В Северной столице в очередной раз пытаются выявить экстремистов среди молодежи
Правозащитники, посетившие в начале недели молодых людей, задержанных после петербургского антифашистского митинга, узнали, что сотрудниками 76-го отдела городской полиции получена телефонограмма от руководства. Она предписывает узнавать у задержанных и потерпевших места работы и учебы с «обязательным сообщением по месту работы/учебы о состоянии в экстремистских сообществах». Имеется в виду не состояние сообществ, а факт того, что задержанные имеют к ним отношение.

В данном случае задержание происходило после довольно мирной и немногочисленной воскресной акции в память о гибели антифашистов Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой.

После акции одна группа молодежи попала в полицию за нарушение правил дорожного движения, а другая – во время конфликта в кафе, при этом поводом послужила традиционная стычка между «антифа» и националистами. Все закончилось штрафами. Однако информация о новом этапе борьбы с «экстремизмом» волнует политактивистов.

Сама формулировка «экстремистские сообщества» представляется размытой. Уже несколько лет в Петербурге выпускаются методические письма и составляются программы по профилактике этого негативного явления среди молодежи (вплоть до памяток в школах). Практически в каждом муниципалитете приняты планы и составлены графики работы с привлечением сил со стороны. Так, в постановлении муниципального образования город Пушкин говорится: «Реализация мероприятий по участию в профилактике терроризма и экстремизма может осуществляться на договорной основе со специализированными организациями». В план включена «проверка объектов муниципальной собственности на предмет наличия свастики и иных элементов экстремистской направленности».

В муниципальном округе Сосновское председатель муниципального совета Светлана Загородникова и глава администрации Сергей Выприцкий стали авторами брошюры, где объясняют: «Экстремисты пытаются изменить ситуацию (реально негативную либо негативную в их групповом понимании), при этом обычно декларируют, против чего они борются и какие законные и/или незаконные методы собираются использовать. Экстремистские структуры могут иметь агрессивную направленность, а могут и не иметь». Чиновники учат: «По идеологической составляющей экстремистов можно классифицировать следующим образом: националисты (ксенофобы, неофашисты, неонацисты); радикалы в области социально-экономических вопросов – «оранжевые», радикальные коммунисты, анархисты, анархо-коммунисты (так называемые троцкисты) и т.д.; религиозные экстремистские формирования – ваххабиты, сатанисты и т.п.; экологические и культуроохранные – экстремистская деятельность осуществляется во имя защиты окружающей природной среды, сохранения памятников истории, архитектуры и культуры, борьбы с глобализацией».

Такой научно-творческой работой заняты все 111 муниципальных образований города. Видимо, этого недостаточно: в прошлом году перед саммитом G20 полиция пошла по квартирам – в частности, к родителям депутата Заксобрания, коммунистки Ирины Комоловой. Мать Комоловой подписала бумагу о том, что ее дочь работает депутатом и в экстремистской деятельности не замешана. Был случай и с обращением горпрокуратуры в Санкт-Петербургский госуниверситет за сведениями о студентах-неформалах.

Гражданский активист Александра Крыленкова, член городской общественной наблюдательной комиссии, полагает, что в ближайшее время власти активизируются в отношении прежде всего радикальной молодежи: «В националистах они видят призрак Бирюлева, а в левых антифашистах – призрак революции». В соцсетях обсуждаются попытки «привлекать» за высказывания в Интернете «по жалобам граждан». Историк и публицист Даниил Коцюбинский, тоже бывший объектом подобной жалобы, комментирует: «Экстремизм в реальном, а не полицейском смысле – это все, что нарушает свободу гражданина».

Санкт-Петербург