Феликс Дзержинский. Архив РИА Новости
20 секунд на приговор. Быстрее, чем «тройки»
На застроенной типовыми прямоугольными многоэтажками улице Гоголя в Новосибирске резко выделяется трехэтажный, растянутый в ширину Дом офицеров. Единственное здесь историческое здание построено в 1925 году. Спустя 6 лет после того, как Чудин, Свободина и Дрейцер были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. В этом здании 10 ноября 2021 года принимали решение о статусе казненных — преступники они или все-таки жертвы политических репрессий?
Неприметная табличка кассационного военного суда на углу. Девять утра, уборщица моет пол, рабочие носят мешки с цементом. На центральной лестнице статуя Фемиды. В судебном зале напротив пустого «аквариума» флегматично смотрит в стол пузатый прокурор; открывается дверь, в зал порывистым маршем врываются судьи; все трое общими неуловимыми чертами похожи друг на друга.
— Лица, участвующие в деле, — это Чудин, бывший начальник отдела по борьбе со спекулянтами, гражданка Свободина и ее бывший любовник Дрейцер. Вот такой у нас кхм… предмет, — торопливо начинает заседание председательствующий судья Лебедев.
Судья слева неприкрыто зевает и морщится от каждого слова, второй судья увлеченно ковыряет пальцем в ухе. Прокурор, изучив поверхность стола, переключается на исследование стены.
Председательствующий торопливо перечисляет участников процесса и рассказывает о ходатайстве от автора заявления на реабилитацию Чудина, Свободиной и Дрейцера. Заявитель просил рассмотреть дело в его отсутствие, напоминал, что данные граждане не совершали военных преступлений, и испрашивал назначение защитника.
— Уважаемый суд, процедура рассмотрения данного дела предусматривает не пересмотр самого дела, а проверку обоснованности принятого решения уполномоченного прокурора о признании указанных вами лиц подлежащими реабилитации, либо нет. Вследствие чего полагаю, что на данной стадии оснований для назначения по делу защитника нет, — подскакивает прокурор.
Лебедев отклоняет ходатайство и переходит к докладу.
Разобрать фабулу дела практически невозможно. Специальная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем установила, что Чудин сожительствовал со Свободиной и помогал любовнице освобождать спекулянтов из-под стражи, закрывал уголовные дела «в отношении трех личностей». Также Чудин разрешил работу одного нелегального магазина и за 25 тысяч рублей, переданных Свободиной, снял слежку со спекулянта.
— При этом Чудин не сообщил в компетентные органы о предложенной ему взятке в размере 25 тысяч рублей, а также о получении Свободиной денежных средств. Кроме того, Чудин не привлек Свободину к уголовной ответственности за упомянутые действия, — бубнит судья.
В свою очередь, Свободина «использовала свою интимную связь с Чудиным» для освобождения людей из-под стражи и прекращения уголовного преследования своего бывшего сожителя Дрейцера. Последний также использовал свои «неуставные» отношения со Свободиной, и через нее воздействовал на Чудина — брал деньги со спекулянтов, половину забирал себе, другую отдавал Свободиной. Так нескольким спекулянтам удалось избежать уголовной ответственности.
Слово берет прокурор. Да, в военную прокуратуру Западного военного округа поступило обращение о реабилитации Чудина, Свободиной и Дрейцера.
Но повторная прокурорская проверка показала, что эти люди не заслуживают реабилитации.
Представитель главной военной прокуратуры в Новосибирском военном суде, где рассматривается кассация на решение о реабилитации расстрелянных по делу Чудина. Фото: Алена Истоминой, для «Новой газеты»
Чудин — за то, что мешал следствию, незаконно освобождал спекулянтов от уголовной ответственности и не донес на действия своей любовницы. Свободина — за получение взяток и «иные действия противоправного характера».
— В соответствии с пунктом «г» ст. 4 Закона о реабилитации жертв политических репрессий лица, совершившие преступления против правосудия, реабилитации не подлежат. Оснований полагать, что Чудин, Свободина и Дрейцер были осуждены необоснованно или по политическим мотивам, — не усматривается. Предлагаю судебной коллегии признать данных лиц не подлежащими реабилитации, — губы прокурора растягиваются в улыбке.
Судьи удаляются в совещательную комнату:
- 10 минут занял судебный процесс,
- 6 минут судьи принимали решение,
- 20 секунд оглашался приговор.
Вот то время, которое понадобилось российским судьям, чтобы взвесить и оценить правомерность лишения жизни трех человек.
— Признать Чудина, Свободину и Дрейцера, осужденных приговором от 23 августа 1919 года, не подлежащими реабилитации, — ставит точку Лебедев.
