ведущий Сергей Пархоменко журналистС.Пархоменко― 21 час и 7 минут в Москве. Это программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Добрый вечер! Я здесь, в студии «Эхо Москвы». Это значит, что я могу читать ваши СМС, которые приходят на номер: +7 985 970 45 45. Также их можно отправлять через сайт «Эхо Москвы» или через приложение для мобильного телефона или планшета эхомосковское, очень удобное. Есть еще трансляция в прямом YouTube эфир, и там все работает. И сплошные какие-то приветы из Папайи, из Папенбурга (Германия). Нет, это не Папайя — это Паттайя. Опечатка просто была. Из Липецка, из поселка Лепешки. В общем, широчайшая у нас здесь география.
На эсэмэсках тех временем тишина. Пришлите, чтобы я убедился, что оно работает.
А тем временем давайте приступим и начнем, конечно, с приближения новых коронавирусных приключений. Я ровно сегодня ходил сделать себе тест. Тест у меня отрицательный. Просто общался тут с некоторым количеством то ли друзей, то ли знакомых, которые недавно переболели, то ли сейчас находятся в этом состоянии. Но нет, всё как-то кончилось хорошо, ничего я вроде бы не подхватил еще пока.
Это теперь просто. Довольно дорого, надо сказать. Люди на этом хорошо зарабатывают. Ну, что же, как-то остается им только позавидовать, что им удается это. Зато быстро, удобно выдают эту процедуру.
С.Пархоменко: Изоляция очень удобная вещь, если нужно кого-то загрести на улице QТвитнуть
Есть разница между той ситуацией, которая была в начале так называемой первой волны, то есть в середине, конце марта, самом начале апреля. И сейчас многие сравнивают эти два периода. Что касается Москвы, например, разница очень хорошая, потому что было, я бы сказал почти удивление, что нашелся чиновник, даже группа чиновников, даже целая мэрия города, которым вроде как не всё равно, что будет с жителями города, и вот они стараются, они что-то такое говорят, стараются выдерживать человеческую интонацию, стараются предлагать какие-то людям решения, как-то их утешить, облегчить их всякие сложности. Это было что-то новое, и это как-то помогало и создавало доверие между людьми.
А потом оказалось, что этим людям не всё равно ровно до того момента, пока и начальство не даст пенделя и не скажет им, что есть вещи поважнее — какое-нибудь голосование, например или парад.
А потом они и сами вошли во вкус, и выяснилось, что изоляция изоляцией — как-то изоляция очень удобная вещь, если нужно кого-то загрести на улице за то, что он что-то такое демонстрирует или пикетирует, или что-нибудь вроде этого.
У нас же до сих пор это всё запрещено, правда же? Вы же помните, что любой человек, который выходит на улицу с плакатиком или без плакатика, просто с беленькой бумажкой, которую он держит перед грудью, или просто с неправильным выражением лица, или просто стоит в неправильном месте, — этого человека можно загрести, посадить в автозак, потом отдать под суд, оштрафовать или посадить его на какие-то сутки, многие иногда сутки на основании того, что он нарушил приказ о коронавирусной изоляции. А не потому, что у него есть конституционное право и это конституционное право было нарушено или что-то в этом роде.
Не-не, у нас коронавирус по-прежнему, у нас эпидемия тут, у нас изоляция. Но эта изоляция не работает для бегунов на марафонские дистанции, для ездунов на танках по улицам при подготовке к параду. Она не работает, когда надо проголосовать за поправки, которые, президент сказал, вынь да положь. Ну, он сказал — вынь да положь — они вынули и положили. Точнее, наоборот, они сначала положили, конечно. Они положили с прибором на это на всё, а потом вынули.
Так что нет больше никакой репутации отца родного, нет больше никакого доверия, не существует. И солидарности никакой не существует тоже. И вот вход в эту новую эпидемическую волну без солидарности, а с отвращением, с пониманием, что вас продадут в ту секунду, когда начальство велит вас продать — это, конечно, хорошая разница.
Ну, и плюс насмотрелись на всякие выкрутасы, связанные с тем, как люди зарабатывали на этом — как зарабатывали на масках, на перчатках, как зарабатывали на строительстве этих коронавирусных ангаров.
