ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.
Ребенка попытались спасти только на следующее утро, когда увезли в реанимацию другой больницы на переливание крови, считают родные погибшего. Через три часа (и спустя 19 часов после госпитализации на скорой) под аппаратом ИВЛ Антон умер. Мать мальчика вскоре написала в Следственный комитет, но из ведомства ей впервые позвонили только через две недели, когда пост Дарьи Лазаревой об отказе в срочной медпомощи в соцсетях стал резонансным.
"После первой скорой он уже не мог сам ходить"
На боли в животе мальчик начал жаловаться днем 13 ноября. Скорая помощь приехала, по словам его сестры, спустя два часа после вызова.
– Примерно в 15 часов вызвали, в 17 часов 13 ноября они прибыли, но уговаривать их подняться нам пришлось еще минут 20. Лифт в доме не работал, а подниматься на 9 этаж они отказывались, хотя диспетчера скорой мы об этом предупредили. Врачи дали братику только нашатырный спирт и глюкозу. На это ушло полчаса, потом еще столько же вызывали реанимобиль. Наконец спустя четыре часа Антошу привезли в детскую клиническую больницу №1 края. Там его обследовали на возможный аппендицит, проверили все внутренние органы – все в порядке. Сделали тест на коронавирус – отрицательный, просканировали легкие – чистые! То есть абсолютно ничего не нашли. Только анализы показали воспалительный процесс, а какой именно, из-за чего - только разводили руками. А братику совсем плохо, он после скорой уже ходить не мог – его дядя на руках носил, – вспоминает Дарья.
Ближе к ночи Антона привезли в инфекционное отделение этой же краевой больницы. Там у него началась агония: рвота, жар. Однако ребенка не поместили в реанимацию, как просила мать, а отправили в стационар, где поили сладким чаем.
– Никто из медперсонала не помог. Сначала медсестра оформляла документы, Антон просто лежал на скамеечке, свернувшись калачиком. В палате его не могли даже посадить – он падал сразу. Взяли анализ на сахар. Оказался, низкий. Сказали, отпаивать сладким чаем. На все просьбы перевести в реанимацию и что-то уже эффективное сделать – ведь умирает на глазах – медсестры, молча, убегали, – передает Дарья слова матери.
Соседки по палате слова родственников Антона подтверждают.
– Его принесли к нам в палату вечером. Занесли на руках. В темноте было видно, что он белый, как потолок. Взяли только кровь на сахар. Капали физраствором. Оказался сахар низкий, сказали поить его сладким чаем. Потом с руганью поставили катетер, чтобы отходила моча. Мы его вместе с его мамой не могли даже посадить – он падал. Ночью была агония, он говорил явно в бреду несвязные слова. Мы, чужие люди, сами подходили к медсестрам, просили, чтобы его спустили в реанимацию, но нет – им якобы было "виднее"! "Посмотрим!" А что там смотреть? Там и непрофессионалу было видно – тяжелый случай, ребенок уже на краю. Ночью мальчик стал громко дышать. Вызвали врача, сказали, что ему жарко, да и на спине он лежит. Мы всей палатой не спали. Тоже переживали. Мамочка ребенка постоянно плакала, умоляла сына жить, просила не умирать, говорила, что без него не будет жить. Потом у него началось кровотечение. Мать была не в состоянии что-либо делать. Мы сами побежали звать на помощь, подняли всех, плакали и умоляли, чтобы его спустили в реанимацию, чтобы сделали укол кровоостанавливающий. Они пришли, посмотрели и ушли, – рассказывает Альфия Габбасова.
По словам Альфии, она ни разу не видела, чтобы кого-то из пациентов спускали в реанимацию, хотя в инфекционной больнице ей пришлось пролежать с ребенком почти месяц.
