему памятнику Ленину – остался от него только постамент, на котором теперь – стихи, посвященные Майдану и памяти Небесной Сотни. И ничего как-то без Ленина, нормально. Нет тоски. Только вдруг к памятнику подошел очень пожилой человек и стал креститься и кланяться.
– Дидусь, – спросила я, думая, что это старый член ленинской партии пришел покручиниться о вожде, – это вы Ленину креститесь?
– Да вы что, – отмахнулся дидусь. – Ленин был безбожник. В Бога не верил, много обещал, но не сделал. Это я Небесную Сотню поминаю...
И опять стал креститься и что-то шептать скорбно.
Путь наш в Гоголево лежал через музей Полтавской битвы, и грех было туда не заехать. Музей был почти пустым, Полтавскую битву я, очарованная с детства пушкинским стихом, всегда любила, да и Петра тоже – как любят его, прощая многое, почти все жители и уроженцы созданного им божественного Петрополя, а Мазепу – нет, считая, что предательство оно и есть предательство, да еще и деву младую сгубил...
В этот раз какие-то другие мысли бродили в голове, частично не то что раздражало, но как-то вызывало недоумение отсутствие надписей на русском при присутствии надписей на английском, а в идеале, конечно, хотелось бы, чтобы в музее Полтавской битвы было так: украинский, русский, шведский и только потом английский.
Но, подумала я вдруг, может, Мазепа – как бы командир «Беркута», перешедший на сторону Майдана, но вот представить в виде Майдана Карла Девятого уже никак не вышло...
Мало есть на свете таких щирых и ласковых усадеб, как маленькая усадебка Гоголей-Яновских со скромной могилкой Василия Афанасьевича и Татьяны Ивановны напротив входа. Первый раз я была здесь с двумя своими детьми лет восемь назад на осенние каникулы. Был дикий холод, дул пронизывающий ветер, в усадьбе были мы одни, милая женщина провела экскурсию, постоянно извиняясь за свой, как ей казалось, плохой русский язык с совершенно гоголевскими украинизмами, а мне он казался именно из-за этого замечательным и очень к месту. А потом пожилой сотрудник провел нас по парку, в гоголевский грот, и там нужно было положить руку на камень и загадать желание, и я загадала, чтобы дети выросли здоровыми и не ругались со мной, и вот они выросли и почти перестали ругаться.
Еще мы тогда съездили в бывшую усадьбу Кочубея, того самого – «богат и славен Кочубей» – из пушкинской «Полтавы», только от богатства осталась одна церковь да открытки с видом поместья и невероятного сада в цветочных узорах, которые продаются в местном маленьком пришкольном музейчике.
Вечером в Полтаве я купила на книжном развале Гоголя и читала детям на ночь «Майскую ночь»...
Мы и в этот раз сходили к гроту, и все опять загадали желание, и мое неистовое желание было про Украину, и у остальных, наверное, тоже, но мы не стали это обсуждать, потому что если обсуждать, то может не сбыться. Господский дом был уже закрыт – поздновато мы приехали, но нас пустили в небольшой флигель рядом.
Там мы обнаружили приятной полноты даму средних лет, одетую по провинциальной моде гоголевского детства. Дама стояла у окна и печально вглядывалась вдаль. Рядом в комнате за стеклом, перед которым горела свеча, висел настоящий жилет Гоголя. Магически действует, как представишь, что именно в нем он писал, ну, допустим, Хлестакова какого-нибудь: «Как бы я желал, сударыня, быть вашим платочком, чтобы обнимать вашу лилейную шейку»; или, может, в этом самом жилете он с Пушкиным разговаривал, и Пушкин подарил ему при том разговоре сюжет «Мертвых душ»...
А в соседней с жилетом комнатке, освещенной одной оплывающей свечой, сидел в полупрофиль к нам человек в белой рубахе с птичьим, естественно, носом, и он что-то бешено писал гусиным пером, и комкал листы, и бросал через плечо, и снова писал, и снова комкал…
Вот такой это был чудный, живой, теплый музей!
Потом я покатила дальше по сельскому тракту в сторону городка Лубны. И прямо в нескольких километрах от Гоголево, на этой спокойной дороге, среди деревьев, обросших, как гнездами, омелами, вдруг, преграждая путь, вернее, замедляя его, выросла баррикада из мешков с песком, а еще через сколько-то метров прямо у обочины, зарывшись в специально для этого сделанную яму, встал какой-то военный зверь с длинным и толстым дулом.
«Ах, какой реприманд неожиданный!» – подумала я, как жена почтмейстера Луки Лукича из «Ревизора».
Но было совсем не смешно.
Виктория ИВЛЕВА.
г. Москва.
Фото автора.