Саха горит уже пятый месяц. Пожары прошли восемь миллионов гектаров леса, и такими масштабными они не были никогда: в «рекордном» 2018 году их площадь в республике составила 4,5 млн га, а во всей стране — 8,6 млн.

Переломный момент к сентябрю все-таки наступил: огонь нехотя, но уходит. В новостных сводках сегодня все реже сообщают о новых пожарах и все больше — о потушенных. Но радоваться рано: все еще полыхают Усть-Майский, Вилюйский, Чурапчинский и Сунтарский улусы (районы. — Ред.). Институт МЧС прогнозирует ухудшение обстановки на северо- и юго-востоке республики — в Амге, Алдане и Хандыге.

Ущерб не подсчитан, хотя уже ясно, что исчисляться он будет миллиардами — об этом прямо говорят власти. Но никакими цифрами нельзя исчислить другое — потерянные жизни и пережитый людьми ужас.

Сколько стоит чувство, которое испытывает человек, когда с детьми бежит от стены огня?

Часть I. Не угасая

Треск среди тайги

Шум лопастей вертолета. Ветер поднимает в воздух пыль и норовит сбить с ног. В салон поднимаются десять лесных пожарных, тащат с собой рюкзаки, палатки, баулы.

Пункт назначения — 60-й пожар Усть-Майского района. Места глухие, труднодоступные — добраться можно только по воздуху. Два часа назад авиация забросила туда провиант и первую группу пожарных-десантников — они спускались с вертолета на тросах и готовили площадку для приземления. Остаться в лесу придется надолго.

Вертолет отрывается от земли. Пролетаем широкий многоводный Алдан с песчаными берегами. За иллюминатором встает бескрайняя тайга. Она лежит волнами, собрав в себе все оттенки зеленого. Вдруг к облакам присоединяются белые клубы дыма.

Очаг пожара. Сверху языки пламени выглядят, как золотистые нити, поблескивающие между деревьями.

В Усть-Майский район высадили два отряда парашютистов-десантников: из Архангельска и Новосибирска.

Вертолет приземляется на поляну. Первое, что понимаешь, ступая на землю: здесь нет ровной поверхности. Одна нога становится на кочку высотой полметра, другая — в яму по колено. Пожарные чертыхаются, переваливаются с кочки на кочку, оступаются, кто-то заваливается, падает с огромным баулом в руках. Смотреть под ноги сложно — мешает рой мошкары, которая пробирается под веки, залетает в рот и нос.

— За тридцать лет работы такую тяжелую тайгу еще не видел, — говорит инструктор архангельской группы Сергей Скрипов.

Табор — так пожарные называют палаточный лагерь — разбивают прямо на кочках. Палатки не закрепить: колышки утопают в земле, опутанной корнями, или проваливаются в яму. Кто-то пытается рубить кочки топором, но тщетно.

Пока ставили лагерь и разводили костер — стемнело. Тайга ночью становится еще менее дружелюбной. То и дело люди вскрикивают от укусов ос, чьи гнезда оказываются прямо под кочками. Один из десантников, нарубая в сумерках ветки, ранит себе топором ногу.

Наутро таборный — так называют ответственного за кухню — остается разбирать провизию и готовить обед. Николай в лесопожарном центре с 2003 года — устроился сразу после армии.

Сергей Скрипов, инструктор группы пожарных десантников из Архангельска. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

— Все родственники здесь работали, вот и я с самого детства мечтал. Лес мне нравится, нужно охранять свою территорию.

Местность он тоже признает самой сложной на своей памяти.

— Палатку нормально не поставишь, не выспишься на этих кочках, матрасы не помогают. Воды рядом нет. Когда привезенная вся на пожар уйдет, чем ребят кормить?

Рядом с 60-м пожаром в Усть-Майском районе нет водоема или реки, поэтому с вертолета опускают РДВ — огромную резиновую флягу на 1000 литров. Она лежит в центре поляны, в равной удаленности от новосибирского и архангельского табора. С пяти утра пожарные парашютисты ходят на водопой — наполнять ранцевые лесные огнетушители. С ними отправляются в дымящийся лес. Каждый ранец вмещает от 18 до 20 литров и распыляет воду тонкой струей.

