18 марта в помещении Краснодарского краевого суда третий апелляционный суд общей юрисдикции рассмотрит апелляцию на приговор украинца Александра Марченко, осужденного тут же в Краснодаре в ноябре 2020 года на 10 лет лишения свободы по статье 276 — «шпионаж».
Эта история отдает безумием даже на фоне нескучных будней неофициальных мест заключения самопровозглашенных республик Донбасса. Марченко потерял свободу в ДНР, его пытали в легендарном концлагере «Изоляция», вывезли через пару месяцев в Краснодар и там, чтоб он был покладистей, в допросах как-то участвовал человек, пытавший его в Донецке. Его дело родилось в Донбассе, продолжилось в России и имеет шансы прозвучать в Европейском суде по правам человека во французском Страсбурге.
По низшему пределу
Статья 276 предполагает сроки от десяти до двадцати лет лишения свободы. Марченко, получается, дали минимум. Правозащитный центр «Мемориал» еще в декабре 2019 года признал его политическим заключенным.
Получается, перед нами очередная история гражданина Украины, который внезапно стал заложником обострения российско-украинского противостояния?
Между тем, это история про каждого из нас, этакий путеводитель от личного счастья к общей войне. Глядя на Марченко, великую фразу: «Бедняга, на его месте должен был быть я!» смогут произнести многие тысячи читателей этого текста.
Если вы забьете в Google «Александр Марченко», то получите десятки ссылок на часто короткие и явно неполные тексты о попавшем в беду человеке с невнятной историей — ну, такой, типично «шпионской», с явными умолчаниями.
Если ее сухо разметить, то Марченко в декабре 2018 года отправился из Киева через Москву и Ростов-на-Дону в Донецк за своей «отжатой» там в 2014 году машиной, но был арестован в ДНР на второй день пребывания в самопровозглашенной республике и помещен на два месяца в нелегальный концлагерь «Изоляция». После недель пыток и избиений в феврале 2019 Марченко был внезапно передан ФСБ России и материализовался в Краснодаре. В столице Кубани, согласно административным протоколам, он моментально «не подчинился законным требованиям полиции» и получил пятнадцать суток, а потом еще пятнадцать. Далее местный суд вдруг решил депортировать Марченко из страны как незаконного мигранта и поместил до высылки в соответствующее заведение тюремного типа, где в России обычно держат попавшихся нелегалов. В деле Александра Марченко есть чудный административный протокол, согласно которому он незаконно, не имея соответствующего патента, подрабатывал подсобным рабочим в день, когда его после месяцев пыток везли из донецкой нелегальной тюрьмы в далекий Краснодар.
Шпионом Марченко ФСБ начало делать с большим опозданием, где-то в мае 2019 года, после двух месяцев непонятных и невнятных обвинений и содержания в неволе. Обвинили украинца в том, что он имел намерение купить в России клистроны. Кто не знает, клистроны — такие электровакуумные лампы, которые используются для усиления электромагнитного сигнала. Но используются они в том числе в начинке зенитно-ракетных комплексов С-300. После 2014 года всякое военно-техническое сотрудничество между Россией и Украиной по понятным причинам прервалось, но украинцы вдруг осознали насущную необходимость в восстановлении своей ПВО, ВВС и обороны вообще. Эти клистроны, как и другие запчасти к еще советским образцам вооружения, действительно скупались где только было можно, а иногда и нельзя. Но даже российский суд не утверждает, что Марченко когда-то держал эти самые клистроны в руках или передавал за них лично кому-то деньги: ему вменяются вопросы о запчастях, о которых дали показания свидетели. Ключевого свидетеля при этом суду даже не предъявили. Можно продолжить, что «шпионаж» — это про кражу государственных тайн, а старые запчасти к старой советской технике вряд ли на таковые тянут, но это уже тема для споров юристов.
Люди же, живущие в Донецке или знающие реалии ДНР, в этой истории сразу наталкиваются на два сомнительных момента. Первый: зачем украинцу в 2018 году лететь через Минск, Москву, Ростов-на-Дону, зачем вообще пересекать российскую границу, когда три года назад еще можно было доехать в Донецк за несколько часов в машине любого перевозчика через так называемую линию соприкосновения? И что это за машина такая, ради которой надо так рисковать? И как можно, имея любую политическую ориентацию, настолько плевать на опасности, подстерегающие в ДНР — уж местному-то через четыре с лишним года войны они точно были очевидны?
