66220
Фото: Юрий Козырев / «Новая»
Вместо предисловия
Читатели, соучастники «Новой газеты» откликнулись на просьбу редакции рассказать о потерях от коронавируса среди своих близких. Если хотите — это спецвыпуск некрологов. Смысл: жестоко напомнить — пандемия не закончилась. Люди продолжают уходить. Надо защищать себя и близких.
Мы не ожидали такого потока писем — несколько сот. В двенадцати нашу идею осудили («хватит пугать людей»), еще десять писем от ковид-диссидентов и противников вакцинации. Абсолютное большинство наших соучастников поддержало редакцию.
…У нас и у наших читателей были и сомнения стилистического характера: все же не литераторы и не журналисты прислали свои тексты. Все сомнения отпали, когда мы начали читать нашу почту. Человек хорошо пишет, когда он искренен. Читайте, пожалуйста. И извините, что потревожили вашу память. Но это тот случай, когда, говоря о смерти, мы охраняем жизни.
Редакция
Предисловие к этим некрологам редакция попросила написать выжившего — нашего друга, любимого страной телеведущего Владимира Молчанова
Я почти ничего не помню из того, что произошло со мной 3 января нынешнего года. Помню только, что мне было так плохо, как до этого не было ни разу в жизни. Не больно, только дышать трудно, ничего не чувствуешь — ни запахов, ни вкуса таблеток валидола, которые мне одну за другой давала жена, пока дочь везла нас на машине от сияющей новогодними огнями дачи в подмосковной Старой Рузе в Москву. 100 километров, почти два часа полной тишины в машине. Только изредка вопрос, который мне позже в письмах ежедневно будут задавать сотни людей: «Как ты?» И еще один какой-то очень резкий, секундный всхлип телефона — это пришло сообщение: «Ваш анализ на COVID-19 готов. Результат положительный». Но я и это уже был не в состоянии осознать, я вообще почти ничего не понимал и не чувствовал, не мог поднять руку, ноги не слушались, хотел пить, пытался сделать глоток — не получалось, еще один — вода почему-то текла по щекам.
Мне казалось, что я сплю или где-то уже не здесь…
Виноват в том был только я сам. Пока гром не грянет… Разумные старинные русские поговорки и в XXI веке никто не отменял.
Четыре дня кашля, слабость, ночная температура под 38 с лишним — простыл, бедолага. Наверное, в бассейне. Поэтому — анальгин, пропотеть, арбидол, чай с травками погорячее. Водки бы с перцем, но вот беда: пить бросил уже лет семь тому. Ничего, заменим медом или чем-то, что под рукой есть… Не помогло и, увы, в будущем не поможет никому…
Что было дальше? Помню только какие-то звуки, штрихи, чьи-то голоса, куда-то ведут, пытаясь помочь мне преодолеть десять ступенек до лифта — дом старый, довоенный, ступени большие, — жена, дочь, внук почти несут на себе мои 95 килограммов веса. Потом куда-то кладут, снова куда-то везут, но уже чужие люди — это врачи скорой помощи. Я их не знаю и не понимаю, что со мной делают, встать с носилок я уже не могу, я лечу в каких-то черных облаках и хочу хоть что-то увидеть… Не получается. Потом опять какие-то чужие, напоминающие инопланетян в скафандрах люди. Это скорая привезла меня в больницу.
Гул голосов, не могу разобрать ни одного слова, пытаюсь заставить себя понять, что происходит вокруг меня. Не получается… Меня спрашивают, как зовут жену, дочь, внука. Я путаю имена, хочу что-то ответить, но — тщетно.
Обо всем этом мне расскажут позже. Как и о том, что четыре дня русского «авось пронесет» стоили мне 75 процентов поражения легкого. Но это все — потом, когда потрясающие врачи, не отходившие от меня днями и ночами медицинские сестры 52-й московской больницы спасут мне жизнь. Благодаря этим людям и их заботам я и не оказался среди тех 120 тысяч человек, которых на сегодняшний день Россия потеряла за время этой жуткой, чудовищной пандемии.
За прошедший год от коронавируса умерли 69 моих друзей, приятелей, коллег, людей, часто приходивших ко мне в гости в телевизионные студии и на радио. Шестьдесят девять!!! И это только моих друзей и добрых знакомых. Кто-то из них надеялся, что спасут, кто-то понимал, что жить осталось совсем немного.