Сжигая мелкие ветки, огонь хрустит, словно перемалывает их челюстями. Пожарные шагают по черной выжженной земле. Сгоревшие кочки осыпаются в себя, если наступить, под ногами чувствуется жар, и дым вырывается из-под подошвы. Кажется, земля горит изнутри, шипит под брызгами воды из ранцев.

— Внутри температура, как в вулкане, — говорит десантник Владимир, показывая на кочку, только что залитую водой из ранца. — Дождь сюда надо, не меньше.

Его коллега по новосибирской группе обеспокоенно замечает: «Ветер поднимется, огонь и до табора может дойти, — погорим. Томский лагерь так уже сгорел: пока все на пожар ходили в лес, у них огонь уничтожил еду, одежду, документы».

Владимир пришел в лесохрану всего два года назад, в 55 лет, а до этого поменял множество профессий — и на тягачах в нефтеотрасли работал, и в охотхозяйстве инспектором.

— В Горном районе, в поселке Кептин, были верховые пожары. Мы тушили сорок дней, там даже в очаг нельзя было зайти — сгоришь. Наверняка много животных погибло: мы видели медведицу, оленя, соболя.

Оглядываюсь вокруг — кажется, усть-майской природе повезло больше. Огонь тут медленно стелется по кочкам, поджигая траву и мелкие ветки. Вода из ранцев за мгновение прибивает пламя к земле, не оставляя шансов. Владимир предостерегает, что огонь кажется слабым только с виду.

— Под кронами деревьев растет подсад. Здесь молодая лиственница идет ярусами, и когда огонь начинает набирать температуру, он по ней поднимается наверх — начинается верховой. А тушить тут тяжелее. У любого пожара есть фронт, или голова, это куда он движется по направлению ветра, есть и бока — участки по сторонам. Голову нужно упереть в водоем или реку, то есть сделать минерализованную полосу трактором, выпилить деревья и пустить встречный пал, чтобы огонь съедал сам себя. Здесь огню не во что упереться, кругом тайга.

Владимир, пожарный десантник новосибирской группы. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Однако сейчас, по словам Владимира, на стороне пожарных погода.

— В июле была аномальная жара, ночей вообще не было, даже сумерки длились всего пару часов. Мы по 20 часов в сутки работали, пожар в светлое время суток быстро набирает температуру. А сейчас ночи длиннее, холоднее, интенсивность горения падает, так что верховой пожар мы тут, надеюсь, не увидим.

Лесная тишина наполняется шипением ранцевой помпы. Продираться сквозь тайгу все тяжелее — рука машинально хватается за ветки, они обжигают руки. Во рту появляется привкус сажи, глаза разъедает дым и нестерпимо хочется пить. Пожарные пьют прямо из ранцев через помпу — речную воду, хотя добавляют, что правила это не разрешают.

Спустя час тушения вода в ранцах кончается — приходится возвращаться в палаточный лагерь, наполнять их, и снова в лес. Это еще час дороги обратно.

По рации сообщают, что на подмогу вылетает авиация, и пожарные должны после нее обработать из ранцев огонь, который останется по кромке. От архангельской группы выдвигаются трое, по пути рассказывают, что воспринимать эту работу как основную не получается из-за сезонности. Тушат пожары они с мая по октябрь, в остальное время приходится зарабатывать как придется. Андрей занимается обработкой дерева и затрудняется сказать, где ему нравится больше.

— Устаешь и от одного, и от другого. Летом думаешь: скорей бы на пилораму, задолбало все, а осенью — скорей бы в лес. О природе я особо не думаю, просто выбора в нашем поселке нет, до этого вообще гробы делал, вот там было тяжелее.

Разговор заглушает рокот лопастей вертолета — над нами проносится Ми-8 с водосливным устройством. По рации летчик лесохраны передает, что полетел на забор воды из реки.

— Нужно уходить отсюда, чтобы на нас не слили, шеи переломает.