В Донецке в завтрашнем свободном дне не уверены даже тамошние министры, там в СИЗО есть этаж, шутливо зовущийся «министерским». А уж человек с пропиской в украинском паспорте, не имеющий гарантий безопасности и охраны — просто потенциальный диверсант, пока не докажет обратное.
«Мы — не донецкие»
«Мы не донецкие, мы вообще-то из Днепра, последние годы жили в Киеве и всей этой войны близко не видели и не понимали. Понимаете, у Саши родная тетка в Ставрополье, у меня сестры в Москве, братья в Крыму, мы вместе с мужем вот в экскурсионный тур в Питер ездили. У мужа не было никакого бизнеса в России, просто родня была, и мы могли, например, отдыхать в Крыму после 2014 года. Сейчас то он все это переосмыслил, конечно», — устало рассказывает Екатерина Бессараб, жена Александра Марченко.
Человек с днепропетровской пропиской в украинском паспорте не мог быстро получить пропуск от СБУ для пересечения линии соприкосновения, а ехать в Донецк надо было срочно, до Нового 2019-го года, в образовавшееся «окошко возможностей». Отсюда был и полет до Ростова-на-Дону, а через Москву он был выстроен для удобства стыковок — Марченко собирался пробыть в Донецке всего сутки и вернуться в Киев на все новогодние праздники.
Муж Екатерины поехал спасать в ДНР не какую-то там отобранную подержанную машину, а свою детскую мечту — Lamborghini Diablo. Марченко говорил, что мечтал о ней с тех пор, как увидел фото на наклейках жвачки Turbo. А вот для Екатерины Бессараб эта «Ламборгини» сродни проклятью. По ее словам, в комиссии по политзаключенным при министерстве по вопросам оккупированных территорий и перемещенных лиц представители украинского МИДа из-за наличия в деле этой «элитной» машины все время блокируют выделение финансовой помощи семье, и с попаданием в списки на обмен из-за позиции чиновников тоже не все ладно.
Получается, что о марке машины знают все компетентные органы, но она не звучала в многочисленных статьях о Марченко — ну, чтоб не вызывать зависти. А существование этой «Ламборгини» между тем многое объясняет.
Lamborghini Diablo Александра Марченко — вообще-то 1991 года выпуска и не тянет даже на звание раритетной: таковыми признают машины, которые не перекрашивали и при ремонтах на них не меняли оригинальных деталей. У Марченко была битая, с переделанной передней частью и перекрашенная машина, которую он мечтал восстановить.
Александр в родном тогда еще Днепропетровске закончил знаменитый Горный университет и занимался поставками горно-шахтного оборудования как в родную область — на шахты Павлограда, так и на шахты Макеевки и Донецка. Поэтому имел связи и друзей на Донбассе. Редкую старую спортивную машину не брали обычные СТО, на территории Украины была всего одна фирма, которая взялась за реставрацию и капитальный ремонт двигателя такого автомобиля — донецкая компания NonStop. Ремонт начался в 2009 году и шел вплоть до войны — уж больно детали для детской мечты Александра были дороги.
В 2014 году вооруженные люди машину из бокса забрали. Хозяин СТО на звонки не отвечал, а в 2017 году семья вдруг увидела свою перекрашенную в черный цвет красавицу на видео о соревнованиях в Донецке. На видео ведущий рассказывает, что заезды охраняет полк спецназа Александра Захарченко, а редкую «Ламборгини» в кадре представлял одетый в камуфляж главный механик ДонВОКУ (Донецкое высшее общевойсковое командное училище). Александр Марченко лично участвовал в перешивке сидений и узнал свой салон. Кроме того, в машине при одном из прежних ремонтов использовались неоригинальные детали при восстановлении передней части — одним словом, хозяин свой автомобиль опознал совершенно точно.