За стеной валит снег, из коридора доносится цокот каблучков работниц суда и слышно, как матерятся рабочие. В судебном зале судья рассказывает прокурору порядок изготовления решения. Хочется побыстрее выйти на улицу.
— Подождите, — внезапно обращается ко мне секретарь суда. — Видите, мы же не пересматривали само дело, мы проверяли обоснованность принятого прокурорского решения, — девушка прячет глаза и неуверенно пожимает плечами. Кажется, она единственный участник процесса, кто видит в истекших 10 минутах судебного заседания нечто большее, чем протокол.
Алёна Истомина, специально для «Новой», Новосибирск
Кадр из фильма «Чекист»
ЧК и любовный треугольник
10 ноября коллегия кассационного военного суда под председательством Александра Лебедева буднично и прозаично оправдала бессудные казни и политические убийства. Не то чтобы их только теперь разрешили, но теперь их резонность подтверждена судебным решением. И им же, по сути, сказано: так в России будет и впредь, и через сто лет.
102 года назад спецкомиссия ЧК во главе с Дзержинским (внесудебный орган) постановила расстрелять коллегу из ПетроЧК и заодно с ним двух штатских — возлюбленную этого чекиста (собственно, вина в том и заключалась — он полюбил не ту, она не того), а также ее другого ухажера.
Через 101 год, 16 октября прошлого года, военная прокуратура Западного военного округа — по первому требованию — всех троих расстрелянных реабилитировала. Всех троих признала жертвами политических репрессий, а государство в лице ВЧК — осуществившим эту репрессию.
Однако что-то случилось, перещелкнуло где-то высоко в воздухе над родиной, и в августе с.г. генерал-лейтенант Александр Девятко, замглавного военного прокурора, заключение о реабилитации отменил. И направил на дополнительную проверку в военную прокуратуру Западного военного округа, где вскоре заключение утвердили, и полковник Вячеслав Лабутин, на тот момент врио военного прокурора ЗВО, направил дело в кассационный военный суд (Новосибирск) — поскольку заявление о реабилитации есть, суд должен решить. По сути, на пересмотр уголовного дела с учетом мнения органов прокуратуры.
И суд решил. Признал не подлежащими реабилитации всех троих: Дзержинский ошибаться не мог.
Суд мог принять одно из трех решений:
- реабилитировать,
- изменить приговор,
- отказать в реабилитации.
Отказ в реабилитации означает, что суд соглашается с обвинением и считает расстрел надлежащей мерой наказания.
Дело слушалось в отсутствие защиты.
История — это цепь преступлений, одно за другим, и чуть ли не каждое историческое деяние предпринимается затем, чтобы исправить или прикрыть предыдущее. Дзержинский будет прав всегда, иначе возникнут сомнения в его последователях.
Любовь, продукты и расстрел
Это, конечно, кино. Главное в нем психология, ну а фабула с элементами детектива, мелодрамы и триллера в целом ясна из приговора по делу бывшего члена коллегии Петроградской Чрезвычайной Комиссии Дмитрия Яковлевича Чудина. Приговор напечатан в «Известиях» (на тот момент ВЦИК Советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов и Московского совета рабочих и красноармейских депутатов) от 27 августа 1919 года (№ 189). Публикуем без изменений.
Приговор по делу Чудина, председательствовал Феликс Дзержинский. Фрагмент «Известий»
документ
«Ввиду важности дела В. Ч. К. назначила для рассмотрения его комиссию из трех членов В. Ч. К. и трех членов Петроградск. губчека под председательством тов. Дзержинского.
Комиссия эта, рассмотрев дело, пришла к следующему единогласному заключению.
Показаниями обвиняемых и всеми обстоятельствами дела установлено с полной несомненностью, что:
§ 1. Состоя членом коллегии Петроградской Чрезвычайной Комиссии, Чудин вошел в интимную связь с сожительницей арестованного спекулянта Свободиной-Сидоровой, которая хлопотала у него и добилась освобождения своего сожителя Вульфа Мееровича Дрейцера.
§ 2. Своим поведением в дальнейшем Чудин давал Свободиной возможность успешно хлопотать через него в Чрезвычайной Комиссии за других спекулянтов (фамилии) Эменбекова, Баританского, Розенберга и др., в то время как Свободина получала за это крупные взятки.
§ 3. Узнав от Свободиной о полученной ею от Эменбекова крупной взятке, хотя сам и отказался от предложенных ему 25 тысяч руб. из этой взятки, все же не только не арестовал ее и не сообщил обо всем своим товарищам в Чрезвычайной Комиссии, но даже не прервал с нею дальнейшей своей преступной связи и продолжал брать от нее разные продукты.
§ 4. Когда Ч. К. напала на след работы его сожительницы, то Чудин рассказал ей об этом и заявил: «я боюсь к тебе ходить, за мной следят».