— В живых никто не останется, — со смехом говорит Андрей. — Они же сверху нас не видят, а сбрасывают тонны три воды.

Вертолет Ми-8 приземляется в палаточный лагерь. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Карта показывает, что до табора почти километр — и это по прямой через дымящуюся завесу по горящей изнутри земле. Решаем обойти по кромке. В это время водосливное устройство, уже в наклоне, проносится над нашими головами и начинает сливаться метрах в пятидесяти. Жуткий шум — вода разбивается о землю. По рации передают, что к работе подключается самолет Бе-200.

— А у этого уже двенадцать тонн, он когда сливает, ломает стволы. Вообще они должны были дождаться, пока мы уйдем.

Пожарные бросают ранцы и практически бегом уходят как можно дальше от шума авиации — только так и можно ориентироваться.

Двигаться приходится наугад: вертолет все время пролетает над головами, слив за сливом, кажется, происходит все ближе. Шум становится тревожнее, и тут за спиной вместе с рокотом приближается шипение, оно оглушает, словно вот-вот обрушится на голову, секунда — и нас заливает водой с вертолета.

— Хорошо хоть по касательной, — пожарные ругаются и выжимают одежду.

Вода ручьями бежит с головы, на теле нет сухого места. А дым вокруг даже не рассеялся.

— Это все слабо помогает, вот если бы дождь прошел, хоть моросящий, но весь день или ночь, тогда все бы затушило, а с вертушки хоть сутки поливай, это лишь сдерживает, но не гасит огонь.

По рации пожарным сообщают, что нужно срочно тушить кромку вокруг места слива. Времени обсохнуть нет.

Когда авиация заканчивает свою работу, пожарные говорят, что эффект совсем небольшой, нужно активнее работать из рюкзаков-огнетушителей, не тратя время на их наполнение в лагере. Решают запросить у авиации еще одну пожарную емкость, наполнить ее и опустить в тайге прямо рядом с пожаром. Пока ждут вертолет с водой, отправляются лес с лопатами.

У Юрия это первая командировка за три года. Он давно хотел побывать в Якутии, а теперь говорит, что, зная, какая здесь обстановка, подумал бы и отказался. В первые же дни он увидел самый сильный пожар за все время работы.

— Нас привезли в Намский район, там пожар подходил к деревне, никто даже не знал его точную площадь — сначала говорили, что 75 тысяч гектаров, потом — 100 тысяч.

Всего на том пожаре работали 52 человека — архангельские, мурманские, карельские парашютисты-пожарные, им помогали местные добровольцы и сотрудники ФСИН.

Из-за этого авиация несколько дней не могла подлететь. Работала техника — трактор копал минерализованную полосу, а мы отожгли 15 км кромки, чтобы не допустить огонь до жилых домов.

На Усть-Майском пожаре при отсутствии плуга приходится копать землю вручную. Юрий признается, что это самое сложное, с чем он столкнулся за все время работы.

— Песка нет, одни корни, кочку даже разбить не получается, пожар уходит под нее. Было бы озеро — кинул в него мотопомпу, ходил бы и поливал. А тут собьешь где-то пламя сверху, оно под землей шарится и где-то опять выходит на поверхность: иголка падает с дерева, и пожар разгорается.

Юрий, пожарный десантник. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Юрий после армии работал каменщиком (и продолжает сейчас в осенне-зимнее время), потом захотелось прыгать с парашютом и почаще бывать на природе — пошел в лесопожарный центр. Еще один плюс тут — это пенсия, которую можно получить после 16 лет и 8 месяцев стажа, то есть год за полтора. Раз в два года оплачивают перелет на отдых. Зарплата, по его словам, расстраивает больше всего.