Как поясняли источники Марченко, такую редкую красавицу «отжал» не кто-нибудь, а «кошелёк» главы ДНР Александра Захарченко, всесильный тогда министр налогов и сборов Александр «Ташкент» Тимофеев. В августе 2018 года при взрыве в кафе «Сепар» Захарченко был убит, а Ташкент ранен, и к тому же в последовавшей быстрой и яростной схватке за власть проиграл борьбу и бежал из ДНР в Россию. При этом все нажитое осталось в Донецке вместе сразу с несколькими срочно возбужденными уголовными делами, которые делали невозможным возвращение Ташкента. Тогда в СМИ ДНР даже печатали объявления, призывавшие всех пострадавших от Тимофеева срочно обращаться в правоохранительные органы с заявлениями.
Знакомый Александра Марченко Юрий Гусаков горячо уверял, что до Нового года сохраняется возможность приехать в Донецк и подать заявление о краже машины — если будут правоустанавливающие документы, «Ламборгини» сразу вернут. Александр взял документы, взял украинские номера для машины и махнул в Донецк — план был обернуться за одни сутки, подать заявление и выехать: обратные билеты в Москву были заранее куплены.
А машину с украинскими номерами потом бы Юра Гусаков пригнал — ну, после того, как ее отдали бы по строгим законам ДНР. Где, по словам Юры, было уже совсем безопасно.
Заявление подали, а исчез Марченко 17 декабря 2018-го на пограничном переходе «Успенка», исчез на два месяца бесследно. «У нас был друг в Доброполье, серьезный, отвечающий за свои слова — он сказал уже после Нового года, что Саша точно жив, — рассказывает сейчас Екатерина Бессараб. — А туда выехала из Днепра мама Саши и смогла получить только через месяц ответ МГБ о том, что тот задержан. Мы еженедельно передавали продуктовые посылки, он ни одной не получил! Когда его вывезли в Краснодар и он смог выходить на связь, было так странно — я общалась по телефону с мужем, а потом звонил этот Юра и говорил, что за тысячу долларов договорился о свидании со мной мужа и что мне надо срочно ехать в Донецк…».
Мы смогли через адвокатов взять в СИЗО интервью у Александра Марченко. Там он в том числе вспоминает, как в концлагере «Изоляция» рядом с ними в соседней камере держали женщин, которых регулярно водили к охранникам насиловать. Если бы в Донецк заманили еще и жену, Марченко признался бы и в покушении на Владимира Путина.
«Я приехал за своим Lamborghini»
Александр Марченко — уникальный узник по слишком многим для одного человека критериям. Например, он еще и самый поздний известный узник легендарно мрачного места в Донецке — «Изоляции» на улице Светлого пути Будённовского района города. Неофициальная тюрьма МГБ ДНР расположилось в захваченном довоенном арт-пространстве в цехах закрытого Донецкого завода изоляционных материалов. В ДНР слово «невероятно» лучше не применять, после семи лет войны тут возможно все, но истории о концентрационном лагере в центре Европы все же выбиваются даже на здешнем общем фоне.
Часть узников «Изоляции» вышла по обмену — последнюю группу освободили в декабре 2019-го, и сидели они в концлагере в разное время в период с 2016 по 2018 годы перед переводом в официальные места заключения, доставшиеся самопровозглашенной республике вместе с персоналом украинские СИЗО и колонии. Марченко рассказывает о зиме 2019 года, и его свидетельства крайне важны — они показывают, что за полтора года в «Изоляции» ничего не изменилось. МИД Украины запланировал на 2021 год масштабную информационную кампанию, цель которой — добиться закрытия этого мрачного места. Сами бывшие узники готовят в Киеве коллективный иск в ЕСПЧ, собирают показания.
Мы передали Александру Марченко в СИЗО вопросы, и он через адвокатов передал ответы на них — свое свидетельство об «Изоляции», которое публикуется без изменений.
«17 декабря 2018 года я подал заявления на возврат Lambo и предоставил оригиналы всех правоустанавливающих документов на этот автомобиль, — рассказывает из краснодарского СИЗО Александр Марченко. — После подачи заявления в МВД ДНР, Гусаков повез меня на границу КПП «Успенка». В момент пересечения границы на паспортном контроле меня задержали люди в масках. Надели на голову мешок и погрузили в мерседес «Vito».