Через неделю после того, как я попал в 52-ю больницу и уже стал что-то осознавать, мне сказали, что где-то этажом ниже лежит Боря Грачевский, с которым мы и дружили лет сорок, а иногда и работали вместе. Еще сказали, что ему совсем плохо. Я тут же с ошибками — пальцы рук сводила судорога — напечатал ему по телефону какие-то добрые слова. Боря, тоже с ошибками, ответил очень быстро и еще прислал мне финальный стоп-кадр из своего знаменитого «Ералаша». Он его еще нескольким друзьям послал. Это было последнее, что Боря успел сделать в этой жизни. Через несколько часов он умер…
Моим знакомым, умершим от коронавируса и его последствий, было от 34 до 98 лет. Это были хорошие люди, очень известные и совершенно безвестные. Известные умирали в хороших клиниках. Безвестных, как моего чудесного соседа по деревне, тупо возили на скорых по пяти больницам, выписывая домой через несколько дней: дома долечивайся. Утром дома ему становилось совсем плохо и он снова вызывал скорую. В шестой больнице он отошел в мир иной.
Ковид осуществил мечту идиотов: он создал и будет создавать далее всеобщее равенство. Равенство нищих и миллиардеров, талантов и бездарей, власть имущих и власть презирающих, людей очень известных и людей совершенно безвестных, людей, верующих в Бога, и убежденных атеистов. Все они умирают и будут умирать от ковида приблизительно одинаково: быстро и в муках — или долго, но тоже в муках. Отличаться будет только место на кладбищах, но это уже не будет их волновать…
А что я? Меня спасли, я жив и буду вечно благодарен тем, кто это сделал. Вместо 20 шагов, которые я с жутким трудом преодолевал после трех недель, проведенных в 52-й больнице, и еще двух недель в потрясающем реабилитационном центре на Иваньковском шоссе, я — правда, тоже с некоторым трудом — прохожу в деревне вдоль реки 4–5 километров в день.
Я заново почти научился дышать как нормальный человек. У меня почти прошли судороги, которые сводили ноги и пальцы на руках. Ко мне вернулся мой нормальный голос, который несколько десятилетий слышали мои телезрители и радиослушатели.
Я — пусть с трудом, через не могу — снова из бесчувственного овоща превращаюсь в нормального человека, который хочет жить, любить, работать, общаться с друзьями, ходить в театры и на концерты, заниматься спортом, тем паче что я стал не по своей воле строен: ковид унес с собой 12 кило моего веса. Мне — повезло! Но, но… Страх, переходящий в ужас, от перенесенного и увиденного за эти месяцы уже не покинет меня никогда.
Увы, я знаю это и чувствую абсолютно точно. Особенно когда я слышу и вижу речи некоторых безумных, упивающихся своей властью, безнаказанностью, неприкосновенностью и очень большими деньгами представителей власти и того, что некогда считалось СМИ — средствами массовой информации. Речи, в которых они лгут людям, что и в области борьбы с ковидом мы впереди планеты всей, что у нас, как обычно, почти все в порядке и что если бы не враги, которые везде и всюду, то все бы «стабилизировалось»… Когда я вижу, как наивно, как бездумно поверивший лжецам народ — простой, обычный народ, — срывая маски, отказываясь от прививок, презрев все необходимые для цивилизованных людей антиковидные запреты, в обнимку, обливаясь потом, дыша друг на друга, кашляя и чихая, заполняет собой бары, кафе, ночные клубы…
Сколько еще тысяч и тысяч людей умрет от всего этого ужаса в больницах в ближайшее время, в ближайшие дни, завтра или послезавтра, чтобы мы поняли:
ВРАГ ПОД НАЗВАНИЕМ COVID-19 НЕ БУДЕТ РАЗБИТ И ПОБЕДЫ, ЕСЛИ МЫ НЕ ИЗМЕНИМ СЕБЯ И СВОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ЗА НАМИ НЕ БУДЕТ!
Искренне ваш, выживший журналист Владимир Молчанов
«Коллеги и ученики его не забудут»
Пишу не о близком, не о друге, а скорее о добром знакомом, но то, что он умер в прошлом году от ковида, для меня большая постоянная печаль. Александр Яковлевич Фих. Мы видели его только в отпускное деревенское время, заходя в дом, где нас радушно встречали Александр Яковлевич и его жена красавица Тамара. С ними было так хорошо, так интересно! Александр Яковлевич всегда ясно видел и ценил в людях хорошие качества, интересовался всем вокруг, помогал самым толковым. Уважение к нему было особенным.
Александр Яковлевич 54 года работал учителем физики в знаменитой петербургской физико-математической школе 329.
Он дружил со своими учениками и со многими потом поддерживал хорошие отношения долгие годы. Коллеги и ученики Александра Яковлевича его не забудут.
Марина Мясоедова
«Я потеряла Рыжую»
Я потеряла Лену, Лену Рыжую, как я называла ее в детстве. Это прозвище Лене Наглер придумала моя бабушка, Лена и вправду была прекрасно рыжей. Друг нашей семьи, очень близкий друг мамы, она стала другом и мне, когда я выросла.