— Когда пришел, мне сразу сказали: ты не жди, что будешь получать тут столько, сколько каменщиком выходило. Я первое время даже расстраивался: получалось раза в три меньше. В командировке самое большое могут заплатить тысячу в час, в месяц больше пятидесяти тысяч не выйдет. А в остальном — кто-то получает и 15, и 20 тысяч, особенно зимой. У нас оплачиваются и прыжки, и спуски: 1150 рублей за производственный, это когда прыгаешь на пожарный лес, 500 рублей — за тренировочный. Если пожаров нет, то дают два прыжка в месяц. И никогда не знаешь, сколько выйдет за месяц, это хуже всего.

У новосибирских коллег тоже нет понимания, как оплатят их труд. Владимир рассказывает, что их командировка планировалась на месяц, в итоге задержали на два, будут ли оплачивать сверхурочные — станет известно, когда вернуться. Оклад 17 тысяч летом, зимой получают две третьих, за год в стаж идут только семь месяцев.

К вечеру пожарные обмениваются прогнозами, отмахиваясь от мошек.

— Тут всего 17 гектаров, но сплошной кочкарник, сухо, воды рядом нет. В конце концов потушим рано или поздно, — говорит инструктор группы Сергей Скрипов. — Пока будем сдерживать и ждать дождь — без него здесь не справиться.

— Мы неизвестно сколько мелких пожаров будем собирать, которые еще разгорятся — добавляет новосибирский пожарный. — Сидели 50 дней, патрулирующий самолет лесохраны видели четыре раза, а ведь они должны минимум два раза в день пролетать и направлять нас. Реальную площадь никто не говорит нам, мы ничего не знаем, а как так можно работать?

Пожарная емкость для воды. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Оставшийся

Элбаги Игитяну было 43 года. Он работал бульдозеристом в дорожно-строительной компании. Тушить пожары вызвался добровольно.

— Он считал своим долгом пойти туда, — рассказывает работавший с Игитяном Левон Агамирян. — Делал то, что умел лучше всего — копал трактором минерализованные полосы. Сначала в Намском улусе, затем — в Чурапчинском. На пожар у села Мельжехси он приехал за четыре дня до гибели.

Добровольцы вспоминают, что Игитян пропал вечером 9 августа.

— Ветер в тот день был не сильным — 4–5 метров в секунду, но верховой пожар распространялся очень быстро. Еще утром огонь был далеко, и мы чувствовали лишь легкий запах гари, а к вечеру пожар подобрался близко к нашей группе. Элбаги говорили, что нужно уходить, но он рассчитывал, что успеет прокопать полосу. Говорил: «Еще немного осталось. Огню нельзя дать сюда пройти». За нами же было село.

Группа Игитяна отступила в Мельжехси без него. Сам он не вернулся ни ночью, ни утром.

Организовать поиски из-за пожара стало возможно лишь 11 августа. Обгоревшее тело мужчины нашли в 20 метрах от трактора.

Коллеги Элбаги Игитяна признаются, что мало общались с ним. Говорят лишь, что он был трудолюбивым и крайне целеустремленным: если решил что-то сделать — доводил до конца. 9 августа он решил до конца довести тушение пожара.

— Элбаги приехал к нам недавно — только весной. В Армении у него остался сын-подросток. Он планировал жениться второй раз. Но получилось, что отдал жизнь за Якутию.

Посмертно власти республики наградили Элбаги Игитяна знаком отличия «Гражданская доблесть». В помощь его семье жители Якутии собрали больше миллиона рублей.

Часть II. На пепелище

Улицы Русской и улицы Кэскил в селе Бясь-Кюель больше нет. Огонь пришел сюда с северо-востока и забрал 31 дом, оставив без крова треть населения — 185 человек. Уничтожил скот: 9 коров, 8 свиней, 20 кур, 123 кролика.

Окаймленное черным лесом пепелище до сих пор дымится. Тут и там валяются обугленные бревна, потрескавшийся шифер. На грудах угля и пепла, которые остались на месте домов, — детские ванночки, лопнувшие железные тазы, кастрюли. Посреди поля стоит сгоревший трактор.

Местные жители пожар ждали: за неделю начали поливать крыши домов, организовали ночные дежурства. Власти успокаивали: говорили, что в улусе работают эмчээсовцы и добровольцы, к домам огонь не пропустят. Огонь и правда ходил далеко. Но 6 августа случился шторм: ветер со скоростью 20 м/с погнал пламя прямо к селу.

