Россия не обязательно должна повторить тот путь к свободному обществу, по которому шли другие страны. Надеяться на автоматизм предыдущей логики не следует.
Так, скажем, уже ясно, что испанская трансформация «сверху», которая стала моделью для выхода из единовластия в Латинской Америке и некоторых странах Восточной Европы, в России невозможна, в первую очередь, в силу дискредитации российского правящего класса и идеи модернизации «сверху».
В мире не было прецедента трансформации полураспавшейся ядерной державы, начинающей возвращаться к роли «уникальной цивилизации». Что означает готовность правящей команды сдерживать перемены любой ценой.
Ни у одного авторитарного режима в предыдущие полвека не было возможности столь активно использовать внешнюю политику как компенсатор сужения внутренних ресурсов в целях защиты статус-кво. Причем, речь идет о вовлечении Запада в процесс поддержки этого статус-кво!
Так что России придется искать свой выход из цивилизационного тупика, в который мы продолжаем настойчиво углубляться.
И все же существуют проверенные мировой практикой предпосылки и механизмы трансформации, которые нам стоит учитывать. И которые в той или иной мере, видимо, будут работать и в России. Во всяком случае, их учет сократит время и муки наших экспериментов.
Так что же из мирового опыта нам может пригодиться? Вот первая аксиома движения к свободе, подтверждённая в самых разных обществах. Мотором и движущей силой трансформации всегда и везде были интеллектуалы. Именно они формировали идеи, тактику и стратегию. Они придавали эмоции и страсть общественному протесту. Они несли эти идеи в другие социальные слои.
Если интеллектуалы спят, а тем более служат режиму, если они не готовы строить оппозиционные структуры и идти «в народ» — можно забыть о переменах. Российский опыт, думаю, подтверждает эту аксиому.
С интеллектуальным и стратегическим ядром протеста ясно. Но какой слой общества может стать социальной основой демократического движения? Такой силой становились самые разные социальные группы — от молодого офицерства и студенчества до мелкого бизнеса, средних городских слоев и религиозных групп, оформленных вокруг отдельных церквей.
Кстати, о роли церкви в протестном движении. Это особая тема и, надеюсь, мы ее поднимем. Не было ни одной успешной демократической трансформации нового времени, где бы церковь не играла важной, а порой и решающей роли.
Так как протестантские страны в большинстве случаев уже были демократиями, революционную роль пришлось играть католической церкви. Уже в конце 60-х гг. от института, поддерживающего государство (правда, не везде), католическая церковь перешла к деятельности по поддержке свободного общества, в некоторых странах став решающим фактором выхода из авторитаризма и диктатуры.
Что было самым эффективным способом борьбы с авторитаризмом? Во-первых, признание его нелегитимности широкими слоями общества, и во-вторых, приверженность оппозиции принципу ненасилия. Введение в протестный «обиход» этих двух принципов стало гарантией всех демократических трансформаций 20-го века.
Не менее существенным является принятие оппозицией и протестной частью общества еще одного правила: свободные выборы на основе новых конституционных правил игры, которые обеспечивают политическую конкуренцию и сменяемость власти.
В тех или иных странах конкретные механизмы высвобождения от единовластия могли варьироваться. Но приведённые выше принципы были основополагающими.
А теперь о том, как тактически действовала оппозиция в тех странах, где произошла успешная мирная трансформация. На что она обращала внимание в своих конкретных действиях?
Прежде всего, на формирование общедемократического фронта, т.е. объединение всех политических сил, которые были готовы признать идею правового государства и политической конкуренции.
«Фронт» мог иметь разные формы — речь идет о горизонтальных, зонтичных механизмах взаимодействия демократических сил, которые на время откладывали свои противоречия по социально-экономическим вопросам. На этапе выхода идея свободы всегда была первейшей задачей. Без этого исходного начала нельзя было сделать следующий шаг.
Одновременно оппозиция искала недовольных внутри власти и прежде всего среди военных. Все, что было нужно — чтобы военные и полиция просто не защищали режим и оставались в казармах. Но успех такого поиска всегда зависел от того, насколько влиятельной была оппозиция и какую поддержку она имела в обществе.