§ 5. Узнал от нее также, что к ней ходит разыскиваемый Ч. К. Габаев с целью при ее помощи добиться освобождения своей жены за взятку от 50 до 100 тысяч руб., опять-таки ограничился только тем, что сказал ей, что Габаев должен перестать к ней ходить.
Считая все эти факты доказанными, комиссия нашла, что вина Чудина усугубляется еще тем, что он, состоящий несколько лет в рядах коммунистической партии и занимавший такой ответственный пост, как член Чрезвычайной Комиссии, не мог не понимать, как предательски он нарушает интересы партии и злоупотребляет доверием своих товарищей по Ч. К.
Комиссия вместе с тем, считаясь с постановлением Петроградского совета о необходимости начать самый беспощадный поход против должностных преступлений, особенно против таких возмутительных должностных преступлений, какое совершил Чудин.
Ввиду всего этого комиссия единогласно постановила: бывшего члена коммунистической партии Д. Я. Чудина расстрелять.
В отношении Нины Алексеевны Свободиной-Сидоровой комиссия устанавливает:
- Свободина-Сидорова использовала свою интимную связь с Чудиным для целого ряда шантажей и взяточничества.
В отношении Вульфа Мееровича Дрейцера комиссия установила:
- Как прежний сожитель Свободиной, не порвавший с ней окончательно и знавший об ее связи с Чудиным, Дрейцер использовал ее в качестве ходатая по освобождению целого ряда лиц и делил с нею получаемые за это взятки.
Считаясь с этим, Комиссия постановила единогласно: применить к Свободиной и Дрейцеру высшую меру наказания — расстрел, приведя приговор в исполнение в продолжение 24 час.
Председатель комиссии Ф. Дзержинский.
Приговор приведен в исполнение 23 августа 1919 года».
Логика иезуитов
Итак, треугольник. Дмитрий, на момент расстрела 38 лет. Красавец-комиссар с пенсне, запомнившиеся современникам курчавая шевелюра и проницательный взгляд. Герой двух революций (пятого года и 17-го). Красотка Нина, 22 или 23 года, уроженка дер. Дворище Грязовицкого уезда Вологодской губернии, в Петрограде попала в театральную среду (об этом несколько свидетельств). И Вульф, 37 лет, минский еврей, ее первый возлюбленный. То ли аптекарь, то ли тогда в Петрограде их было двое, полных (тройных) однофамильцев — архивная неясность.
А спросить не у кого — потомков, по всей видимости, не осталось ни у кого.
Не у кого спрашивать и об иезуитстве логики, с которой выбрана формулировка для отказа в реабилитации: Чудин совершил «преступление против правосудия», а Свободина и Дрейцер соучаствовали. По закону, такие лица действительно реабилитации не подлежат. Писавшие и принимавшие этот закон в России 1991 года имели в виду тех, кто фабриковал дела, пытал, выносил неправосудно решения и т.д. Писавшие и принимавшие этот закон имели в виду Ягоду, Ежова, Берию, минусинского палача Алексеева. А чекист Чудин спасал торговцев-евреев от расправы, и, оказывается, это он совершал преступление против правосудия.
Не бессудные расстрелы — преступление, а его ходатайства и просьбы перед товарищами об освобождении несчастных. В голове не укладывается.
контекст
Председателя Петроградской губернской ЧК Филиппа Медведя сняли с этого поста через неделю после расстрела Чудина, 30 августа 1919-го, направили руководить особым отделом Западного фронта, затем, в том же году — заведовать концлагерями. Позднее, в 1934 году он снова стал главой ленинградских чекистов, но был убит Киров, его снова сняли, только теперь уже отправили в лагерь — за преступную халатность, потом и вовсе расстреляли.
Вдохновленный историей Чудина, в 1922-м повесть «Шоколад» напечатал Александр Тарасов-Родионов, четырежды ее переиздавали: в 1925, 1928, 1930 и 1990 годах. Чудин — Зудин, Нина стала балериной Зальц, Дрейцер — Павловым, но это на любителя: повесть совсем не придерживается фактической канвы, уж слишком «по мотивам» и чересчур проникнута классовым мировоззрением, а здесь драма звучания общечеловеческого, и нужен бы документ, он куда круче и пронзительней вымысла.
Дзержинский, кстати, прочитал и высказался: «Был такой случай, но обобщать не следовало»
(по воспоминаниям Антонова-Овсеенко, «Рыцарь революции», 1967).
В России запрещено публично отождествлять роль СССР и нацистской Германии во Второй мировой, не приветствуется сравнение ЧК и НКВД с гестапо — я и не собираюсь их равнять: речь про конкретных, единичных людей. Тех немногих нацистов, что спасали евреев, и чекиста Чудина. Тем более что он вызволял евреев-торговцев в 1919-м.