— Вечером приехали сотрудники МЧС, сказали собирать народ и копать минерализованную полосу, — рассказывает житель Бясь-Кюеля Анатолий Попов. — Утром 7-го все сельские мужики, человек сто, вышли с лопатами. Копаем час, другой, третий, вдруг слышим гул. Значит — пожар близко. Эмчээсник, работавший с нами, кричит: «Группируемся. Уходим». 20 минут не прошло, и огонь уже подошел к недокопанной полосе.

Пожар в Усть-Майском районе. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Небо стало красным. В дома, стоявшие прямо у леса, полетели искры, угли и горящие шишки. Сначала занялось сено.

— Люди бросились тушить. Кто помпой, кто ведрами, у кого-то были ранцы с водой, — вспоминает Анатолий. — Но потом на крышах начал взрываться шифер.

Раскаленные куски пролетали над головами, вгрызались в землю, выжигая траву. Речь уже не шла о спасении домов — спасти бы жизни. Селяне бежали, оставляя скот и все нажитое. Пенсионер Кирилл Иванов едва успел посадить в машину шестерых внуков.

— Две пожарные бригады, которые дежурили на улице Кэскил, развернулись и поехали на соседние улицы. Начали поливать еще не загоревшиеся дома и подступы к ним, — говорит он. — Мои братья Нюргун и Дюлус пытались до последнего отстоять наш дом, но что они могли сделать с одной помпой и лопатами?

В Бясь-Кюеле началась эвакуация. Люди уезжали, на чем могли: в переполненных машинах, на школьном автобусе. 75 километров по горящей грунтовке до спасительной трассы Якутск — Мирный, куда огонь еще не добрался. Оттуда — в райцентр Бердигестях. Навстречу им, в село, потянулись пожарные машины, мобилизованные военные и спецтехника. К вечеру группировку огнеборцев дорастили до 300 человек.

В 15 часов Анатолию Попову позвонила сестра Саргылана: загорелись летники — дачные дома в 15 километрах от Бясь-Кюеля.

— Саргылана с мамой находились там одни. Я запрыгнул в машину и направился к летникам, но проехать не смог — дорога уже была охвачена огнем, можно было просто взорваться. Пришлось возвращаться в село и ждать, пока прогорит. Добраться до летников получилось лишь спустя пять часов после звонка. К этому времени из одиннадцати домов оставалось всего четыре. Два из них сгорели на моих глазах.

Анатолий, Саргылана и их мама Варвара Архиповна смогли отбить свою дачу с помощью помпы, подаренной родственниками в июне — когда пожары в Якутии только начинались. Спасли и дачу соседей — семьи Поповых. Девять других летников пожар уничтожил.

В Бясь-Кюеле пожарным удалось не пропустить огонь на улицы Логинова, Победы, Илин и Речную. Поливать линию огня и ближайшие к ней дома пришлось шесть дней. Окончательно угрозу селу ликвидировали лишь 13 августа.

Обломки сгоревшего склада в селе Бясь-Кюель. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Помощь

Желтый школьный ПАЗ с гуманитарной помощью тормозит у здания администрации Бясь-Кюеля. Набит под завязку: когда дверь открывается, из нее выпадает зеленый холщовый мешок. Коробки с консервами стоят прямо на ступенях.

С крыльца спускаются шесть женщин и четверо мужчин, по цепочке начинают передавать привезенное друг другу. Картошка, лук, мука, молоко, одежда, телевизоры, лопаты. Складируют в большом зале, заставленном гуманитаркой еще с прошлых рейсов.

— Каждый день приходят по три-четыре автобуса, — воспитатель детского сада Раиса Иванова пробирается между рядами коробок с крупой и макаронами. — Не знала, что у нас в республике столько неравнодушных людей.

Раиса организовала в селе волонтерское движение: собрала вокруг себя тех, кто готов помогать погорельцам. В основном — коллег по детсаду.