– В ту ночь, когда это случилось с мальчиком, мы с другой мамочкой побежали в реанимацию звать на помощь (у ребенка кровотечение началось, мать была с ним): в коридоре никого не было, свет выключен – такое ощущение, что оно просто не работало. Хотя это же интенсивное – там круглые сутки должны работать! Спустя время в палату, наконец, пришел врач – увидел кровотечение у мальчика, мы с нажимом: мол, нужен кровоостанавливающий укол, в ответ – тишина. Он не спустился в реанимацию, даже укола не сделал, не говоря уже о большем! – возмущается Альфия. – Мы нашли медсестер, они сказали, что вызовут скорую (обычную, не реанимационную), хотя у Антона уже второе кровотечение пошло, еще сильнее прежнего. Он просто лежал в палате, рядом его мама. И вокруг никто ничего не делал. Мы уже не могли это выносить, все из палаты вышли, стояли плакали под дверью. За дверью мама его начала кричать. Мы опять оббегали всю больницу, звали на помощь. Самим уже было плохо. В итоге скорая приехала, медбрат унес его на руках. Потом сами сутки рыдали и пили успокоительное. Мы надеялись до последнего, что все будет хорошо. Что ему успеют сделать переливание.
В девять утра 14 ноября Антона увезли обратно в краевую больницу и действительно пообещали провести, наконец, переливание крови, говорит сестра погибшего. Примерно через три часа после транспортировки его подключили к аппарату ИВЛ, после чего мальчик умер.
Семья Антона и родители остальных детей-пациентов до сих пор не понимают, почему мальчика не унесли в реанимацию и почему ждали минимум восемь часов, чтобы начать переливание крови.
– Это просто недопустимо – как так, чтобы интенсивная терапия не работала?! Это экстренная служба, она должна работать в круглосуточном режиме, – комментирует ситуацию хирург перинатального центра, врач ультразвуковой диагностики и глава иркутского отделения профсоюза "Альянс врачей" (в марте Минюст признал НКО "иноагентом") Сергей Ковальчук.
"Полмесяца молчали"
Чтобы выяснить, по какой причине отделение не работало и узнать настоящий диагноз сына, Оксана через день после его смерти написала жалобу в Следственный комитет. Семье даже не ответили. По их мнению, молчали бы до сих пор, если бы не реакция людей в сети в ответ на публикацию Дарьи.
– 17 ноября нам выдали справку о смерти (есть в распоряжении редакции), где причиной смерти указана "пневмония неуточненная". Притом, что легкие у него были абсолютно чистые, как вы помните. Кровью они заполнились, уже когда он умирал. Кровотечения – это же последствия, а какая причина? Написали заявление. Они [Следком] полмесяца молчали. Ни звонка, ни-че-го. А как только мой пост о смерти брата набрал тысячи просмотров, репостов – тут же объявился Следственный комитет. И о проверке объявили, и нас, наконец, на опрос (впервые!) вызвали, – говорит сестра погибшего. – В репостах, кстати, многие отмечали аккаунт в инстаграме нашего губернатора (Олега Кожемяко), его помощник регулярно отписывался всем, кто репостил мой пост в сторис, что, мол, "ведется расследование". Но велось ли оно на самом деле, думаю, мы так и не узнаем – факт, к нам (семье) ни разу за те две недели никто не обратился. А ведь по логике начать опрос должны были с нас.
Только сегодня, 29 ноября, Следственный комитет Приморья заявил, что по жалобе родных мальчика заведено уголовное дело о причинении смерти по неосторожности (ст.109 ч.2 УК РФ). В ведомстве при этмо подтвердили, что заявление от семьи получили еще 16 ноября. В СК добавили, что "выясняют причину смерти ребенка" и есть ли причинно-следственная связь между его гибелью и "действиями или бездействием медработников".
Кроме того, 29 ноября о начале проверки по факту гибели 8-летнего мальчика в краевой клинической больнице объявила прокуратура Приморского края.
В краевой детской клинической больнице №1 редакции сообщили, что не смогут прокомментировать смерть Антона и посоветовали обратиться в Минздрав края. В министерстве график работы интенсивной терапии больницы обсуждать отказались, но сообщили, что проводят "по факту случившегося ведомственный контроль".
– По его итогам будут сделаны организационные выводы. Также данный случай расследуют следственные органы, – отрапортовали чиновники.