Я тут переслушал по случаю небольшое интервью, которое здесь однажды в утреннем «Развороте», который вели тогда Алексей Нарышкин и Маша Майерс, дал Араз Агаларов. Помните, был большой скандал по поводу человека, который сдавал за какие-то несметные миллиарды с миллионами, по-моему, 1,1 миллиарда рублей была стоимость, которую выкатило ему Подмосковное правительство (не Московское) за то, что он построит специальный такой быстро разворачиваемый коронавирусный госпиталь.
И вот он потом, когда вся эта история уже кончилась был здесь в эфире. И как же он врал! Как же он здесь веселился. Надо сказать, что я тогда бегло это послушал, а вот сейчас перечитал в тексте.
Дорогие коллеги Алексей Нарышкин и Маша Майерс, как же вы жестоко обделались в эфире, точнее как вас обделал ваш гость. Как он вам врал, как он вам лил в уши! А вы ему позволили всё это сделать. И вы позволили ему говорить, что у него к тому моменту уже второй оборот брал, уже второй миллиард ему отписали. И он вам рассказывал про то, что он, в общем, даже не строит эти госпитали, а они у него, как он сказал, в режиме такого полусобранного, полускладского состояния.
И вы слышали это и верили ему. Он к вам придет опять, и он наврет опять. И вы тогда его не поймали и больше вы его не поймаете, потому что вы готовы это слушать. И огромное количество людей покорно готово это слушать.
С.Пархоменко: Изоляция не работает для бегунов на марафонские дистанции, для ездунов на танках QТвитнуть
Мне было ужасно обидно на родном радио услышать это, но это был поразительный образец того, как человек совершенно не боится врать и как он совершенно хладнокровно рассказывает про то, что у него эти деньги пошли на то, что он сдавал в 6-месячную аренду эти помещения. Если он сдавал их в 6-месячную аренду, дорогие друзья, они бы до сих пор были в этой аренде, потому что дело было в конце мая. Загибайте пальцы. 6 месяцев еще не кончились. А он рассказывал про 6-месячную аренду, а вы верили, а он продолжал дальше и будет продолжать дальше.
И мы это увидим теперь во втором слое этой коронавирусной истории. Потому что они тогда убедились, что это можно, что это проходит, что за руку никто не ловит, за язык никто не ловит. А деньги вынимать можно из бюджетов. Так что мы это увидим снова.
Еще один маленький сюжет, который я обязательно хотел вставить в свою программу, и я это сделаю, потому что нам предстоит маленький перерыв, я только начну. Очень важный момент сейчас происходит. Слушайте апелляция по делу Дмитриева. Про него забыли, на нем как-то успокоились. Вы помните, что в середине июля его приговорили к 3,5 годам заключения в колонии строгого режима. И все выдохнули, все решили, что всё в порядке, что как-то суд фактически извинился. Это наказание гораздо ниже нижней планки. Между тем с него сняли много обвинений. 4 из 5 предъявленных обвинений. 3 из них во второй раз с него сняли. Но оставили одно из самых ужасных — обвинение в совершении иных действий сексуального характера в отношении несовершеннолетней.
А речь идет, между прочим, о главе «Мемориала» в Карелии, о человеке, который положил свою жизнь на колоссальную исследовательскую работу, раскрывая историю политических репрессий в Советском Союзе и открывая всякие захоронения и открывая информацию о том, кто там и сколько их там.
Пауза на этом месте. Через пару минут рекламы продолжим отсюда же.
РЕКЛАМА
С.Пархоменко― 21 час и 18 минут. Продолжаем программу «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Еще раз всем добрый вечер!
Я говорил о том, что сейчас идет апелляция по делу Юрия Дмитриева. Прокуратура оспорила приговор, вот этот как бы извинительный приговор, фактически оправдательный приговор. Чего там, собственно, подумаешь, какие-то 3,5 года, тем более, что он уже столько времени сидел то под домашним арестом, а то в предварительном заключении под стражей. И вот сейчас как-то совсем немножко ему останется.
Суд оставил самое тяжкое из обвинений. И прокуратура потребовала 13 лет на этой апелляции. И эта апелляция идет сейчас. Она идет в абсолютно экстраординарных условиях, потому что Дмитриева лишили адвоката. У него был адвокат, которым он был очень доволен, с которым он хорошо работал, и который очень помог на этом процессе и который в значительной мере добился того, что суд был вынужден принять такое решение. Этот адвокат заболел. Этот адвокат попросил по его болезни перенести судебное заседание, и суд отказал в этом.