- Гауптман Вильгельм Хозенфельд сберег жизнь еврейскому пианисту Владиславу Шпильману (потом Полански снял об этом «Пианиста»).
- За Оскаром Шиндлером числят спасение почти 1200 евреев. Об этом знаменитые кино «Список Шиндлера» и роман «Ковчег Шиндлера». Нацист и бизнесмен Шиндлер тоже спасал, преследуя свою выгоду. Впрочем, почему тоже. У Чудина — и это видно даже из приговора — в мотивах одна любовь (или страсть).
Далек от того, чтобы выставлять Чудина праведником, исследователи, с кем «Новая» беседовала, видели его подписи под репрессивными актами, секретарь ЧК Чудин упоминается в материалах Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков как один из подписавших расстрельный приговор группе белых офицеров в Петрограде. Но судя по приговору, Чудин и спасал.
Мы не в раю и не в аду, чистого беспримесного зла и добра у нас нет, и ни добро, ни зло непреодолимы, непобедимы без вируса, без агента в его рядах, без «оборотня в погонах» (впрочем, погон тогда у чекистов не было), пусть бы он стоял за вражескую сторону даже бессознательно.
В приговоре — никаких отсылок к нормам закона и правовым актам. Чисто волюнтаристское решение. Казнь исходя из корпоративного этического кодекса ЧК.
Исходя из большевистско-чекистского мировоззрения. Чистка рядов. Чудин не брал взяток и не сам освобождал спекулянтов — через него о том хлопотали и ходатайствовали. Он сам ходатайствовал. Это не преступление. Решение отпускать несчастных принималось коллегиально.
Картина Калинникова «Чекисты»
Но, очевидно, вина в том и заключалась: вместо репрессий к классовым врагам он стал за них просить. Для чекистов того времени это уже состав преступления — отсутствие ненависти к врагу.
И заодно с членом коллегии ПетроЧК и старым большевиком Чудиным к стенке — двух штатских. Они-то каким боком к внутрикорпоративной разборке? По сути, их расстреляли за аморалку — никаких взяток Свободина, конечно, брать не могла, поскольку не должностное лицо. Люди, узнав о существовании такой женщины, что могла повлиять на судьбы арестованных, понятно, несли ей. Один из юристов, смотревший материалы дела, сказал «Новой», что несли не столько деньги, сколько продукты. А не брать продукты в Петрограде 1919 года, если их несли, мог только безумец. Безумной Свободина не была, за это и поплатилась. Ну и еще спала не с тем. И Дрейцер тоже спал не с той, одна из сторон треугольника.
На тот момент смертная казнь отменена — декретом, принятым 28 октября 1917-го II съездом Советов. Да, ВЧК перманентно добивалась особых полномочий и их пересмотра — так, 21 февраля 1918-го очередным декретом утвержден расстрел на месте преступления «неприятельских агентов, спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов, германских шпионов».
Постановлением о красном терроре от 5 сентября 1918-го смертная казнь восстановлена, но — для «лиц, прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам».
В июне 1919-го список еще расширили, но все эти гормональные всплески молодой революции адресовались белым и контрреволюционным элементам, не общеуголовной преступности.
Если же несчастный любовный треугольник, отбрасывавший тень на ЧК, подвести под контрреволюционное деяние и рассматривать казнь как закономерное следствие объявленного красного террора, тогда Свободину, Дрейцера и Чудина должны бы реабилитировать вообще без лишних слов.
Тайная сущность
Сто лет дело лежало, и никого не интересовало, его материалы никогда не засекречивались. И вдруг такие страсти вокруг. Решение о реабилитации прошло тихо, не публиковалось: понятно, это не новость — порядок вещей. Если есть жертвы политрепрессий, их надлежит реабилитировать. Воскрешение убитых — не по нашей части, но оболганные должны быть оправданы. И вдруг в порядок вещей вмешалась тайная сущность, развернув процесс в обратную сторону. Менее чем через год военная прокуратура меняет мнение на прямо противоположное. Запрос о том, что это была за сила, направлен военному прокурору ЗВО Артуру Егиеву, а также главному военному прокурору Валерию Петрову — на суде в качестве обвинителя присутствовал военный прокурор именно Главной военной прокуратуры.
Помимо того, газета спрашивает:
- какие дополнительные материалы/аргументы предъявила эта тайная сущность к делу, чтобы его потребовалось пересматривать?
И еще.
- При внесудебной расправе в 1919 году прокурор не присутствовал. Почему теперь прокуратура встала на сторону ВЧК и отказала убитым в реабилитации?
- Означает ли это, что прокуратура согласна с внесудебной расправой 1919 года и считает расстрел надлежащей мерой наказания?
