С.Пархоменко―
Конечно, я начну с Навального, несмотря не то, что моя коллега и хорошая знакомая Мария Снеговая из Вашингтона много говорила об этом. Ее взгляд, так сказать, с той стороны океана, она очень внимательно следит за теми настроениями, которые в США по этому поводу. А я буду говорить с нашей здешней позиции.
Никто в точности не знает, что в этой ситуации с человеком происходит. И неслучайно специалисты, врачи европейские так интересовались этим предметом, неслучайно в авторитетном журнале «Ланцет» была опубликована статья специальная по поводу одного пациента. Вообще не так много на свете единичных, отдельно взятых пациентов, по поводу которых пишут целые статьи в крупнейшем медицинском журнале мира. Это в данном случае не потому, что это лидер политических сил, которые противостоят Путину, это не потому, что это оппозиционер, это не потому, что это российский политик, а потому что это очень редкий больной, человек, который перенес очень редкое, уникальное воздействие на его здоровье — вот эту атаку боевого отравляющего вещества, что было подтверждено несколькими европейскими лабораториями.
И понятно, каково будет воздействие на организм, и как будет организм выбираться, и сколько на это потребуется времени, каковы будут долгосрочные последствия, никто в точности не знает. И понятно, что только ФСИН и только российские прокуроры, действующие по указке и по заказу и под давлением, только они способны делать такие выводы, что вот выписался из клиники «Шарите», вышел из больничной палаты, переселился в обычную городскую квартиру — ну, значит, здоров, всё, лечение кончилось.
На самом деле лечение, реабилитация для Алексея Навального будет продолжаться долго, а, может быть, всю жизнь. И какова будет эта жизнь, как она будет продолжаться, и какими осложнениями она будет сопровождаться, мы с вами не знаем, никто не знает, и он не знает, и ни один врач на свете не знает, потому что никто не знает, что бывает с человеком после того, как он подвергается воздействию болевого отравляющего вещества и остается жив. Таких случаев слишком мало. На людях не экспериментируют, как я понимаю, так что материала этого не существует.
Алексей Навальный мужественно терпел жестокую боль и эти проблемы, которые начались, как мы теперь знаем, у него достаточно давно.
У меня есть возможность контактировать в данном случае с хорошо информированными источниками, близкими к Алексею Навальному и его семье, и могу вам сказать, что да, довольно давно это было известно. Он старался не подавать вида, соответствующим образом вел себя в залах судебных заседаний, где его могли видеть журналисты. Он сегодня написал об этом, что он совершенно неслучайно там метался, в этой стеклянной клетке. Не потому, что он сильно нервничал, а потому что это была единственная возможность как-то заглушить боль. Он не мог сидеть, а мог только стоять или лежать. Ну, лежать в зале судебных заседаний было сложновато, поэтому пришлось ходить по этой клетке туда-сюда.
Совершенно очевидна и реакция тюремщиков в широком смысле этого слова. К тюремщикам в данном случае относятся не только те люди, которые гремят ключами в коридорах этой ИК в Покрове, но и люди, работа которых, казалось, заключается в том, чтобы следить за соблюдением прав человека.
Сегодня, по существу, уполномоченный по правам человека во Владимирской области высказалась совершенно однозначно, что она относится с отвращением к своим обязанностям, совершенно не собирается их выполнять и сидит на этом стуле не для того, чтобы следить за какими-то правами каких-то человеков, а с какой-то другой, неизвестной нам, но хорошо известной ей целью. Ну, она этого всего не сказала, но это совершенно с очевидностью следует из того, что она сказала, что она совершенно не собирается посещать каких-то исправительных учреждений, наблюдать никакого Навального, а сделает в июне, когда дойдет его очередь.
Это издевательская фраза, это издевательство маленького чиновничка, крошечного конторского человечка, который, наконец, дожил до того момента, когда он может показать себя начальником, продемонстрировать свою власть, напоминает старый анекдот про сотрудницу министерства культуры, которая горько рыдала, когда, наконец, раздался телефонный звонок и там, в телефоне кто-то спросил: «Это прачечная?» А она ответила: «Нет, вы ошиблись номером» вместо того, чтобы ответить то, о чем она мечтала ответить много лет своей службы в этом учреждении. Ну, вы сами знаете, что полагается отвечать в этом случае.