Далее меня привезли в «Изоляцию». Завели в здание на 1-й этаж, немного попинали ногами, задавая вопрос: «Что ты делаешь в ДНР?». Я отвечал: «Приехал за своим Lamborghini».
— Что с Вами происходило дальше, как «Изоляция» выглядит изнутри?
— Меня поместили в одиночную комнату без окон, туалета и воды. Вместо кровати — сваренная металлическая полка и стол, на котором лежал пакет. При открывании двери я должен был надеть на свою голову пакет и отвернуться к стене. Спал я на матрасе.
До Нового года меня три раза проверяли на детектор лжи. Вопросы в основном были: «Являешься ли ты сотрудником иностранных спецслужб?». Периодически меня выводили в соседнюю комнату и били дубинками по почкам, пяткам, коленям и пояснице.
— Правда ли, что вам задавали те же вопросы, что позже задавали и сотрудники ФСБ России?
— После Нового года (это январь 2019 года) сотрудники МГБ ДНР завели меня на второй этаж для допроса про поездки в Россию, вооружение, а также возможность поставки «Джавелинов». Не услышав от меня нужных ответов — вывели (9 января 2019 года) на нижний этаж в отдельную комнату и за левую руку, используя железные наручники, подвесили меня к верхней части решетки. В таком положении я провисел сутки. Без еды, воды и туалета.
На следующий день меня сняли с решетки и повели на очередной допрос. Те же вопросы. Те же ответы. Мне там показали видео Филюрского, который, находясь под арестом в РФ, давал показания против меня. Впоследствии он стал свидетелем в моем уголовном деле. Сотрудники МГБ ДНР утверждали, что я занимался с Филюрским контрабандой. Увидев на видео Филюрского, я понял, что впервые вижу этого человека. Впоследствии, в ходе допроса Филюрского по моему уголовному делу в Краснодарском краевом суде, он сообщил суду, что не знает меня и впервые видит.
Прервав допрос, меня опять повели (10 января 2019 года) в подвал соседнего красного кирпичного здания, надев мешок на голову и дополнительно перемотав скотчем вокруг головы. Полностью раздели. Распяли на деревянном щите, привязав мои руки и ноги к его поверхности. Затем к моим мизинцам пальцев ног и к гениталиям примотали провода и на протяжении полутора часов, поливая водичкой ноги и гениталии, подавали ток.
Во время пыток задавали все те же вопросы и периодически смеялись, веселились, то есть получали удовольствие.
Меня также угрожали накачать наркотиками и поместить в комнату к насильникам. Также угрожали выкрасть моих детей, если не буду отвечать на их вопросы так, как им нужно.
На допросах у сотрудников МГБ ДНР были кусачки, с помощью которых грозились отрезать мне фаланги пальцев, но, передумав, накинули мне струну на шею и начали душить. Три недели меня не мыли. За два месяца я помылся три раза. Мыли меня исключительно перед записью моих показаний на видеокамеру.
с портретом мужа на акции в поддержку политзеков
— Видеопризнания заключенных — очень частая практика в МГБ ДНР. Как записывали ролики с вами?
— Перед записью видео мне дали текст для заучивания. Просили во время съемки моих показаний меньше смотреть на текст. Видеозаписи длились несколько дней. Неоднократно перезаписывали видео для лучшей достоверности и убедительности. Обещали, что мне вручат «Оскар».
Сотрудники делали две видеозаписи: одну для сотрудников ФСБ, вторую — для СБУ. Для ФСБ один текст просили озвучить, для СБУ — другой. После того, как они получили видеозаписи — пытки прекратились.
— Что было потом, как выглядит повседневная жизнь в «Изоляции»?
— Где-то в начале февраля меня перевели в комнату, где были вода, туалет, зубная щетка и паста. В комнате со мной был военнослужащий ДНР — снайпер Юра из Дружковки.
Распорядок дня: кормили два раза в день, утром и вечером. Давали только кашу, обеда не было. В связи с таким питанием и ежедневным стрессом я потерял более пятнадцати килограммов. На прогулках был раз пять-шесть. Разрешали гулять только с пакетом на голове.
Во время изоляции я стал свидетелем систематического, ежедневного изнасилования девушек, которые там находились в заключении — запомнил девушку, которая занималась там уборкой, ее называли Шапокляк. Временами охранники объявляли сборы и выезжали с территории на боевой технике.