Вообще, суд ведет себя совершенно фантастически, этот суд второй инстанции, отклоняя одно за другим всё ходатайства стороны Дмитриева. Суд принудительно назначил адвоката по имени Артем Черкасов (адвокат по назначению). Ему дали три дня на ознакомление с делом. Дмитриев отверг этого адвоката, подал формальное ходатайство о том, что он не хочет работать с этим адвокатом, который как бы симулирует свою адвокатскую деятельность. За три дня он не мог ознакомиться с этим огромным делом, в котором 19 томов. И он что-то такое мямлит на этом суде. Но суд отклонил ходатайство Дмитриева и оставил этого принудительного адвоката.
И вот я читаю опубликованные недавно… Есть такой писатель Леонид Бахнов, с которым дружит Дмитриев. И Бахнов получил письмо от Дмитриева и вот что в нем сказано: «Что ни запросит прокурор, то суд на задних лапках бросается и исполняет. Нашу сторону не слышит и видеть не очень хочет. Отклонили ходатайство о переносе заседания в связи с болезнью Виктора Михайловича, — это, собственно, Виктор Ануфриев, его прежний адвокат. — Прикрепили адвоката местно. Он даже до заседания ко мне зайти не удосужился. 19 томов дела изучил за 3 рабочих дня. Заявил я ему отвод — всё одно прикрепили. Естественно, он присутствует, но не более. Что-то говорит, но аргументов хороших нет. Не в теме, что называется. Я примерно половину из того, что говорит судья, не услышал, не смог разобрать. Слышимость по видеосвязи невысокая. А разборчивость речи и того хуже. Прошу повторить — судья грозится вообще удалить из зала за то, что мешаю. Как можно удалить из зала суда человека, которого там физически нет? Я в школе, если этой цензурной лексикой пользоваться. Ладно, воюем. Прислали фотки, где народ у здания вахту несет. Всем спасибо. Следующее заседание назначено на 29 сентября в 10 часов».
Нельзя забывать про дело Дмитриева. Это очень важное дело. И надо продолжать его поддерживать, надо говорить об этом, надо писать об этом. Нужно оказывать давление на суд. Это наша гражданская обязанность — оказывать давление нами, обществом на суд. Это предусмотрено нашими гражданскими правами. Суд должен работать под нашим давлением. Суд должен чувствовать, что общество в нашем лице осуждает деятельность его, суда, вот такого суда. И прокуратура, которая требует 13 лет для невиновного человека.
Есть еще один сюжет из таких моих фирменных сюжетов, про который вообще мало кто говорит, но я считаю нужным говорить. Раз уж заговорили про Дмитриева, про «Мемориал» там, в Карелии, есть еще одна очень тяжелая история с «Мемориалом». Это Тверь. Вы помните, что там были сняты две мемориальные доски, которые висели на доме. Теперь этот дом принадлежит Медицинскому университету местному. Там было Областное управление НКВД и там расстреливали людей. И есть свидетельства об этом, есть архивные документы об этом.
По ходу дела, когда уже шло разбирательство о том, чтобы снять эти доски, произошло совершенно сенсационное признание в том, что эти архивные документы есть, хотя раньше много лет отрицали их существование. Документы о десятках тысяч дел людей, которые прошли через этот подвал. Кто-то из него вышел, а многие из него не вышли, и были там же казнены.
С.Пархоменко: Деньги вынимать можно из бюджетов QТвитнуть
Сняли две мемориальных доски. Одну, собственно, с сообщением, что здесь было НКВД, здесь расстреливали людей, а другую специальную польскую доску, посвященную польским военнослужащим, которая там, в Тверской области были расстреляны. Там был фактически филиал Катыни. Там есть Медное — такое, собственно, место, где тоже расстреливали польских военнопленных. И там есть до сих пор мемориал на этом месте, на который непрерывно наезжают, непрерывно атакуют. Эти доски сняли. Их сняли в присутствии, по меньшей мере — мы не знаем, что это означает, мы только констатируем — высокопоставленного представителя ФСБ, специально приехавшего из Москвы и специально присутствовавшего на этой церемонии.