Вот так же ровно и этот чиновник из Владимирской области. Вот, наконец, ее пять минут славы, и она может продемонстрировать свою совершенно бесчеловечную, бессовестную, тупую и нелепую сущность. Ну, вот продемонстрировала, удалось. Всё получилось. На могиле ее можно написать: «Здесь лежит человек, который сказал, что дойдет до колонии, где мучают Алексея Навального в июне». Это, несомненно, главное событие ее жизни. Ничего более важного в ее жизни не будет. Мы прекрасно можем быть в этом уверены.
Штука заключается в том, что действительно, что называется, с них станет. И люди, которые распоряжаются сегодня жизнью Навального, владеют жизнью Навального, они ориентируются ни в коем случае на служебный долг, они ориентируются на то, что им кажется сигналом сверху. Они смотрят наверх, пытаются присмотреться к глазам, ноздрям, другим частям лица начальника и понять, чего он хочет. Это было в тоталитарном Советском Союзе всегда, и это никуда не делось.
В вот я хочу заняться тут художественным чтением. Знаете, такой «Театр у микрофона». Насчет театра не знаю, но хочу вам прочесть фрагмент одного замечательного текста. Это книга «И возвращается ветер» прекрасного и очень важного для российской истории человека Владимира Буковского. К сожалению, его нет в живых уже. Он был диссидент, правозащитник, он был борец с советским строем. Он был человеком, который победил советский строй, который заставил его отступить, заставил его разжать челюсти. Он написал об этом замечательную книгу.
Когда-то, очень много лет назад — 40 почти уже… ну, 35 — я был причастен к тому, что эта книга впервые была официально опубликована в Советском Союзе не в виде Самиздата или Тамиздата, а в толстом литературном издании под названием «Театр». Я эту книгу тех пор хорошо помню. И вот я нашел один из фрагментов, который хорошо помнил, который как раз имеет отношение к нынешнему случаю.
Буковский пишет: «В тюрьме и здоровому человеку нелегко, а уж больному — совсем труба. Болезнью тебя начинают шантажировать: «Будешь сговорчивым — полечим, дадим диетпитание переведем в больницу. При язве и болезни печени всю эту гнилую кильку и тухлую квашеную капусту совсем невмоготу есть, а это 60 процентов твоей пищи, куда деваться? Если у тебя туберкулез или, скажем, голодные боли при язве, очень любят начальники сажать в карцер. Да еще в голодный день, когда пищи не полагается, норовят тебя вызвать на беседу. Туберкулезникам, по крайней мере, легче – они хоть боли не чувствуют.
Собственно, лечить здесь никого не лечат. Могут слегка смягчить остроту болезни, залечить поверхностно, не допустить смерти. В результате, как правило, у всех болезни приобретают хроническую форму, и потом уже от них не избавишься – всю жизнь на лекарства зарабатывай. Это считается вполне нормальным. «Вы что, лечиться сюда приехали? Мы вас в тюрьму не звали, не надо было попадать», – говорят врачи. Ну, и так далее. Вот эта последняя фраза «Вы что, лечиться сюда приехали? Мы вас в тюрьму не звали, не надо было попадать» — это, что я читаю сегодня бесконечно в Фейсбуке и Телеграме, что я вижу в YouTube, то, что я слышу в разных радио— и телевизионных программах от палачей и тюремщиков, которые работают не на территории исправительно-трудовых учреждений, как это специально называется, которые работают как бы в мирной жизни, но, несомненно, по характеру являются палачами и тюремщиками, которые упрекают Навального в том, что он вернулся в Россию.
Это совершенно фантастический выверт, который существует в головах у людей. Мужественный поступок, фактически моральный подвиг, когда человек выбрал свою политическую судьбу и понял, что он не имеет права, призывая людей к борьбе, к сопротивлению, сам оставаться за границей, и приехал в Россию, зная, что его ждет тюрьма. И вопрос был, когда он приезжал в середине января только в том, немедленно он окажется под арестом и дальше в тюрьме, или пройдет несколько дней, прежде чем его туда затащат. Больше, чем на несколько дней никто не рассчитывал, но оказалось, что взяли его прямо в аэропорту. В конце концов, это непринципиально.