— Одежду раздаем без ограничений: сколько человеку нужно — столько и берет. А вот продукты делим. Без нормативов — просто поровну. Телевизоры отдаем через чат в WhatsApp, — продолжает она. — Посудой жителей Бясь-Кюеля уже обеспечили. Сейчас собираем ее для тех, кто живет в летниках. Но много чего еще не хватает. Люди ведь заново будут строить себе гаражи, заборы — нужен инструмент. Не хватает матрасов, бочек для воды, бидонов, тачек для песка, столов, стульев.

Дома жителям сгоревших улиц обещают построить за госсчет и в сжатые сроки — до 15 октября. Местные объясняют, что потом будет поздно — зима придет.

Работы уже начали: рядом с дымящимся пепелищем разровняли площадку, за день установили деревянные столбы — опоры ЛЭП. Привезли первые модули для строительства домов. Строители говорят, на возведение одного здания будет уходить неделя. Глава села Роман Федоров, правда, в прогнозах осторожен. От разговора о сроках восстановления села он отказывается со словами: «Еще не все решено. Деревня есть деревня. Свои сложности».

Военные оттаскивают от стройплощадки обуглившиеся упавшие деревья. Вдалеке бронетранспортер тараном сносит сгоревший ангар свинокомплекса. На восстановление Бясь-Кюеля сейчас стянуты сотни сотрудников самых разных ведомств. Местным непонятно только одно: почему эти же силы нельзя было бросить на предотвращение пожара и почему, когда огонь один за другим захватывал сельские дома, российские самолеты-амфибии Бе-200 тушили далекую турецкую Анталью.

Вызвавшиеся

19 июля, когда площадь лесных пожаров в республике достигла 1,5 млн гектаров, в Якутске открыли добровольческий штаб. Хотя профессиональные пожарные нередко считают помощь волонтеров лишней, решение оказалось правильным: добровольцы в борьбе с огнем сыграли ключевую роль.

За несколько дней было мобилизовано 1268 человек — так жители Якутии встали на защиту своей земли. Их направили в Горный, Намский, Усть-Майский, Чурапчинский, Хангаласский, Таттинский, Томпонский улусы — на самые опасные верховые пожары. Снаряжение дали нехитрое — топор, лопату и ранцевый огнетушитель. Главная задача добровольца — не дать огню перекинуться с горящего участка на негорящий: копать минерализованные полосы, встречать огонь на дальних подступах, заливая его водой из ранцев.

Олег Шабалин, студент 2-го курса СВФУ, прошел два пожара: в поселках Магарас и Дикимдя Горного улуса.

— Несколько раз огонь загонял нас в ловушку. Как-то утром пошли на разведку, сотрудники авиалесоохраны решили провести встречный пал (поджог лесной подстилки или участка степи, при котором пущенный на встречу огонь уничтожает горючие материалы на пути основной стены пожара; встречный пал увеличивает ширину препятствия, через которое могли бы переброситься искры и угли. — И. Ж.). Но получилось так, что ветер внезапно подул в нашу сторону, и огонь закрыл нас со спины. Мы пытались выбраться по негорящим тропам, но пожар распространялся очень быстро. Пришлось бежать лицом вниз через два языка пламени по 80–100 метров в ширину. Справа — верховой пожар, под ногами — низовой. Очень дымно — дальше 10 метров ничего не видишь. В одной руке лопата, в другой ранец — на спине его нести нельзя: вдруг загорится, а ты не заметишь.

Добровольцы Бясь-Кюель принимают гуманитарную помощь из Якутска. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Штаб добровольцев — волейбольный зал Дворца спорта — заставлен коробками и снаряжением. Гуманитарная помощь для сел Фрунзе и Харыялах, палатки, спальники, противопожарные ранцы, лопаты.

Вернувшиеся с пожаров волонтеры помогают грузить автобусы с гуманитаркой. По цепочке передают друг другу коробки с едой и детской одеждой.