Быть может, дело лишь в том, что приговор подписывал сам Дзержинский? Великий, безгрешный, не ошибавшийся, чьи портреты по-прежнему на стенах кабинетов.
Это не частность. Именно то, что в головах этих людей, хранителей железного, а теперь и «святого» Феликса, определяет сегодняшний и завтрашние дни России.
Значок сотрудника ВЧК-ОГПУ. К пятилетию организации
Один из исследователей дела Чудина (в соответствии с Законом о СМИ пожелал остаться неназванным):
— Прежде всего хотелось бы изложить историю с Чудиным понятным современному читателю языком.
Дело Чудина
Петроград 1919 года. Гражданская война. Голод. Год назад убит председатель Петроградской ЧК Соломон Урицкий. В ответ советская власть объявляет о начале красного террора — волны массовых арестов, бессудных казней и попросту убийств.
В маховике террора участвует коммунист Чудин, входящий в состав президиума Петроградской ЧК — органа, непосредственно осуществлявшего красный террор. К Чудину пришла 23-летняя красавица Нина Свободина, которая стала просить освободить своего мужчину — еврея Владимира Дрейцера, арестованного за «спекуляцию», то есть за попытку выжить в условиях экономического и политического хаоса, устроенного коммунистами в результате государственного переворота. Например, спекулянтом власти того времени называли всякого, кто отказывался отдавать государству то, что оно считало нужным себе присвоить, — золото, серебро. Это советская власть объявила своей собственностью и обязала всех граждан добровольно и безвозмездно их сдать. Спекуляцией также называлась, по существу, всякая торговая деятельность, осуществляемая не государством. Целая отрасль российской экономики была поставлена коммунистами вне закона, миллионы людей остались без средств к существованию. Чтобы усмирять недовольных экономическим экспериментом, использовалась ЧК.
Между молодым Чудиным и красавицей Свободиной вспыхнул роман. Девушка, очаровавшая чекиста, стала просить Чудина похлопотать об освобождении своего мужчины. После того, как Чудин добился его освобождения, она стала просить его помочь в освобождении из чекистских застенков и других «спекулянтов» — тех, кто, продолжая жить по-прежнему, стал неугоден советской власти. Таким «чудесным» образом Свободина стала негласным адвокатом несчастных жертв. Люди благодарили, несли деньги, продукты. Сами предлагали ей деньги за то, чтобы она через Чудина помогла обреченным вырваться на свободу. Так, к девушке стал ходить разыскиваемый чекистами Габаев и умолял спасти его жену, попавшую в ЧК, видимо, в качестве заложницы. Он предложил огромные деньги за спасение супруги — 100 тысяч рублей.
Слухи о девушке, которая могла помочь спасти кого-то из чекистских подвалов, разлетелись молниеносно.
Последствия не заставили себя ждать, вскоре были арестованы и Чудин, и Свободина, и Дрейцер. Очевидно, что в действиях Чудина нет никакого преступления, потому что не было никакого преступления со стороны тех, кого власть объявила «спекулянтами», бросала в чекистские застенки и расстреливала. Не было никакого преступления со стороны девушки, которая пыталась спасать людей, принимая за это благодарность. Не было никакого преступления со стороны Дрейцера, который помогал ей в этом. Не было тогда. Нет и сейчас.
А что есть? Есть мифология. Мифология непогрешимости ЧК и Дзержинского. Думаю, именно преемникам Дзержинского стало не по себе после того, как военные прокуроры, проявив честность, принципиальность и законность, в 2020 году реабилитировали бессудно казненных. Именно современные чекисты, носители «холодной головы и горячего сердца», сочли, что реабилитация чекиста, подпавшего под женские чары, разрушает мифологию о справедливом Дзержинском. И нетрудно догадаться, по чьей просьбе Главная военная прокуратура молниеносно отменила реабилитацию Чудина, Свободиной и Дрейцера, бессудно и безвинно расстрелянных в далеком 1919 году.
Ни суд, ни прокуроров не смутило даже то, что ни сто лет назад, ни сейчас Чудин, Свободина и Дрейцер не получили от государства возможности на защиту — ключевой элемент всякого, даже формального, правосудия. Ни председатель ЧК Дзержинский, ни судья кассационного военного суда Лебедев, ни представитель Главной военной прокуратуры, скучавший в суде, — никто из них не задумался о том, что правосудие — это прежде всего возможность защищаться!
Вспоминается история еще одного чекиста, который в 30-е годы, так же как Чудин, участвовал в раскручивании маховика террора, мародерствовал, но однажды попытался спасти еврейскую семью — престарелого главу семьи, двух его дочерей, сына и их знакомого. Рискуя жизнью, спрятал их у себя дома. За что поплатился жизнью — он и укрываемые им евреи были схвачены и расстреляны. Дело «предателя» чекистской этики до сих пор не пересмотрено. Почему? Ответ очевиден.