Так вот он знал об этом, он приехал. И теперь его упрекают в этом. Его упрекают в том, что он не трус. Издевательски спрашивают у него: «А что ж ты не испугался? Что ж ты не забился под диван? А что ж ты не предал? Ведь надо же было предавать. Я бы предал на твоем месте, — говорит этот человек фактически, — я бы на твоем месте испугался. Я бы на твоем месте поступил подло. Что ж ты не поступил подло? Ну, вот теперь ты за это и получаешь».
И это поразительное противоречие между интонацией, с которой это произносят и смыслом того. Люди, задумайтесь на минуточку, в чем упрекаете человека. В том, что он не подлец? В том, что он не трус? В том, что он свой долг понимал так и шел на тюрьму, понимая, что однажды он сделал этот выбор, однажды он встал на этот политический путь, и теперь он обязан ему следовать хотя бы потом, чтобы не разочаровать своих собственных сторонников. Разве это оправдывает палачей? Разве это оправдывает людей, которые взялись теперь издеваться над ним и пытать его бессонницей и отсутствием медицинской помощи?
Ведь люди, которые фигурируют в знаменитом «списке Магнитского» — это люди, которые поступали ровно так: они не били своего заключенного, они не подключали к нему электрический ток, они не тыкали его иголками, не душили его целлофановым пакетом. Они пытали его отсутствием медицинской помощи и запытали до смерти — Магнитского. Если помните.
Теперь ровно этот метод пыток применяется к Навальному: его пытают отсутствием медицинской помощи. У кого бывали такого рода проблемы, как у него — вот это защемление (по всей видимости, речь идет именно об этом) позвоночного диска, нарушения невралгического характера, возможно, защемление какого-то нерва или, может быть, даже спинного мозга, — представляет, как это мучительно и как это лишает человек всякой возможности нормально функционировать даже в удобном, так сказать, мирном помещении в своей обычно квартире, где есть диван, кресло, матрас нужной мягкости, жесткости, на котором можно сидеть, принять такую позу, сякую позу. В тюрьме же это всё невозможно.
Люди, которые сегодня имеют отношение к Навальному в широком смысле — я уверен, что мир со времен Магнитского стал умнее и понимает, что в этой ситуации тюремщиками являются не только люди в погонах и форме, имеющие отношение непосредственно к Службе исполнения наказаний, — но и люди, которые обеспечивают эти пытки — обеспечивают их информационно, обеспечивают их политически, пропагандистски, обеспечивают их, в конце концов, медицински. Ведь кто-то же сейчас подписывает какие-то документы, — все эти люди в широком смысле тюремщики, начиная от тех, кто смеются над Навальным сегодня в телевизионном эфире российском и кончая теми, кто физически держит его на тюремной койке или физически не допускает к нему врача или физически не позволяет ему принять нужное обезболивающее лекарство — речь идет об обезболивании, — все эти люди строевым шагом идут в «список Магнитского». Они должны отдавать себе отчет в этом.
Мир постепенно учится обращаться с фигурантами «списка Магнитского». Мир постепенно понимает, что мало объявить человека, принадлежащим к этому списку, мало сообщить о том, что этот человек поражен в самых разных правах и так далее. Этого человека нужно активно искать, этого человека нужно добывать для того, чтобы передать в руки правосудия.
Так будет с фигурантами «списка Магнитского» уже существующими, так и будущими фигурантами «списка Магнитского», которые попадут туда, когда это будет «список Магнитского — Навального». А для этого не нужно даже сегодня принимать специальных законодательных актов, потому что «акт Магнитского» уже сегодня понимается в широком смысле. Уже сегодня он позволяет включать туда людей, которые имеют отношение ко всей этой системе уничтожения людей, к системе планомерного, продуманного издевательства над правами человека, а не только к конкретному, узко понимаемому делу Сергея Магнитского.
Так что каждый человек, который приближается к Навальному сегодня в этой ситуации — в ситуации пыток, должен понимать неотвратимые последствия, которые его ждут. Это важная вещь.
Я думаю, что мы будем с вами присутствовать при зарождении и развитии настоящего международного движения в защиту Алексея Навального и освобождения Алексея Навального. Причем речь будет идти о его освобождении в обычном качестве, не в качестве обменного материала, не в качестве заложника.
