Журналист «Эха Москвы» Марина Королева совершенно справедливо пишет: «Коллеги с "Дождя", дорогие, не знаю, зачем и за что тут было извиняться». К ее вопросам «зачем» и «за что» я бы добавил еще один: перед кем? Перед фашиствующими хунвейбинами из прокремлевских молодежек, которые грозятся: «не позволим никому переосмыслить и переоценивать итоги Великой Отечественной войны, не дадим хода инакомыслиям всех тех, кто считает, что Великая Победа могла быть достигнута какой-либо другой ценой»?

Они заявляют, что вопрос об оправданности сдачи Ленинграда оскорбляет их чувства и память погибших. Они лгут. Не могут сопереживать жертвам те, кто отметает сам вопрос о том, что «победа могла быть достигнута какой-либо другой ценой». Любой нормальный человек хоть раз задавался таким вопросом. Те, кто способен сострадать, могут приходить к разным ответам. Но те, для кого нет самого этого вопроса – у них просто нет чувств. Так же, как у оккупантов нет родины. И все их негодование – не более чем управляемая блатная истерика.

Они защищают не память о погибших, а право государства жертвовать любым количеством человеческих жизней. Ради каких-то высших целей, произвольно определяемых самим государством, или просто по дури. По ошибке. Потому что ведь каждый может ошибиться на пару миллионов жизней. Но такое право власти может признаваться обществом лишь в том случае, если полностью исключается право на сомнение в ее правоте. Власть должна быть сакральна, а начальнику подчиняются просто потому, что он начальник. Как говаривает виднейший идеолог путинского режима Ульяна Скойбеда. Я называю ее так без тени иронии, потому что вся высокодуховная идеология путинизма со всеми его скрепами - это не более чем Ульяна Скойбеда.

В редакционной статье Газета.Ру пишет, что современные российские «патриоты» готовы с пафосом рассуждать о подвигах народа, но категорически не желают видеть гибели и страданий миллионов людей за величием государственных свершений. От строительного материала люди для них отличаются лишь тем, что не всегда бывают согласны быть строительным материалом. Тогда они - досадная и вредоносная помеха. Вот и Ульяна Скойбеда называет нас насекомыми, которым неведомо понятие общего: общего дела, общего блага, родины, долга, дома. Что ж, поговорим о насекомых.

В нашем доме действительно из всех щелей лезут насекомые, которые хотят всех нас превратить в себе подобных. В существ, лишенных чувств и рефлексии, с которыми можно делать все, что угодно, и которые сами готовы делать с другими все, что угодно. Они ненавидят свободу и придумывают все новые законы, запрещающие нам чувствовать и мыслить. Запрещающие задавать вопросы.

Вы и правда думали, что их запретительные законы против всевозможных оправданий и оскорблений будут применяться ими как-то иначе? Вы до сих пор так думаете, даже после того, как они сами вам сказали и показали? Вы и правда думаете, что по поводу истолкования и применения их законов с ними можно будет спорить в их правовом поле, в их судах?

Они тащат нас в прошлое тоталитаризма с сакрализованной властью, табуированной историей, идеологическими запретами, ненавистью к инакомыслящим. Они хотят лишить нас будущего. Потому что будущее есть только у того народа, который не боится задавать любые вопросы. Духовно здоров только тот народ, который не боится вопросов. Иначе он перестает быть народом и превращается в биомассу. В расходный материал. Люди, враг в доме. И ради общего блага, общего дома мы должны его остановить.

Тот муравейник, в который они хотят нас превратить, - это и есть фашизм. Они фашисты. Не лучше тех, которые устраивали костры из книг, а потом бомбили Ленинград во имя их «общего дела». Нельзя сдаваться фашистам. Не надо пасовать перед фашистами. Не надо извиняться перед фашистами. Не надо оправдываться и заискивать перед ними. Не надо искать с ними мира, говоря, что вопрос о сдаче Ленинграда был не вполне удачен. Вопрос был абсолютно правомерен.

Наше право задавать любые вопросы к нашей истории не подлежит обсуждению. Оно священно и неприкосновенно. Это они святотатцы, если посягают на это право. Можно разговаривать с теми, кто отвечает на наши вопросы не так, как мы. С теми, кто отрицает наше право задавать вопросы, разговаривать не о чем. И это не они не позволят нам переосмысливать и переоценивать. Это мы не позволим им заставить людей перестать обсуждать, спрашивать, спорить. Сколько бы запретительных законов они еще ни придумали. Мы не позволим им превратить нашу страну в фашистский концлагерь. Потому что это наша страна и мы в ней хозяева, а не они.