Еще на территорию приезжала женщина-бухгалтер и выдавала денежные средства военнослужащим. Из моей комнаты мне были слышны все разговоры и передвижения военнослужащих, так как звукоизоляция в помещении отсутствовала от слова совсем. Военнослужащие обращались к друг другу используя позывные. Самого главного террориста называли Ярмак. Вся территория охранялась караулом и временами была слышна стрельба. Иногда расстреливали животных, забежавших на территорию.
— Как вас «освободили»?
— 18 февраля 2019 года на территории изоляции я подписал документы о том, что претензий к МГБ ДНР не имею. После того, как я подписал бумаги, мне надели на голову мешок, посадили в серебристый Renault и повезли в сторону таможенного пункта «Успенка». Привезли на таможню, сняли мешок, отдали ремень и шнурки, а далее в сопровождении водителя Renault мы пошли на КПП, который прошли без какой-либо проверки. В серой зоне, между двумя границами, меня передали сотруднику ФСБ РФ, который меня провел без досмотра на территорию РФ. При моем проходе через границу присутствовал начальник российского таможенного пункта. Переведя через границу, мне снова надели пакет на голову и посадили в микроавтобус Volkswagen, а затем повезли в неизвестном направлении.
Через два с половиной часа меня передали другим сотрудникам ФСБ — как в последствии выяснилось, краснодарским. Через небольшое отверстие в пакете на моей голове я увидел, как сотрудник ФСБ из моей сумки украл сто долларов и тысячу рублей. Еще через два часа меня привезли в ФСБ Краснодарского края, сняли пакет и начали допрашивать в качестве свидетеля по уголовному делу в отношении Филюрского. Я неоднократно сообщал, что меня похитили и пытали, на что реакции со стороны сотрудников ФСБ никакой не последовало.
— А «неповиновение полиции» случилось на каком этапе?
— После допроса в ФСБ меня отвезли в отдел полиции для составления протокола о якобы неповиновении законному требованию сотрудников. Затем посадили в стакан (ИВС) до утра, а утром состоялся суд. Когда меня везли в суд, через других задержанных у меня получилось отправить смс своей супруге о моем месте нахождения.
На протяжении моего содержания в спецприемнике ко мне приезжали сотрудники ФСБ и вывозили на допрос, где я просил, чтобы все вопросы задавали в присутствии адвоката, однако в этом мне было отказано.
23 февраля 2019 года в здание ФСБ, где проходил мой очередной допрос, зашел один из тех, кто пытал меня на территории ДНР, достал мешок и сказал, чтобы я подписал нужные им показания, иначе меня отвезут обратно в изоляцию.
Затем меня задержали еще на пятнадцать суток. В ходе этого срока сотрудники ФСБ мне сообщили, что дело находится на контроле в Москве.
Далее прошло судебное заседание с участием консула и адвоката, в результате которого было вынесено постановление о моей депортации, и я был помещен в центр временного содержания иностранных граждан Гулькевичи. Для предъявления обвинения меня с мешком на голове в ФСБ вывозили оттуда.
ДНР, пыток и пары месяцев арестов в деле нет
В Краснодарском суде 18 марта Александра Марченко будет защищать адвокат Команды 29 Евгений Смирнов.
«Александра Марченко осудили по статье 276 (шпионаж), у которой, если говорить правовым языком, есть определённые критерии и квалифицирующие признаки, — терпеливо поясняет нам Евгений. — И вот мы считаем, что в ходе предварительного и судебного следствия не были установлены все элементы состава, которые соответствуют вот этой суровой статье — шпионаж.
Понимаете, Марченко обвиняют в том, что он собирал сведения, составляющие государственную тайну, в интересах Украины и украинских спецслужб. Между тем сведениями, которые суд расценил как государственную тайну, у нас в деле являются не документы или чертежи, а запчасти к военной технике, просто куски железа. Помимо этого, сам процесс сбора информации по нашему законодательству имеет место быть только в случае, когда человек получил сведения, имеющие гриф «государственная тайна». Однако Марченко не то чтобы не получал где-то государственную тайну — он не получал даже эти запчасти к технике, он их ни разу не видел, не держал в руках и не знает, как эти предметы выглядят.