Я думаю, что уже сегодня немало в России людей, которые раздумывают над тем, что, может быть, попробовать его поменять на кого-нибудь, выменять. Есть какое-то количество преступников, которые сидят по разным тюрьмам в мире за разные реальные, настоящие преступления, не такие выдуманные, которые вменяются Навальному. Я напомню, что даже ЕСПЧ твердо высказался о том, что приговор Навальному является неправосудным — приговор по делу «Ив Роше», тот самый приговор, из-за которого формально он находится сегодня в тюрьме. Приговор является неправосудным. Этот приговор был вынесен по существу, за деятельность, неотличимую от обычной предпринимательской деятельности. И, с точки зрения международного права нахождение Навального в заключении сегодня является абсолютно незаконным. И любое правительство, любая международная организация вправе требовать от Российской Федерации привести это в порядок.
Но вот здесь мы переходим к следующей теме — я ее только начну; до перерыва у меня осталось буквально пару минут, — прямо связанной с пребыванием Навального в тюрьме в пыточных условиях. Я имею в виду сейчас тот политический проект, который был предложен друзьями и соратниками, сотрудниками Навального. Был озвучен публично Леонидом Волковым проект этой регистрации будущих участников будущих протестных акций.
Довольно много на эту тему было всяких сомнений, упреков. Главным образом они были связаны с тем, что как же так, зачем в тоталитарном государстве, каким сегодня является Россия, объявлять регистрацию людей, которые хотят принимать участие в протестной акции.
Действительно, никто никогда не может быть уверен в том, что какие бы то ни было сведения, как бы тщательно они не хранились, как бы они не анонимизировались, — я уверен, что люди, которые работают с Леонидом Волковым, люди очень грамотные, хорошо представляют, каким образом можно очистить эти сведения от тех персональных данных, которые непосредственно свидетельствуют об этой личности, — но, конечно, риск всегда сохраняется, риск всегда не нулевой.
Но я бы сказал на это вот что — что речь идет не о людях, которые регистрируются в очередь за сахарным песком, и это не люди, которые подписываются под петицией о выведении новых видов комнатных растений. Речь идет о людях, которые заявляют о том, что они хотели бы принимать участие в протестных акциях. Как вы себе представляете участие в протестной акции человека, который больше всего боится, что кто-нибудь узнает, что он принимает участие в протестной акции? Ведь это протестная акция. Вы хотите, чтобы она осталась незамеченной? Вы хотите, чтобы участие в ней осталось никаким образом никем не отмеченным, чтобы оно было сведено к нулю? Это такая будет у вас протестная акция?
И в этой ситуации странно говорить о том, что соединение вместе, создание комьюнити из людей, которые заявляют о том, что они готовы участвовать в протестной акции, каким-то образом этих людей дискредитирует или их раскрывает. Люди, которые хотят участвовать в протестной акции, должны участвовать в протестной акции. Если они не хотят участвовать, если их заботит, прежде всего, собственная безопасность, и они считают, что никто не должен знать, что они о чем-то протестуют или против чего-то или о чем-то хотят разговаривать таким способом, путем протеста с властями страны, значит, им не надо просто в этом участвовать, им на надо ходить на такие сайты, им не надо регистрироваться, им не надо оставлять своих телефонов, потому что да, риск не нулевой. Как бы кто ни старался сохранить эти сведения, как бы кто не заботился о безопасности этого, какой-то риск, несомненно, всегда существует. Чисто статистически это вопрос вероятности того, попадут или не попадут эти сведения в чьи-нибудь руки. В это, собственно, и весь смысл.
Мы удивляемся сегодня, что эта регистрация идет без ясного понимания, как, собственно, будет выглядеть эта акция, какого числа она произойдет, в какой форме она будет происходить. Но мы с вами помним и должны помнить, что в политике это чрезвычайно важный фактор — создание комьюнити, создание сообщества людей, которые думают нечто по какому-то важному поводу, которые объединены какой-то идеей, которые объединены протестом или пониманием какой-то проблемы и готовностью вложить свои силы, свое время, свою энергию в решение этой проблемы.