Впрочем, можно оставить в стороне неоднозначного Чудина. Как суд мог отказать в реабилитации Дрейцера и Свободиной, которых расстреляли за то, что они «делили взятки», которые по определению не могли брать? Когда чекисты с двумя классами образования писали про взятки не должностного лица — это понять можно, но как сегодня суд соглашается с этим бредом?
Мне кажется, что начнись сейчас массовые репрессии, бессудные казни, прокуратура и суды вели бы себя точно так же, соглашаясь с любыми требованиями чекистов.
Мы видим, как используется закон «О реабилитации жертв политических репрессий» — не для реабилитации жертв репрессий, а фактически для оправдания террора и бессудных казней.
С такими транспарантами выходили в Петрограде на демонстрации в 1918 г.
Лучший из них
Вопрос «как это стало возможным?» задавать сейчас можно разве что пустоте и в пустоту. Государственное насилие, не ограниченное ничем (ни законами, ни понятиями, никакими представлениями о прекрасном и безобразном — если только корпоративным кодексом), становится нормой лишь тогда, когда перестает встречать сопротивление.
В 1919 году такие методы частью общественного договора не были — Россия еще упиралась. 102 года спустя практика бессудных расстрелов признана нормой. И это признание состоялось вполне рутинно.
Вместо послесловия — свидетельство видного деятеля компартии и Коминтерна, журналиста и писателя Виктора Кибальчича (В. Серж. «От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера», 1943):
«Я считаю создание ЧК одной из тяжелейших, немыслимых ошибок, совершенных большевистскими лидерами в 1918 году, когда происки врагов, блокада и иностранная интервенция заставили их потерять голову. Совершенно очевидно, что революционные трибуналы, работая гласно, а в некоторых случаях и при закрытых дверях, с допущением защиты, были бы столь же эффективны при гораздо меньшем количестве злоупотреблений и произвола.
Следовало ли возрождать методы Инквизиции?
В начале 1919 года ЧК слабо сопротивлялись психологическому разложению и коррупции. Дзержинский, насколько мне известно, оценивал их как «наполовину прогнившие» и не видел иного способа избежать зла, кроме расстрела самых плохих чекистов и отмены при первой возможности смертной казни… Однако террор продолжался, ибо вся партия жила в глубоком внутреннем убеждении, что будет физически уничтожена в случае поражения; а поражение неделю за неделей оставалось возможным и вероятным.
Во всех тюрьмах существовали сектора, отведенные для чекистов, судей, различных агентов, осведомителей, палачей…
Чаще всего палачи кончали тем, что их самих казнили. Они спивались, бредили, неожиданно стреляли в кого-нибудь. Я знал несколько дел такого рода.
В частности, мне было хорошо знакомо удручающее дело Чудина. Участник революции 1905 года, Чудин, высокий, еще молодой парень, с курчавой шевелюрой и цепким взглядом из-под пенсне, влюбился в молодую женщину, с которой познакомился в ходе следствия. Она стала его любовницей. Воспользовавшись его слабостью, проходимцы вынудили его походатайствовать за злостных спекулянтов, более чем подозрительных, и добились таким образом их освобождения. Дзержинский приказал расстрелять Чудина, женщину и жуликов. В честности Чудина никто не сомневался. Это было ужасно. Годы спустя товарищи говорили мне: «В тот день мы расстреляли лучшего из нас». Они никогда себе этого не простили».
Простили нынешние товарищи.
Алексей Тарасов, обозреватель «Новой газеты»
Расстрел. Фото из архива
Никита Петров
историк
Узаконенное беззаконие
Сегодня российская правовая система отброшена на многие годы назад. Игнорируются очевидные и бесспорные нормы права. Указ Президиума Верховного Совета СССР, принятый 16 января 1989-го, признал антиконституционными внесудебные органы (коллегии ОГПУ, «тройки» и Особое совещание НКВД–МГБ) и постановил отменить вынесенные ими внесудебные решения. Логика указа понятна — не может быть оправдана и легализована внесудебная расправа, то есть решение о наказании, принятое без присутствия обвиняемого, без реализации его права на защиту и полноценный суд, причем — гласный!
Тот же принцип четко зафиксирован в действующем Федеральном законе РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» (1991). И в нем есть норма об обязательной отмене внесудебных решений, а в ст. 4 дается перечень составов преступлений (шпионаж, террор, преступления против правосудия, насильственные действия в годы войны, участие в бандформированиях и грабежах, военные преступления), не подпадающих под действие этой нормы. И вот что важно — преступлений по должности, подкупа или взятки в этом перечне нет.