— Уже скоро месяц как волонтерю. На пожарах не был из-за астмы. Но думаю, что и здесь помощь нужна, — 25-летний продавец электроники Вадим с усилием поднимает с пола груженый луком мешок. На волонтерство он потратил весь отпуск. Говорит: «Были планы куда-то съездить: думал, на море во Владивосток или в Турцию. А когда огонь подошел к Ергелеху (село в Намском улусе в 70 километрах от Якутска. — И. Ж.) и в городе стало пахнуть гарью, решил: «Да какое море? Возвращаться будет некуда».

Добровольцам, которые выезжают на пожары, обещают выплаты: 14 700 рублей за неделю в лесу. Правда, деньги придут только в декабре. Те, кто работает в штабе на сортировке снаряжения и погрузке автобусов, делают это бесплатно.

Водитель автобуса Константин, садясь за руль, вздыхает: «За две недели проехал 6000 километров. Ни одного выходного. Оно мне надо?» И, задумываясь на секунду, отвечает сам себе: «Ну надо, конечно». И заводит мотор.

Константин уезжает. У волонтеров — 20-минутный перерыв. Скоро приедет следующий автобус.

Константин, водитель машины с гуманитарной помощь. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

Часть III. Кто дул на огонь?

Героизм — всегда следствие чьей-то ошибки. Попытка ее исправить. Пожары в Якутии не были бы столь масштабны, если бы не человек.

— Первые пожары были связаны именно с человеческим фактором: с палом травы и сжиганием порубочных остатков. Таких случаев с середины мая по середину июня было больше пятидесяти. И все эти пожары были рядом с населенными пунктами, — рассказывает пресс-секретарь регионального управления МЧС России капитан внутренней службы Ксения Рахматуллина. — С середины июня мы столкнулись с жарой и засухой, отсутствием значительных осадков и прохождением грозовых фронтов. Большая часть пожаров произошла по погодным причинам. Но ближе к осени ежегодно мы вновь сталкиваемся с человеческим фактором: люди идут в лес за грибами, ягодами, на охоту — и разводят костры. В общей сложности сумма ущерба от пожаров, произошедших в этом году по вине человека, уже составляет больше миллиарда рублей.

По словам руководителя противопожарного проекта российского «Гринписа» Григория Куксина,

— Сезон пожаров в этом году, как и в предыдущие, начался с выжигания травы на пастбищах. Это традиция местных коневодов и скотоводов. Они знают, что так делать нельзя, но говорят, что лето короткое, и считают, что так можно быстрее добраться до зеленой травы (популярное ошибочное мнение о том, что зола станет удобрением для семян свежей травы. — Ред.). Летом преобладают пожары из-за костров: в Якутии, как и во многих регионах Сибири и Дальнего Востока, их не принято тушить. У рыбаков, охотников, геологов, лесопользователей просто низкий уровень культуры обращения с огнем. В меньшей степени, чем в Иркутской области или Красноярском крае, в Якутии леса горят из-за сжигания порубочных остатков: здесь мало лесозаготовителей. Но этот фактор тоже есть. Доля грозовых пожаров — около 10%.

— Охватить миллионы гектаров леса, — рассказывает Куксин, — огню удалось просто потому, что его не тушили.

— Якутия почти не охраняется от пожаров. Большая часть республики — «зоны контроля»: это лесные площади, пожары на которых официально разрешено не тушить. Кроме того, финансирование, которое выделяется на охрану лесов в Якутии, в сотни раз ниже потребности: если в Центральной России выделяется 180–200 рублей на гектар, то в Якутии — 6 рублей на гектар. Это связано с тем, что при распределении средств на охрану лесов учитывается плотность населения, а она в республике низкая.

Низовой пожар в Усть-Майском районе. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

В разговоре с «Новой газетой» первый зампред правительства Республики Саха Дмитрий Садовников подчеркнул, что региональные власти будут добиваться пересмотра формулы распределения средств на охрану лесов.