Я помню, как вокруг избирательной кампании президентской 18-го года развернулась огромная эпопея с созданием и регистрацией региональных штабов ФБК, который никто тогда даже еще и не требовал называть иностранным агентом., а теперь вот требует. Так вот тогда вдруг оказалось… не вдруг, а все этого ждали, и это, действительно, произошло в результате всей этой большой процедуры, что именно Навальный и его сотрудники обладают сетью региональных штабов, которая покрывает, по существу, всю страну, и это абсолютно уникальная политическая структура, такой. какой нет ни у кого больше, которой нет даже у формально зарегистрированных партий, которые очень хвалятся наличием своих региональных отделений, а в действительности чаще всего эти отделения являются имитацией или просто пшиком.
И оказалось, что тогда, когда такая структура существует, она оказывается не одноразовой, а к ней можно обращаться снова и снова. И ей можно поручать самые разные политические действия и нагружать ее разной работой. Люди, которые один раз зарегистрировались, Готовы к тому, чтобы к ним обращались снова и снова, и чтобы у них просили помощи, участия, содействия в каких-то важных политических обстоятельствах.
Сегодня, по существу, люди Навального создают эту структуру вновь, создают это сообщество заново. Уже совершенно понятно, что они наберут эти 0,5 миллиона участников, и наверняка окажется сумма участвующих в этой истории гораздо более значительной. И это будут люди, к которым можно будет обратиться за помощью, за участием, за поддержкой в самых разных ситуациях, а совсем не один раз.
По этому поводу возник некоторый внутренний конфликт, который многим кажется надуманным, сугубо медийным — вопрос о карте, которую опубликовали сотрудники Навального.
Проблема заключается в том, что на этой карте есть Крым. Они готовы регистрировать этих потенциальных участников протестных акций не только всех обычных регионов и субъектов Российской Федерации, но и в Крыму тоже. Мы видим огромную волну очень резких, часто издевательских, оскорбительных комментариев по этому поводу.
Понятно, что часто эти люди, которые действуют по приказу, по методичке, люди, которые просто наняты на эту пропагандистскую кампанию, потому что люди, которые сегодня пытаются противостоять на пропагандистском фронте Навальному, они довольно быстро сообразили, что это очень хороший способ увести разговор в сторону, превратить его в свару, превратить разговор в скандал по поводу того, прав или неправ Навальный и его сотрудники в том, что они включили Крым в качестве фрагмента этой карты и, таким образом, как будто бы признали принадлежность Крыма Российской Федерации и присоединились к Путину, который провозглашает аннексию, присоединение Крыма самой большой своей политической победой.
Я думаю, что среди тех людей, которые очень бурно на это отреагировали, помимо этих пригожинских троллей, которые работают по найму, есть и значительное количество людей, которые говорят это искренне, которые, действительно, восприняли этот аргумент, которые включились вполне откровенно и вполне эмоционально в эту историю и в этот скандал с Навальным и его сотрудниками по поводу Крыма.
Я бы хотел посмотреть на эту ситуацию содержательно. И я бы хотел этим людям напомнить, о чем в точности идет речь. Речь идет о том, что Навальный, Леонид Волков и их коллеги предлагают организовать на территории Крыма и пытаются — мы видим, как они предпринимают для этого непосредственные усилия — протестные действия, которые представляют из себя протест против власти, путинского режима на этой территории.
В чем же тогда ваши претензии? Штука же заключается в том, что люди, которые заявляют сегодня о том, что «не трогайте наш Крым!», «Не играйте в мои игрушки, не писайте в мой горшок! Это вас всё не касается», — эти люди не могут организовать в Крыму никаких протестных действий.
Я специально проконсультировался в последние дни с несколькими своими друзьями и коллегами, которые живут и работают в Украине, и расспрашивал их о том, что, собственно, делают украинские политики в Крыму сегодня? Как они пытаются работать с населением того региона, который они считают своим, украинским? И международные законы их поддерживают в этом.
С точки зрения международного права Крым по-прежнему принадлежит Украине. С точки зрения международного права Крым аннексирован Россией незаконно. Международные организации разного рода, включая ООН, считают Крым временно оккупированной Россией территорией. Это факт, на этот счет сделано множество заявлений, подписано множество документов, это много раз звучало в самых высоких международных инстанциях.