Между тем, после того, как этот акт вандализма в отношении этих досок, был оспорен, выяснилось, что никто не виноват. Прокуратура заявила, что она не просила снимать эти доски. ФСБ заявило, что оно не просило снимать эти доски. Городские власти заявили, что они не просили снимать эти доски. Областные власти заявили, что они не просили снимать эти доску. И все выпихнули вперед руководство этого Медицинского университета. Хороший урок, кстати, разного рода администраторам и начальником разных контор и учреждений. Если вы им служите, то знайте: они вас сдадут, они обязательно сбегут, они обязательно обделаются и оставят вас одних.
И вот теперь подан судебный иск в отношении ровно этого руководства Медицинского университета. Они остались последними, крайними. Теперь с ними будут судиться, и они будут отвечать за этот вандализм.
Там, помимо самого «Мемориала», который выступает истцом, еще 16 просто физических лиц, которые в этом участвуют, из них 14 семей — родственники, которые были там, в этом доме расстреляны. Часть из них — это российские семьи, часть из них — польские семьи. Они требуют это восстановить, и это, конечно, еще одно повторное надругательство над этими людьми. Это такая повторная казнь.
Вот я чуть больше недели назад был в Томске и потом в Колпашеве. Это совершенно фантастическое место, где была знаменитая тюрьма. Это маленький городок в Томской области, где была тюрьма, куда свозили расстреливать людей из Новосибирска и из Томска многими тысячами. Там же их закапывали в песчаный берег.
Потом в 79-м году река Обь смыла этот песчаный берег, кстати, смывает его до сих пор, и все эти тела вывалились наружу и плыли по реке. И там по приказу партии и правительства специально были пригнаны буксиры, которые стояли под берегом, привязанные к берегу и винтами размывали этот берег и винтами перемалывали эти тела, которые из этого берега вываливались. Это было совсем недавно — в 70-м году. Мы с вами уже родились в это время, большая часть, огромное большинство из нас.
Это место до сих пор существует. Вот я ездил смотреть своими глазами, как это выглядит. Потому что там, конечно, надо ставить какой-то памятник — памятник истории, которая не кончается. Она не кончается Карелией. Она не кончается в Твери, она не кончается в Томской области. Она не кончилась в 30-е годы, не кончилась в 70-е годы, когда это всё происходило. Не кончилось в 90-е годы, когда была попытка это расследовать, открыть архивы, расследовать, чего, сколько, кто виноват и так далее. И не кончается и сегодня.
Вот мы видим, как эта история продолжается. И это, конечно, государственный сталинизм, который выражается не в том, что кто-то где-то ставит какие-то бюсты или вывешивает какие-то портреты, или выкладывает какие-то цветы на чьи-то могилы на Красной площади. Сталинизм — это отвращение к человеческой жизни, презрение к человеческой жизни, презрение к памяти погубленной человеческой жизни и готовность эту человеческую жизнь погубить символически еще раз в лице людей, которые занимаются этими карельскими захоронениями, в лице людей, которые когда-то поставили эти мемориальные доски на том месте, где расстреливали советских людей, польских людей по ложным политическим обвинениям, и в этом Колпашеве, где размывали всё винтами. Всё это продолжается до сих пор. Это и есть варварство — варварство сегодняшнего Российского государства.
В этом варварском государстве возможно много всякого интересного, например, «Новичок», Навальный, стрельба на мосту в 100 метрах от Кремля, использование боевых отравляющих веществ на своей территории. Вот это и есть варварское, сталинистское государство. Его признаки, его атрибуты, его родовые пятна мы видим в разных формах, разных видах: на суде в Карелии, на самоуправстве в Твери, на безразличии и беспомощности в Томской области и в самолете между Томском и Москвой, который в Омске садится.
Давайте в этом месте остановлюсь и после новостей продолжу теперь уже про Навального.
НОВОСТИ
С.Пархоменко― 21 час и 33 минуты в Москве. Это вторая половина программы «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Добрый вечер снова. Продолжаем с вами о событиях недели. Конечно, важнейшим событием не только российским, но и мировым остается история с попыткой убийства Алексея Навального.