— У нас самый лесистый регион в стране и самый большой по площади, сравнимый с размерами Индии. А население — меньше миллиона человек. Конечно, когда получаешь 6 рублей 10 копеек на гектар, бороться с огнем очень трудно. Рослесхоз и Минприроды это тоже уже понимают. Садовников объясняет, что при существующей методике деньги выделяются на охрану защитных и эксплуатационных лесов, а резервные леса — не учитываются. Тем временем, в Якутии они составляют 50% всего лесного фонда. По словам Садовникова, президент России Владимир Путин уже поручил ввести новую методику распределения средств.

– Это даст нам возможность увеличить штат лесоохраны, улучшить техническую оснащенность подразделений. Сегодня надо отметить, что муниципальным властям в Якутии на местах было сложно бороться с огнём именно из-за нехватки финансовых средств. Правительством республики в резервном фонде были заложены средства на чрезвычайные ситуации, но их не хватает.

Населенные пункты в Якутии тоже пострадали от пожаров из-за недостатка финансирования и отсутствия инфраструктуры.

— Муниципалитеты оказались не готовы к пожарам. Местные власти должны были организовать вдоль лесных участков минерализованные полосы шириной 10 метров, но во многих поселениях этого сделано не было, потому что не было денег. Мы ожидаем, что к следующему году республикой будут заложены необходимые средства, — говорит пресс-секретарь ГУ МЧС России по РС (Я) Ксения Рахматуллина. Кроме того, каждый населенный пункт должен быть обеспечен противопожарным водоснабжением: либо пожарными емкостями с водой, либо естественным водоемом с подъездом и пирсом, чтобы техника могла заправиться. При тушении пожаров в Горном улусе (где сгорела часть села Бясь-Кюель. — Ред.) было всего одно место, где можно было заправить технику, и то без пирса — мы могли туда подогнать только «Урал», который перекачивал воду в водовозки, и с водовозок мы уже перекачивали воду в пожарные машины. Эти проблемы должны решаться муниципалитетами. Третья проблема — это система оповещения: в семи населенных пунктах не обеспечено исправное состояние звуковой системы оповещения населения о чрезвычайной ситуации. Когда пожар приближается к селу, должна включаться сирена, оповещающая жителей, куда им нужно пройти. Вместо этих сирен у нас по селам ездили сотрудники МЧС России и полиции, посредством звуковой трансляции связи производилось оповещение населения.

Пепелище на месте сгоревших улиц в селе Бясь-Кюель. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»

— У нас действительно есть районы, где было больше ста пожаров, и где с этими пожарами боролись успешно, и есть те, которые горели не так интенсивно, но почему-то очень долго, — говорит Дмитрий Садовников. — При этом в числе «слабых» оказались довольно развитые районы — тот же Мирнинский.

Эффективному тушению пожаров не способствовал и тот факт, что к началу пожароопасного сезона не была отремонтирована взлетно-посадочная полоса аэропорта Якутска.

— До окончания ремонта тяжелая авиация, те же Бе-200, базировалась в Мирном — за тысячу километров и осуществляли работу в Вилюйской группе районов. С Мирного из-за погодных условий не всегда можно было вылететь. И даже если бы Бе-200 вылетел в район Якутска и восточных улусов, он бы без дозаправки смог произвести только один-два сброса воды, — говорит Ксения Рахматуллина. — Когда полосу приняли в эксплуатацию для работы авиации, задействованной в тушении природных пожаров (17 августа. — Ред.), у нас появилась возможность активнее задействовать авиацию МЧС России в центральной и заречной группе районов.

Переломить ситуацию с пожарами удалось благодаря титаническим усилиям, с введением межрегионального уровня ЧС в лесах и передачей полномочий по координации сил и средств непосредственно в МЧС России. Увеличению числа огнеборцев с 1000 до 5000 человек, авиации — с одного до 15 судов. Тушить Якутию прибывали сотрудники федерального резерва Авиалесоохраны, МЧС России, минобороны из 19 регионов России. Добровольцы приезжали из Хабаровска, Красноярска, Москвы, Йошкар-Олы, Перми, Тулы… Понадобятся ли подобные усилия и подобный героизм в следующем году?

Лес после пожара в селе Бясь-Кюель. Фото: Арден Аркман / «Новая газета»