Украинские политики говорят: «Это наша территория». Мир с ними соглашается. А что они делают там, на нашей территории? Ну, вот я обнаружил несколько заявлений разных украинский политиков. Они сделаны все тоже более-менее к годовщине аннексии Крыма. И нет никаких сомнений, что сейчас этих заявлений будет все больше и больше, потому что приближается 30-е. Вообще этот год — это год 30-летия украинской независимости, существования отдельного самостоятельного украинского государства после 1991-го года. Так вот заявления о деоккупации и деинтеграции Крыма. Заявления я вижу и слышу, но никакой деятельности за этим не вижу вовсе.
И украинские политики говорят, и мои коллеги, с которыми я консультировался, говорили мне о том, что все прекрасно понимают, что никакая политическая работа там в Крыму для Украины невозможна. Невозможна потому, что слишком пристально за этим наблюдают, слишком жестокими и быстрыми оказываются и наказания в отношении всякого, кто пытается там, в Крыму иметь контакты с украинским руководством. Формально граница открыта. Формально с Украины любой украинец может въехать в Крым. У нас не существует визового режима с Украиной. Можно ехать.
Так вот дальше слов это никак не движется. Есть еще понятие «Крымская украинская платформа», которая была предложена, как я понимаю, несколько недель тому назад, и представляет собой некоторую политическую идею объединения вокруг темы Крыма разных политических сил разных международных организаций, разных правозащитных организаций и так далее. Это как-то очень неконкретно, это очень непрактично. Это как-то очень ненадежно. Это гораздо менее конкретно, чем то, что предлагают соратники Алексея Навального в этой своей программе, которые уже сегодня начали собирать вместе, начали регистрировать людей в Крыму, которые готовы на протестные действия.
Чем же вы недовольны? Ведь речь идет о протестных действиях. Речь идет не об эксплуатации крымских санаториев, речь идет не о выращивании там слив и груш. Речь идет об антипутинском протесте, который пытаются организовать в Крыму, который вы, уважаемые украинские политики, украинские активисты, украинские правозащитники, просто сочувствующие украинскому делу люди, не можете там организовать. Даже социология, даже простой опрос сегодня, проводимый украинскими исследовательскими организациями в Крыму абсолютно невозможен.
Даже мои коллеги говорят мне, что при публикации любого социологического опроса сегодня вы обнаружите внизу звездочку, где будет написано: «За исключением Крыма и отдельных районов Луганской и Донецкой области», где украинские социологи не могут работать. Не могут даже собрать информацию о том, каковы настроения там у людей, действительно ли, они меняются в ту или иную сторону, больше или меньше там сегодня сторонников ухода Крыма от Украины и присоединения его к России. Никто в точности не знает.
Этим занялся Алексей Навальный, находящийся в тюрьме, а фактически занялись его сотрудники. Какие же у вас к нему претензии? Почему вы людей, которые пытаются взять на себя эту тяжелую работу, упрекаете в том, что они будто бы этим к кому-то присоединяются, как будто бы они этим признают позицию Путина или что-нибудь вроде этого? Что за чушь?
Представьте себе другую ситуацию. Вот существует ФРГ и ГДР до падения Берлинской стены и до воссоединения Германии. Вот представьте себе, если бы политики ФРГ начали бы упрекать, скажем, советских диссидентов тех времен, того же Владимира Буковского, что они пытаются поддерживать контакты с какими-то диссидентами в ГДР: «Не трогайте гэдээровских диссидентов! ГДР — часть Германии. Не играйте в наши игрушки, Не писайте в наш горшок. Отойдите! Не трогайте!» Это было бы совершеннейшей ахинеей.
Вот примерно такой же ахинеей выглядят упреки, которые я сегодня слышу от украинцев — украинских журналистов, украинских политиков в адрес Алексея Навального и его соратников, что они посмели там, в Крыму попытаться найти людей, которые были бы готовы принять участие в каких-то антипутинских протестных действиях.