Теперь образовалась огромная тоскливая дыра размером примерно с ее огромную душу — странно звучит, но это именно так. Лена была другом, семьей, частью нас, она была красивая и нежная, она мужественно справлялась со своими недугами и всегда была готова помочь.
На ковид ее сил не хватило.
Дарья Рыжкова
«Большая душа Большого театра»
Ведерников.
Конечно, за глаза его звали Сан Саныч.
В Большой он пришел в 2001 году, а я на год позже. Собственно, он меня и взял, то есть конкурсное прослушивание я играла комиссии с ним во главе.
Придя на пост главного дирижера, Сан Саныч решил омолодить оркестр и сразу принял несколько спорных кадровых решений. Даже теперь, когда его уже нет, ему те решения припоминают.
Слово, которое приходит на ум, когда я думаю о Ведерникове, — человечность. Несмотря на непопулярные меры, принятые им тогда, в 2001–2003 годах.
В Сан Саныче удивительным образом отсутствовала чиновничья хватка, которая всегда либо изначально есть, либо отрастает, как чешуя, у дирижера, назначенного художественным руководителем чего-либо, тем более главного театра страны.
Он умел разговаривать просто и совершенно, как мне кажется, не имел потребности напускать на себя важность. Если существует антоним к понятию «снобизм», то это был он — Сан Саныч. Возможно, эта человечность и привела к тому, что однажды в 2009 году Ведерников обнаружил, что должен либо смириться с несвойственным ему творческим подходом, либо оставить пост. Мы не были близко знакомы и никогда не обсуждали эту ситуацию, возможно, поэтому мне кажется, что он ушел из театра легко, не утруждая себя претензиями или обидами на чей-то счет.
Разговаривали мы всего раза четыре, из них три обсуждали здоровье его собаки. Сан Саныч, как оказалось, был трогательным и ответственным собаковладельцем, лечил пса у лучших врачей, не жалел времени и денег на операции…
Для меня Ведерников всегда был символом погруженности в свое дело. Он держал в голове множество партитур, знал огромное количество музыки. Владел несколькими языками: с немецкими певцами на репетиции всегда общался по-немецки, с итальянскими — по-итальянски, когда я услышала его французскую речь, уже совершенно не удивилась.
Его смерть меня потрясла и, пожалуй, впервые в жизни поставила перед фактом: ты можешь знать пять языков и сложнейшие партитуры, но однажды биологический процесс превратит все это в небытие. Мне до сих пор сложно осознавать, что всего этого, что составляло личность Ведерникова, больше физически не существует. Нет его потрясающего чувства юмора, нет могучего интеллекта, нет планов громадья, нет этой погруженности в музыку. Верующим людям легче представить, что все это есть, но где-то в других мирах, ну а я пока не смирилась. Обиднее всего осознавать, что Сан Саныч не дотянул до доступной вакцинации всего три-четыре месяца…
Виктория Мочалова
Фото: РИА Новости
«Я против вашей затеи»
Уважаемый Дмитрий Андреевич, отвечаю на ваше письмо про шоковый проект с некрологами.
Мое мнение: идея категорически дурацкая.
Те, кто смотрят ТВ о пришельцах-политиках, не читают «Новую».
Читатели «Новой» способны сами принять решение относительно своего поведения в общественных местах и вакцинации.
Недоверие к вакцинации есть далеко не только в невежественных и темных слоях населения, но и среди медицинских работников и сотрудников фармкомпаний.
Связано это в первую очередь с административным давлением, с которым вакцина продвигается прежде качественных клинических исследований.
Спекуляция на смерти друзей, знакомых и известных людей для дополнительного продвижения вакцины в данном случае кажется не самым удачным этическим решением.
С уважением, Александр Михайлов
«Ваш проект — правильная идея»
Уважаемый Дмитрий Муратов и редакция «Новой»! Весь мой жизненный опыт, а мне уже 68, говорит о том, что люди предпочитают жить в мире своих собственных фантазий и предубеждений. Если человеку что-то втемяшится в голову, то «колом не вышибешь», как написано в поэме «Кому на Руси жить хорошо». Но дети и молодежь до 35 лет восприимчивы к принятию нового, способны критически относиться к навязанным стереотипам. Ваш проект по ковиду-19 — это хорошая идея. Но подумайте, как дополнить эту идею еще одним проектом, рассчитанным на просвещение молодежи. У меня конкретного плана нет. Быть может, это будет какая-то рубрика в газете, специально рассчитанная на молодежную аудиторию, или какой-то молодежный веб-форум. Но смысл такого мероприятия — развенчивать мракобесие и передавать жизненный и исторический опыт (вспоминаю Леонида Млечина, Юрия Пивоварова…) тем молодым людям, которые еще не столкнулись в полной мере с подлостью жизни. Прививка нужна не только от инфекционных болезней, но и от болезней социальных. Ведь погружение умонастроений наших граждан в средневековье — это не только неверие в антиковидные вакцины, но и взгляд на современный мир через призму «барин — холоп», «вассал — сюзерен». А иначе будут снова и снова возникать новые дела типа «дела «Сети» (организация признана террористической и запрещена в РФ) или «дела канских террористов». Страна получит хроническое отставание вместо развития, застой и деградацию в интеллектуальном и моральном плане.