Итак, дело против Чудина, Свободиной и Дрейцера, расстрелянных 23 августа 1919-го по решению Комиссии ВЧК во главе с Дзержинским, — дело политическое и обвинения политические. То есть, безусловно, они подлежат реабилитации!
А отказывая им в реабилитации, прокуратура и суд пытаются узаконить произвол времен ВЧК и внесудебную расправу. Узаконить советское беззаконие.
А что мог бы решить сегодняшний российский суд? Переквалифицировать обвинение на общеуголовные статьи? Но это же абсурд! В 1919-м не существовало Уголовного кодекса. Он был принят в РСФСР только в 1922-м. Может быть, суд сможет ориентироваться на Уложение о наказаниях времен Российской империи? Но и тут незадача — большевики отменили все прежние законы. В условиях правового вакуума действовали большевистские декреты. Но и они — эрзац права и явный пример деформации правосудия. Так что и пролонгировать действие прежних царских законов нельзя, как и нельзя придать обратную силу советскому Уголовному кодексу 1922-го.
Тем не менее суд принял совершенно абсурдное решение — отказать в реабилитации по мотивам совершения Чудиным, Свободиной и Дрейцером «преступления против правосудия». Все трое (двое вообще не были должностными лицами), оказывается, действовали против правосудия. У кого повернется язык назвать деятельность ВЧК — правосудием? Массовое взятие граждан в заложники, расстрелы по спискам, абсолютный и ничем не ограниченный произвол — это что, правосудие? Достаточно заглянуть в текст приказа ВЧК «О Красном терроре» (1918) — и все становится на свои места.
Выход только один и общий — безусловная отмена всех решений внесудебных органов советского времени как антиправовых и неправосудных.
ВОСПОМИНАНИЯ
Глазами советских людей и несоветских
Из книги Фёдора Шаляпина «Маска и душа». Париж, 1932:
«Почти одновременно с великими князьями арестованы были в Петербурге два моих сердечных друга — бароны Стюарты. С домом Стюартов я познакомился в 1894 году, когда я почти еще мальчиком служил в частной опере в Панаевском театре в Петербурге. Мои сверстники Стюарты только что окончили лицей. Это были добродушнейшие и очень тонко воспитанные молодые люди. Когда пришла революция, один из них, Володя, ни капли не стесняясь, надел полушубок, валяные сапоги и пошел работать грузчиком на железной дороге. Другой брат, Николай, окончивший затем медицинский факультет Харьковского университета, старался как-нибудь практиковать, но по натуре был больше театрал и мечтатель, чем врач-натуралист. Сии Стюарты, правду говоря, не были пролетариями ни по происхождению, ни по жизни, ни по убеждениям, ни по духу. Политикой, однако, не занимались никакой. Но они были бароны, отец их служил в Государственном архиве, а в старые времена был где-то царским консулом. Бароны! Этого было достаточно для того, чтобы их в чем-то заподозрили и арестовали.
В особенности, должно быть, надо было их арестовать потому, что бароны эти надевали деревенские полушубки и валенки и шли работать по разгрузке вагонов на станции железной дороги.
Зная Стюартов до глубины корней их волос, я всегда и всюду мог поручиться своей собственной головой за полную их невинность. Я отправился на Гороховую улицу в Чека. Долго ходил я туда по их делу. Принимал меня любезно какой-то молодой красавец с чудной шевелюрой по фамилии Чудин, комиссар. Помню, у него был красивый взгляд. Любезно принимал, выслушивал. Я каждый раз уверял Чудина в невиновности Стюартов и просил скорее их освободить. Наконец Чудин посоветовал мне лучше изложить все это на бумаге и подать в Чека. Я изложил. Ждал освобождения. На несчастье Стюартов, где-то на верхах в то время будто бы решили не применять больше к политическим преступникам смертной казни. Об этом ожидался декрет.
И вот для того, чтобы арестованные и содержимые в тюрьмах не избегли, Боже упаси, смерти, всю тюрьму расстреляли в одну ночь, накануне появления милостивого декрета!
Так нипочем погибли мои друзья братья Стюарты…
Я узнал потом, что был расстрелян и комиссар Чудин. Увлекаясь какой-то актрисой, он помог ей достать не то меха, не то бриллианты, конфискованные властью у частных лиц. Она же, кажется, на него и донесла.
В таких же условиях были расстреляны великие князья, содержавшиеся там же, где и Стюарты, в доме предварительного заключения на Шпалерной».