Да, существуют еще помимо реальных обстоятельств еще проблемы этикета, проблемы политического протокола. Здесь я согласен, и сказал бы, что было бы корректнее, было бы очень уместно, если бы на этой карте, которая опубликована на сайте «Свободу Навальному!» стояла бы звездочка возле Крыма и было написано: «С точки зрения международного права Крым является территорией, незаконно оккупированной Россией. По таким-то международным документам Крым принадлежит России». Просто констатация. Вот и всё. Никому от этого ни холодно, ни жарко. Это же факт. Это, действительно, так. Эти документы существуют, эти заявления сделаны. Почему бы их не упомянуть в этой ситуации в качестве любезности, в качестве демонстрации уважения к людям, для которых эта тема чувствительна, болезненна. Мне кажется, что в таких ситуациях надо всегда так поступать. Но я не уполномочен давать советы ни Леониду Волкову, ни его коллегам. Но если бы я оказался на их месте, то я бы, наверное, поступил так.
Посмотрим, может быть, им тоже захочется так поступить. Может быть, они сделают некоторые усилия и переступят через необходимость признать эту свою неточность, которую они совершили. Это абсолютно ничего не меняет по существу. Работа там, в Крыму над организацией протестных действий таки же точно, как где бы то ни было еще, где эти протестные действия могу быть, они будут и в Берлине, и в Париже, и в Брюсселе, и в Лондоне, они много где будут эти протестные действия тогда, когда они возобновятся под эгидой сторонников Алексея Навального. Я нисколько в этом не сомневаюсь.
Я поддерживаю отношения с моими друзьями и коллегами, которые живут за границей, которые очень активно стараются в этом участвовать. И тот факт, что они физически находятся вне пределов Российской Федерации, их совершенно не смущает. Так вот ровно так же эти протестные действия могут произойти и Феодосии и Симферополе, и в Судаке и в Севастополе. Почему бы и нет?
Вот сюжет, который, мне кажется важным, потому что попытка расколоть людей, которые в целом совершенно одинаково относятся к важным международным проблемам — а таковой проблемой, несомненно, является проблема Крыма, — это вещь важная, и относиться к этому легкомысленно не нужно и пропускать это мимо ушей не нужно. И списывать это исключительно не деятельность троллей и каких-то платных наемных хулиганов в интернете тоже не нужно, хотя очень хочется иногда. И, действительно, эта платная деятельность, как мы видим, расцветает пышным цветом. И совершенно очевидно, что краны открылись, бюджеты оттуда побежали весело и споро как весенние воды. Тем не менее, за всем этим есть и некоторое существо, про него тоже хорошо бы было помнить. Это вещь важная.
Мы видим тоже смежный сюжет, я бы сказал — сюжет, связанный с так называемой борьбой с коррупцией, которую ведет Российское государство, я имею в виду эти громкие аресты губернатора Пензенской области Белозерцева и бизнесмена Бориса Шпигеля. Я понимаю, почему это произошло сейчас. Это, как ни странно, тоже часть пропагандистской войны, которую Российское государство ведет на навальновском фронте.
Я ничего здесь не преувеличиваю. Я уверен, что сегодня это важнейший сюжет российской политики — то, что происходит с Навальным и вокруг него. Не случайно, даже российско-американские отношения оказались в залоге у этого сюжета. Вся история с убийцей, вся история с издевательствами довольно беспомощными и довольно жалкими над Байденом, — это тоже часть навальновского сюжета, несомненно. Почему такое бешенство по поводу фразы Байдена, его утвердительного ответа на вопрос, убийца ли Путин? Вот поэтому — потому что это еще один аргумент. Убийца — ведь понятно, что имеется в виду. Понятно, о каком покушении на убийство идет речь. Речь идет о вот этой серии политических убийств, последним из которых, к счастью, безуспешным, организованных, что называется, изо всех сил и по полной программе, было покушение на жизнь Алексея Навального.
Так вот, как ни странно, возвращаясь из Вашингтона в Пензу, замечу, что абсолютно не случайно это сделано сейчас. И это попытка продемонстрировать, что мы тоже тут занимаемся борьбой с коррупцией и занимаемся гораздо эффективней.