Здоровья и творческих удач вам!
Александр Аврамчик
«Я хотела бы сделать свободный выбор»
К тотальному некрологу (напишу ниже) хотелось бы добавить МНЕНИЯ о том, почему не вакцинируются. Только ли несознательность наших граждан тут виновна.
- Я, например, хотела бы, но не могу сделать СВОБОДНЫЙ ВЫБОР даже среди российских вакцин. В Москве «КовиВак» (Центр им. Чумакова) не находится в СВОБОДНОМ доступе, о чем достаточно бесстыдно мне сообщили в Мосгорздраве. И обнадежили, что как гражданка России я могу привиться в любой точке необъятной Родины. В Мособлздраве не скрывают, что эта вакцина не для всех. И только из Рязанского облздрава получила внятный ответ с перечислением медучреждений и телефонами, по которым могу записаться.
- Одна до сих пор внятная дама из Рязанской области горячо верит и через интернет убеждает других, что все вакцины — пустышки. Понятно, что ее ценные сведения почерпнуты в сетях. Но никто эту крамолу не отслеживает.
- 3 июня 40 дней, как умер от ковида мой деверь — Климент Владимирович Яблоков, старший брат известного эколога Алексея Владимировича Яблокова. Чтобы чувствовать себя увереннее на параде 9 мая, куда его пригласили как ветерана войны, он решил капельку «подремонтироваться». Полежал недельку в больнице, вернулся домой, а через пару дней на скорой помощи попал в реанимацию, где и скончался. Оказалось, заразился ковидом в больнице, успел заразить жену. Да, он прожил более 94 лет, но, уверяю вас, был здоровым человеком. Например, ездил за 200 км в свой «домик в деревне» сначала на метро, потом на электричке, потом километр пешком — и все с рюкзаком за плечами. На пенсию вышел (вышли) в 90 лет. В военкомате сказали, что никакое их участие не предусмотрено, кроме выстрела во время погребения урны. Вдова получила поздравительные открытки Климу к 9 Мая.
- В декабре в Петербурге в возрасте 40 лет умер от ковида Рашид Алимов. Умный, красивый, очень совестливый человек. Соратник А.Яблокова по антиядерным вопросам, сотрудник Гринписа. Незадолго до болезни приезжал ко мне и забрал в нескольких больших коробках досье А.Яблокова для подготовки доклада к 35-летию Чернобыля. Раньше к юбилейным датам такие доклады делал Яблоков, а Рашид ему помогал. Пять лет назад принял участие в презентации книги А.Яблокова «Чернобыль…».
- В январе умер Женя Усов, пресс-секретарь Гринписа. Ему было 57 лет. Женя все эти ковидные месяцы во всех доступных ему рассылках публиковал просветительские материалы по ковиду. И сам соблюдал все предосторожности. Его жена, Оля Вещева, считает, что это она где-то подхватила заразу — у нее симптомов не было — и Женя от нее заразился. Все, кто знал хоть немного Женю, до сих пор не могут опомниться. О его жизнелюбии, неизбывной доброте, о всегдашнем желании подставить плечо можно долго рассказывать. И рассказывают до сих пор в фейсбуке. Он был не только журналистом, но и изумительным фотохудожником, поэтом, новеллистом. Очень надеюсь, что нам удастся провести в память о нем специальный «ЯблоковДень» в нашем частном клубе в д. Петрушово на Рязанщине. Кстати, жители нашей деревни запомнили его, когда он два года назад примчался на своей машине из Финляндии, чтобы встать на защиту «ЯблоковСада» от криминала Рязанского сельхознадзора (yablokov@site).
- В «ЯблоковСаду», защищать который приезжал Женя, появятся, как только я смогу туда выехать, яблоньки памяти эти троим жертвам. Там уже есть аллея памяти, создавать которую нам пытались запретить прошлой осенью, именно ссылаясь на ковидный карантин, как сейчас запрещают митинги.
- Конечно, эта эпидемия не просто констатация распространения страшной болезни. Это какой-то спрут-фактор, удушающий, уничтожающий нормальность. И усугубляющий ненормальность.
- Могу сказать только большое спасибо моей любимой «Новой газете» за эту больную тему, которую вы поднимаете ради нашего здоровья. И простите за многословие. Наболело.
Дильбар Кладо