Из книги «Коммунисты» серии ЖЗЛ, 1976:
«Дзержинский разбирал утреннюю почту. В письме, присланном из Петрограда, говорилось о том, что член коллегии губчека Д.Я. Чудин вступил в интимную связь с некой Свободиной-Сидоровой. За «любовь» приходилось платить. И Чудин по ходатайствам Свободиной-Сидоровой освободил из-под ареста ее сожителя спекулянта Дрейцера, а затем спекулянтов Эменбекова, Баршанского, Розенберга, с которых Свободина-Сидорова получила за свое заступничество перед ЧК крупные взятки.
Дзержинский пригласил Петерса:
— Яков Христофорович, вы недавно вернулись из Петрограда. Что вы можете сказать о Чудине?
— Коммунист, хороший работник, отлично действовал, когда мы проводили массовые операции в Петрограде в период мятежа на Красной Горке.
— Прочтите это. — Дзержинский передал Петерсу письмо.
— Невероятно! — воскликнул Петерс, ознакомившись с его содержанием. — А вы не допускаете, Феликс Эдмундович, что это клевета?
— К сожалению, похоже на правду. Много конкретных данных, которые легко проверить. Клеветники так не поступают.
И Дзержинский отправился в Петроград, чтобы лично разобраться с этим делом.
Чудин молча сел на предложенный стул, прочел письмо, взглянул в глаза Дзержинского и сразу отвел свои.
Феликс Эдмундович испытующе смотрел на Чудина. Готовясь к этой встрече, он все еще надеялся, что Чудин возмутится и опровергнет обвинения, но в его мимолетном взгляде Дзержинский не прочел ничего, кроме тоски.
— Правда?
— Правда, — ответил Чудин.
— Оружие на стол!
Чудин покорно снял ремень с кобурой, положил перед Дзержинским.
Феликс Эдмундович почувствовал отвращение к этому человеку с посеревшим лицом и опустившимися плечами. Начинала душить тяжелая волна гнева. Но вспылить, разрядиться гневом нельзя. Перед ним сидел арестованный, и служебный долг повелевал быть с ним «гораздо вежливее, чем даже с близким человеком» (Дзержинский помнил свои инструкции).
Усилием воли Дзержинский заставил себя продолжать допрос.
Пока Дзержинский допрашивал Чудина, были арестованы Свободина-Сидорова и освобожденные Чудиным спекулянты. Показаниями обвиняемых и всеми обстоятельствами дела вина Чудина была установлена с полной несомненностью. Комиссия в составе трех членов ВЧК и трех членов Петроградской губчека под председательством Дзержинского единогласно постановила: Д.Я. Чудина расстрелять.
В приговоре Дзержинский записал:
«…вина Чудина усугубляется еще тем, что он, состоявший несколько лет в рядах Коммунистической партии и занимавший такой ответственный пост, как пост члена Чрезвычайной комиссии, не мог не понимать, как предательски он нарушает интересы партии и злоупотребляет доверием своих товарищей по ЧК».
Приговор подписан и объявлен обвиняемому. Увели Чудина, разошлись по своим делам члены комиссии. Дзержинский остался один.
Тяжело подписывать смертный приговор, брать на себя ответственность за лишение человека жизни. Вдвойне тяжело приговорить к высшей мере наказания того, кто еще вчера был твоим товарищем по партии, по работе…
Да, трудна и опасна работа чекистов, и соблазны встречаются перед ними на каждом шагу. Тогда, когда они, сами голодные, находят при обыске запрятанное продовольствие или драгоценности, или когда контрреволюционеры и спекулянты сулят им крупные взятки, или, наконец, вот так, как получилось у Чудина. Надо бы написать по этому поводу хорошее письмо всем чрезвычайным комиссиям.
И Дзержинский тут же, пока не прошла острота мыслей, набрасывает черновик:
«…Чтобы чекист мог выполнить свои обязанности и оставаться твердым и честным на своем пути, для этого необходима постоянная товарищеская поддержка и защита со стороны председателя, членов коллегии, заведующих отделами и т.п. Чекист может только тогда быть борцом за дело пролетарское, когда он чувствует на каждом шагу себе поддержку со стороны партии и ответственных перед партией руководителей. Но, с другой стороны, слабые на искушения товарищи не должны работать в ЧК…
Чтобы выполнять свои обязанности для революции, чтобы быть в состоянии защищать и оказывать поддержку своим сотрудникам в их тяжелой борьбе, для этого ЧК должна беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление».
В Москве надо будет обязательно посоветоваться с Ксенофонтовым. Иван Ксенофонтович человек большой души, пусть он первый из членов коллегии скажет свое слово. И на документе Дзержинский приписал: «Тов. Ксенофонтову. Ваше заключение, нужен ли такой циркуляр. Ф. Д.».
Под утро пришел комендант, доложил об исполнении приговора. Вместе с Чудиным были расстреляны соучастники его преступлений Свободина-Сидорова и Дрейцер».