Но только есть одна проблема. И эта проблема заключается в том, что люди, которые демонстрируют свою борьбу с коррупцией, являются организаторами этой коррупции и несут прямую ответственность за эту коррупцию. Люди, которые сегодня показывают на Ивана Белозерцева, как на пример продажного, бесчестного, нечистого на руку губернатора, который насобирал полмиллиарда рублей наличными и какие-то смешные коллекции карикатурные всех этих часов, посуды и еще каких-то побрякушек дома; люди, которые сейчас показывают на него и говорят: «Вот мы нашли злодея», — это люди, которые, во-первых, посадили злодея на этот стула, а, во-вторых, много лет оберегали на этом стуле. И мы прекрасно помним те формулировки, с которыми Владимир Путин благословлял этого самого Ивана Белозерцева на его повторное избрание, когда ему говорил: «Вы имеете моральное право…». Ну, если ты считал, что он имеет моральное право, значит, неси ответственность за то, что он из этого морального права извлек.
И так это бы это было в любой стране, в которой власть происходит от избирателя, и где избиратель вправе задать этот вопрос тому, кого он выбрал, в том числе, президенту страну: «Как это случилось? Как это вышло, что ты сказал, что этот человек имел моральное право; что ты поддержал его, что ты покрывал злоупотребления на выборах? Что ты позволял собирать ему эти полмиллиарда? Он же их не за день наскреб. Сколько времени он собирал эти деньги? С чего он собирал эти деньги, с каких договоренностей, с каких взято? Кто покрыл эти взятки, кто прикрыл их? Кто организовал систему, в которой на этих взятках существует государственная власть, в том числе, и в этой субъекте Российской Федерации, нищем, убогом, забытом, сидящем где-то в каких-то 50-х местах во всей рейтингов экономического, бытового и политического неблагополучия? Пенза, чрезвычайно депрессивное место, чрезвычайно унылое место. Но посреди этого уныния сидит человек, который собирает эти полмиллиарда наличными. А сколько и где у него еще бизнес, собственность в разного рода активах, недвижимости и так далее, это выяснится позже.
Рядом с ним этот абсолютно карикатурный Борис Шпигель, человек известный в российском бизнесе и не только в нем, человек с тяжелейшим криминальным прошлым, с позорными, постыдными уголовными статьями в своем прошлом; человек, который был известен своими, я бы сказал, деловыми манерами и обыкновениями. Люди, которые имели дело с ним и с «Биотеком», этого, что называется, всю жизнь не забудут. Один из самых циничных, один из самых бессовестных, один из самых беспринципных людей, делавших деньги в Российской Федерации, благодаря своим связям с властью, своим политическим постам. Откуда у этого совета сенаторский пост? Он член Совета Федерации, законодатель. Мы с вами живем по законам, которые созданы для нас, в частности, Борисом Шпигелем. Мы каждый день встречаемся с этими законами. Он достаточно долго просидел на сенаторском стуле. Кто несет ответственность за это? Кто будет пересматривать законы, которые он принял или хотя бы анализировать их?
Кто сможет отделить этих двух людей от системы, которая остается в неприкосновенности и которая, несомненно, воспользуется нынешней ситуацией. И кончится вся эта эпопея тем, что бизнес этого Бориса Шпигеля будет, так сказать, схлебнут этой системой. Она сделает так — хлюп! — и этим чмоканием заглотит этот самый «Биотек». Вот и всё, вот и весь смысл, вот и вся борьба с коррупцией. И этот ответ на навальновскую активность абсолютно фальшивый ответ, поскольку он закончится — вот это ответвление этого коррупционного дерева закончится на борьбе с Иваном Белозерцевым и бизнесменом Борисом Шпигелем.
И, наконец, последняя минута, которая у меня осталась — это минута солидарности с моими друзьями и коллегами в «Новой газете», подвергающимися ожесточенному давлению сегодня. Это люди, которые не просто занимаются темой прав человека в Чеченской республике. Это люди, которые положили большую часть жизнь на это уже сейчас, сегодня. И это классический случай, когда в первую половину жизни ты работаешь на свою репутацию, а вторую половину репутация работает на тебя. Люди, которые в «Независимой газете» занимаются чеченской темой — Елена Милашина и ее коллеги — это люди, которые представляют из себя очень специальную институцию в российской журналистике, представляют из себя группу людей, которые являются единственной надеждой людей, которые остаются без своих прав в Чечне. И они это право заработали, и именно за это они подвергаются давлением и угрозам. Я с ними солидарен.
Это программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания!