В качестве практикующего адвоката мне все чаще приходится вести дела политических заключённых в России. Мне и раньше доводилось вести такие дела, но они были скорее исключениями — Михаил Ходорковский, Григорий Пасько, Гарри Каспаров. Но в нынешнюю эпоху их с каждым днём становится всё больше.

Количественное увеличение и качественное изменение этих дел заставило меня обобщить наблюдения и выявить общие черты поведения властей в инициировании и ведении преследования жертв в политически-мотивированных делах.

1. Итак, наметив жертву политической расправы, сотрудники силовых органов немедленно обращаются в суды, требуя заключения человека под стражу. И суды удовлетворяют — почти всегда — подобные просьбы, даже когда ещё не представлены доказательства, даже в отношении подозреваемых без предъявления им обвинения. Звонить судьям или отдавать какие-то приказы в этих случаях не надо. Судьи у нас образованные, дисциплинированные, догадливые. Основную задачу судье доложит прокурор. Довершит антураж подобного преследования так называемое оперативное сопровождение дела: усиленный конвой, наручники, собачки в зале суда и строгий дядя в штатском — тут уж только тупой не поймет.

2. Существует целый штат «экспертов», готовых подписать любое так называемое экспертное заключение, любую негативную оценку действий политических обвиняемых. Эксперты всех мастей — на выбор и по заказу!

3. Против обвиняемых в подобных делах как правило используются процессуально-недопустимые доказательства. Это целый набор средств — об экспертизах уже сказано, — но это ещё и богатый арсенал различных провокационных схем: внедрение агентов действующих под прикрытием, провокационные действия под видом оперативно-розыскных мероприятий, незаконные и несанкционированные обыски, с подкидыванием «доказательств», «засекреченные свидетели» — вот далеко не полный перечень… В конце концов прямая фабрикация обвинения и фальсификация доказательств.

4. Что ещё отличает политические преследования — крайняя репрессивность и жестокость наказания в подобных делах. Если уж посадить такого политзэка — то надолго. И чем меньше доказательств вины, тем серьезнее срок наказания! Слабо доказанное обвинение — это громадный срок, совсем недоказанное обвинение — это пожизненное осуждение без права амнистии, помилования и досрочного освобождения. В этих случаях гарантированные Конституцией суды присяжных — благодаря новейшим изменениям закона — политическим не положены. На выручку часто приходит военная юстиция. Добавляется надуманный пунктик соответствующего обвинения и вас уже судит «тройка». Подчас в закрытом судебном заседании. Не знали о милитаризации судебной системы в России? — напрасно, это надо знать.

5. Ну, и последнее. В качестве — нет, не «вишенки на торте» — надоели благостные сравнения, если уж иносказание, то такое: «последнего гвоздя в крышку гроба правосудия»: преследование того идиота/тех идиотов, которые вздумают на полном серьезе заниматься защитой таких политических доходяг: репрессии против строптивых адвокатов. Травля в прессе, дисциплинарное преследование вплоть до лишения статуса через начальствующие адвокатские органы так называемого адвокатского самоуправления, и, наконец, весь арсенал средств уголовного преследования: обыски, аресты, осуждение за мнимые преступления. Кто ещё не пробовал — попробуйте поэкспериментировать…

Итак, круг замкнулся. Вход — узкий, но есть, выхода — нет.
Обращение в ЕСПЧ? — практически безрезультатно: Европейский Суд не вступает в оценку доказательств. Это могут делать только национальные органы суверенной судебной власти. Суды ведь у нас независимые и с каждым новым принятым актом становятся все независимее (от закона, от международных стандартов и обязательств). Спасибо, что совсем уж независимые судьи допускают иногда такие грубые процессуальные «ляпы», что можно добиться признания нарушения «права на справедливое судебное разбирательство» (статья 6 Европейской Конвенции).

Так что лёд тронулся, граждане-господа, как бы на него не угодить. Берегите себя — не выходите из дома.