«Били током в промежность». Петербуржцы пожаловались в СК на полицейские электрошокеры

Ожоги от электрошокеров у участников акции протеста 21 апреля не проходят и спустя недели. «Фонтанка» поговорила с задержанными, решившими обжаловать применение к ним спецсредств.

В конце апреля несколько тысяч человек вышли в центре Петербурга на акцию протеста, объявленную сторонниками Алексея Навального. После четырехчасовой прогулки по городу в отделах полиции оказались больше 800 человек. Несогласных задерживали, вылавливая по дворам, в метро, тащили по земле и били электрошокерами. Пятеро петербуржцев при поддержке Комитета против пыток пожаловались в Следственный комитет на жесткие задержания.

Валерия Гурова, 26 лет, Никита Компанеец, 25 лет:

— 21 апреля мы пошли гулять по центру. Мы знали про акцию, было, конечно, интересно на неё посмотреть, но мы на неё не успевали — весь город был перекрыт, Дворцовая закрыта, и мы просто пошли гулять. Когда проходили по Исаакиевской площади, услышали громкоговорители, стало всё-таки интересно, и мы подошли поближе. Толпы митингующих уже не было, когда мы подошли, оставались лишь разрозненные группы людей. Вдалеке мы увидели задержания. Мы уже собирались разворачиваться и идти искать место, где сесть, выпить кофе и поесть, как мимо нас пробежал молодой человек, а за ним пять или шесть полицейских. Парень убегал, и они в какой-то момент развернулись и схватили Никиту, я очень испугалась и обняла его. Они не сказали нам ничего, не предъявили никаких требований. Меня ударили электрошокером в ногу, его повалили на землю. Никто из нас не сопротивлялся. Никита уже лежал на земле, а его продолжали бить шокером по ногам. У меня случилась истерика, я кричала: «Мы же просто шли». И кто-то из полицейских крикнул: «Что стоите, хватайте и её». Меня тоже скрутили и посадили в автобус. Нас повезли в 37-й отдел полиции на Дыбенко. На лестнице в отделе полиции у нас забрали телефоны, взяли отпечатки пальцев, адвокатов к нам не пускали. Одна девушка у нас в отделении не хотела сдавать отпечатки, и на неё орали матом, обещали закрыть в камеру. Нас отпустили уже в ночи. Недалеко от нашего дома есть травматология, мы пошли сразу туда фиксировать повреждения. Нас очень невнимательно осмотрели и в справке написали «уличный ушиб». Через два дня мы пошли писать заявление в 1-й отдел полиции. Участковая спросила: «Вы митингующие или просто гуляющие?» Мы не поняли, какая разница, говорим: «К нам применили насилие». «И как, — спрашивает, — больно это?» У неё был какой-то хищный взгляд. Пятна от удара электрошокером держатся до сих пор, это очень чувствительно и неприятно.

Вадим Заболоцкий, 47 лет:

— Я ходил на акцию с дочерью (ей 19 лет) заявить о своей гражданской позиции. Мы шли со всеми, никто нас не задерживал. На Сенной через громкоговорители нас попросили разойтись, и мы пошли к ТЮЗу. В телеграм-канале тем временем написали, что акция завершилась, и мы с чувством выполненного долга пошли с толпой по Звенигородской к метро. В этот момент нас и окружила полиция, мимо пробежал полковник, пухленький и невысокий, и начал кричать: «Берём всех!» Я не сопротивлялся, куда мне бежать, я же не брошу дочь. Но полицейский, стоявший рядом со мной, всё равно несколько раз ударил меня электрошокером во внутреннюю часть бедра. Это неприятно и страшно — мышцы в этот момент парализуются, ногу сводит судорога. Всю ночь мы провели без сна в отделе полиции, а потом нас отправили в Красносельский суд, там мы просидели еще почти день. Мне дали 30 часов общественных работ, дочери — 8 суток. На следующий день я поехал в травму, чтобы зафиксировать повреждение, мне написали: «найдены гиподермические точки», которые нанесены «неизвестными лицами». Тогда я связался с Комитетом против пыток, мне посоветовали сделать более подробную справку, где будет описан характер и обстоятельства травмы: за 4 тысячи рублей в бюро судебной экспертизы мне уже сделали другую справку, где написали степень ожога и подробное описание его получения.

Это уже второе моё задержание. Первое было в январе, но я доказал в суде, что меня не нужно привлекать к ответственности. Я знаю, что у меня есть всего две попытки, потом будут уже большой штраф и уголовное дело.

Даниил Огренич, 22 года:

— Мы с другом собрались к шести вечера в центр. В семь начался митинг, мы со всеми пошли в сторону Сенной площади. В переулке Гривцова за толпой побежали омоновцы, мы успели спрятаться в магазине, продавцы закрыли его на ключ, чтобы нас не задержали. Как только мы вышли оттуда, моего друга сразу схватили, а я как-то сбежал. Автобусы с задержанными стояли на Сенной площади, я пошёл искать друга, снимал всё на мобильный телефон. Я только убрал телефон, как на меня налетает огромный омоновец и роняет на землю, хватает за шиворот, передаёт своим коллегам, те скручивают меня. У меня рука была сломана, и я закричал от боли, тогда меня ударили шокером, потом ещё раз и ещё, пока тащили до автобуса. У меня проблемы с сердцем, в автобусе почти сразу началась тахикардия с аритмией. Я выпил таблетки, через полчаса отпустило. С Сенной нас отвезли в 39-й отдел Колпинского района, в суд привезли на следующий день, но опять не отпустили — судья порвала протоколы, так как они были неправильно оформлены. Нас привезли обратно в отдел, но отпускать не хотели, тогда мы записали видеообращение, которое отправили в штаб Навального, они подняли шумиху, и нас всё-таки отпустили под обязательство о явке в суд. В травмпункте мне написали, что у меня электроожог второй степени, полученный от сотрудников полиции. Я хожу на митинги с 2016 года и пойду ещё. Когда были январские акции, меня увезли в отдел и угрожали привлечь к уголовке за экстремизм, потому что я якобы что-то против полиции написал в чате сторонников Навального (мне показывали скрин сообщения, которое я не писал), мне пришлось им дать доступ к своему аккаунту, чтобы с меня сняли подозрения.

Мария Касьяненко, 49 лет:

— Я пришла на акцию с мужем, он еще старше меня. Мы стояли через дорогу от Мариинского дворца, напротив нас стояла девушка с молодым человеком, вокруг всё было перекрыто. К ним подбежали эти люди без опознавательных знаков и что-то сказали, мне показалось, что девушка спросила у них, как можно пройти, ведь всё огорожено. Он ничего не ответил, а махнул своим, и четверо подхватили их под руки с двух сторон и повели в автобус. У меня сыну 20 лет, его задерживали зимой, я не могла промолчать и громко сказала «позор». Один оглянулся, я посмотрела ему в глаза. Он кивнул своему приятелю, и они вдвоем подбежали ко мне, схватили с двух сторон и потащили под руки в автобус. Я не сопротивлялась. Тот, которому я кричала «позор», ударил меня электрошокером, когда они меня вели по проезжей части. Я испугалась, что у меня выпадет телефон из кармана, и судорожно за него схватилась, поэтому даже не вскрикнула, когда почувствовала удар на попе. Он сразу повторил второй раз. Я говорю: «Я ж не сопротивляюсь, зачем вы так?» Он ответил: «Я похож на шутника?» — и ударил меня ещё раз, уже ниже, в бедро. «На шутника не похожи, похожи на садиста», — говорю. И он бьёт меня ещё раз, извините, почти в промежность, это очень мягкое и нежное место. К этому моменту мы дошли до автобуса, иначе бы он продолжил меня бить. Дальше — как у всех, отдел, недопуск адвокатов, полицейские, которые еле сдерживают маты. Когда нас отпустили, я зафиксировала травмы — электрический ожог первой степени. Болит до сих пор. Это терпимая боль, но очень унизительная. После всего, что произошло, я, безусловно, вышла бы снова. Всё, что с нами происходило 21-го, то же самое происходит с Навальным в колонии: если человек, облеченный властью, считает тебя недостаточно хорошим, он ведёт себя как хочет.

Заявления о применение к ним силы петербуржцы подали перед майскими праздниками, однако в следственном отделе Адмиралтейского района Следственного комитета приняли их как обращение граждан, а не как сообщение о преступлении. По словам юриста Комитета против пыток Владимира Смирнова, помогавшего задержанным, в этом случае работа с жалобой, скорее всего, станет бюрократической волокитой, но в организации намерены помочь людям обжаловать каждую отписку и дойти с ними до Европейского суда по правам человека. «Мы видели заявление от ГУ МВД о том, что жалоб в полицию на необоснованные действия со стороны сотрудников не поступало. Но с точки зрения закона применение насилия квалифицируется как статья 286 УК РФ — превышение должностных полномочий. Эту статью расследует Следственный комитет, поэтому жалобы должны поступать именно туда. Конечно, в нашей работе не всегда видны быстрые последствия, но мы должны создавать положительный вектор и делать всё, чтобы ситуация не так быстро катилась в пропасть», — добавляет он.