Однако, несмотря на такие грубые нестыковки, суд приговорил Марченко к суровому наказанию по этой статье.
Это не единственная странность приговора. В нем суд описывает действия Марченко, расцененные как шпионаж, однако то, что написал суд в своем приговоре, можно квалифицировать только как приготовление к совершению контрабанды вооружения и военной техники. Якобы Марченко обзванивал знакомых в России и спрашивал, можно ли купить такие предметы и сколько это стоит. Вот именно эти действия суд описал в приговоре и расценил как шпионаж. Но это на сто процентов подпадает под действия другой статьи — контрабанды вооружений.
— Откуда известно, что звонил?
— Свидетели дали такие показания. Некоторые из них были в суде и давали показания на предварительном следствии.
— А эти свидетели — военные? Они имели возможность найти, украсть, продать военные предметы?
— Нет, это обычные гражданские лица. Некоторые из них когда-то были военнослужащими, но никто не занимался хранением, поставкой подобных изделий, и у них в собственности тоже не находились эти запчасти.
Но и помимо этого были грубые нарушения. Например, суд положил в основу приговора заключение судебной экспертизы по определению достоверности степени секретности сведений. Именно эта экспертиза показала, что в запчастях конструктивно заложена гостайна. Однако эта экспертиза, как бы помягче сказать, кривоватая. Объект исследования, пресловутые запчасти, экспертам даже не предоставили.
— Я правильно понимаю, что речь идет о запчастях к еще советским зенитно-ракетным комплексам, которые есть у России, Украины, Казахстана и других постсоветских стран?
— Да. Но мы до сих пор не понимаем, что исследовали эксперты. Никаких запчастей в рамках дела не изымалось и экспертам не передавалось. Непонятно, что эксперты изучали и где искали государственную тайну.
— А что свидетели?
— Ну тут тоже серьезное нарушение — в основу приговора суд положил показания свидетеля Федоренко, которые были даны на стадии предварительного следствия. А между тем этот свидетель в суд не пришел, ни у кого не было возможности задать ему какие-то вопросы, допросить его, а по требованиям российского закона, требованиям ЕСПЧ запрещается в таком случае оглашать показания свидетеля, данные на предварительном следствии, и тем более использовать их в приговоре. Мы вообще не знаем, существует ли этот человек, давал ли он эти показания.
— Скажите, а показания под пытками в ДНР и два месяца непонятных административных арестов в России в деле как-то отражены?
— Формально Марченко был задержан на территории России — и в уголовном деле никак не отражены ни ДНР, ни административные аресты, ни его показания, полученные под пытками. В уголовном деле есть только копии его загранпаспорта с пересечениями границы, через которую он въехал в Россию в 2018 году, где через несколько месяцев задержан.
— Но ведь десять лет — это нижний предел по этой статье? Можно сказать, что суд не особенно верит в вину подсудимого?
— Да, это нижний предел. Есть старый советский анекдот: «Судья, неужели вы можете посадить невиновного? — Боже упаси, я дам ему условно!». К сожалению, в действующих реалиях дают либо ниже низшего, либо минимальную санкцию.
— А в современной, путинской истории России были оправдательные приговоры по статье «шпионаж»?
— По шпионажу — нет, вообще ни одного случая не было. Единственный оправдательный приговор по государственной измене был по делу Никитина, но и это было в прошлом тысячелетии, до Путина.
Резюмируем: в деле куча странностей. Александр Марченко, счастливый человек вне войны и политики с красавицей женой и уникальной спортивной машиной, о которой мечтал с детства, мало похож на неприметного сотрудника спецслужб. Более того, судя по проблемам с финансовой помощью в Киеве и списками на обмен, у него совершенно точно нет никакого куратора в местных спецслужбах. При этом он очевидная, слишком благополучная белая ворона в сообществе узников России на фоне тех же крымских татар.
Он обычный мужик, у которого до 2018 года в жизни все было неплохо. А теперь вдруг — десятилетний срок в российской тюрьме по шпионской статье и крайне неясные перспективы на межгосударственный обмен в будущем или выполнение Российской Федерацией любого решения ЕСПЧ.