Везде (как и у нас) спорным вопросом был вопрос о том, какое средство борьбы с режимом предпочтительнее — участие в протестных акциях либо в легальной политической деятельности и прежде всего в выборах.
Мировой опыт говорит о любопытной тенденции. Если правящие режимы были еще устойчивы, то участие оппозиции в выборах завершалось тем, что власть ее переигрывала, используя ее для собственной легитимации.
Поэтому на этом этапе оппозиция предпочитала бойкотировать выборы, как это было в Польше, Южной Африке, на Филиппинах, в Пакистане, Никарагуа.
Но по мере ослабления режимов и их возможностей контролировать результаты выборов оппозиция начинала принимать участие в выборах, и это участие в ряде случаев стало решающим для мирного ухода авторитаризма.
Оппозиционеры спорили и о том, как часто и с какими лозунгами выходить на протестные акции (марши, демонстрации и митинги — универсальная форма протеста).
Скажем, в 1989г. в некоторых городах ГДР мирные митинги проходили каждую неделю. В Чили оппозиция устраивала ежемесячные протесты. В других странах митинги и марши устраивались по определенному поводу — годовщина сопротивления либо протест против очередного насилия власти.
Протестные акции преследовали несколько целей: сделать процесс выхода людей на улицу общественным ритуалом, отучить общество от страха перед властью и отмобилизовать протестное меньшинство, готовое к сопротивлению.
Впрочем, нигде так и не была решена задача предотвращения насилия — как со стороны полиции, так и со стороны радикальной части оппозиции.
Мировой опыт говорит и о том, что для того чтобы протестная волна не привела к появлению еще более репрессивного режима, оппозиция с самого начала должна размышлять о том, как консолидировать демократию, т.е. как создать новые правила игры, которые бы воспрепятствовали реставрации персоналистской власти.
И здесь в центре ожесточенных споров стоит вопрос: как сохранить государственную преемственность, избежать правового вакуума и перейти к новому порядку без насилия? Там, где этот процесс прошел относительно мирно, оппозиции удалось использовать потерявший легитимность старый парламент для формирования легитимности новой системы.
Так в Испании и Польше прежние парламенты одобрили законы, которые позволили провести свободные выборы и избрать новый парламент (а в Польше даже частично изменить старую Конституцию). Использовать старые правила игры и авторитарный конституционный механизм для того, чтобы перейти к демократии — это высший политический пилотаж.
Да, у многих оппозиционеров этот способ прощания с прошлым вызывал отторжение, им хотелось вообще начать с чистого листа. Но как оказалось в дальнейшем, легитимация нового через использование нелегитимного старого (в Испании это был франкистский механизм власти) — спорный, но в то же время щадящий способ выхода из прошлого.
Sic: везде основой новой системы было принятие новой Конституции, которая подводила итог прошлому и создавала гарантии нового политического порядка.
Наконец, контакты оппозиции с мировым общественным мнением, с мировой прессой и с зарубежными правозащитными организациями были способом международной легитимации ее борьбы с авторитаризмом. В ряде стран именно мировая легитимация протеста помогла избавиться от авторитарных лидеров и диктаторов (которым было предоставлено убежище в других странах).
Проблемы, с которыми сталкивается наша оппозиция, существовали во всех других странах, которые уже нашли выход из авторитарного тупика (теперь у них есть свои проблемы, но это уже другие проблемы).
Так везде внутри оппозиции шла борьба умеренных и радикалов. Везде происходила дискуссия о возможности и пределах сотрудничества с представителями власти либо о необходимости их отторжения. Везде шел спор о тактических средствах борьбы с режимом и возможности (и целесообразности) участия в выборах, контролируемых властью.
Везде шел поиск источников финансирования протестной деятельности. Везде существовала угроза неконтролируемого насилия по вине и власти, и оппозиционеров-радикалов. Везде была угроза перехвата лозунгов оппозиции представителями власти в целях их внутренних разборок.
Но ведь в итоге общество и оппозиция во многих странах все же сформировали альтернативу единовластию! Нет никаких доказательств того, что мы окажемся менее способными, чем другие.