У меня есть вполне надежные сведения о том, что физически, в медицинском смысле дела его идут, слава тебе господи, хорошо. Он, действительно, делает очень хорошие успехи на пути к выздоровлению. И это касается и его интеллектуальных способностей, речи, готовности его писать и так далее. И, действительно, прогресс очень большой и очень хороший. Вот, что значит, человек, который очень следил за собой, занимался спортом, следил за своим здоровьем. Был как-то сосредоточен на своей форме. Потому что ему нужно было всегда много сил. Вот теперь эти силы, собственно, и пригодились.
С.Пархоменко: Навальный действительно, делает очень хорошие успехи на пути к выздоровлениюQТвитнуть
Если это знаю я, о том, как идут его дела, то об этом, несомненно, знают и люди, которые здесь, в России планировали его убийство и управляли его убийством и думают о том, что им делать дальше. И совершенно очевидно — об этом много уже говорилось — я здесь, например, совершенно согласен с Кириллом Роговым, который очень хорошо писал об этом, и вы можете видеть его текст, в частности, на сайте «Эхо Москвы» — что сейчас, конечно, начинается большая история с тем, чтобы не впустить Навального обратно в Россию. Юридически это невозможно, но кому когда это мешало в стране, в которой нет суда и в которой некому жаловаться, и не существует никакой ответственности чиновника ни за какой поступок, который он себе позволяет.
Что мешает этим людям сказать, что «ваш паспорт поддельный, мы его не видим в базе данных, мы вообще не знаем, кто вы, где вы взяли этот паспорт, наверное, нарисовали его сами на упаковочной картонке». Что будет людям, которые это скажут? Или людям, которые порвали этот паспорт при въезде или просто людям, которые без всяких объяснений сказали: «Мы вас не пустим. Садитесь в самолет, летите обратно»? Что им будет, куда будет жалоба: в ООН, в межгалактическое правительство?
Я думаю, что чем-то таким дело и кончится. Во всяком случае, они попытаются чем-то таким дело кончить. Но оно этим только продолжится. Потому что понятно, что дальше будет следующий оборот и следующий. Мы видим, как этот процесс развивается и как кризис вокруг попытки убийства Навального только углубляется и засасывает в себя всё более серьезные политические обстоятельства внутрироссийские и международные.
С.Пархоменко: Кризис вокруг попытки убийства Навального только углубляется QТвитнуть
Между прочим, давайте с вами вспомним, что именно в ходе этого кризиса в том заявлении Европейского парламента, О котором я говорил в предыдущей программе, произошло одно вполне серьезное и грозное событие. Впервые были объявлены незаконными конституционные поправки, которые были приняты под давлением Путина этой весной, и, так сказать, одобрены в ходе так называемого «всенародного голосования» на пеньках и на крышках колодцев в середине нынешнего лета. Как-то казалось, что оно проскакивает, как-то казалось, что весь мир сощурился на это и сказал: «Ну, они там вытворяют какую-то хрень. Они там чего-то внутри делают. Это никому не мешает вроде у нас тут. Да пускай они там гниют». И Путину, видимо, казалось, что оно как-то проходит, что никто не ловит его на этом, никто не хватает за шиворот. Вот его поймали сейчас. И вещи, которые, казалось, более-менее, у него получаются, вдруг начали валиться у него из рук.
И история с разговором с Макроном со скандальным. Понятно, откуда взялся этот текст. Он, конечно, взялся из аппарата французского президента. И вот эти лицемерные фразы Пескова про то, что «мы не верим, что французский президент мог…». Вы не только верите, вы знаете, что ровно так и произошло. Вы это твердо знаете, потому что, в общем, никто не скрывает того, почему это было сделано, и почему этот текст был передан в прессу. Потому что президенту Франции реально этим разговором было нанесено личное оскорбление. Он не ожидал, что то, что, как он хорошо знал, позволяет себе президент Путин на внутреннем рынке со своими гражданами, со своими подчиненными, со своими холуями здесь, внутри России, он позволит себе и снаружи.
Вот такое лицемерие, вот такое демонстративное передергивание фактов, вот такую насмешку над собеседником — это, конечно, грубое нарушение международного протокола, международного этикета, вообще всякой традиции международных отношений. Так главы государств не разговаривают с другими главами государств. А если они разговаривают, то они должны ждать ответа. Вот наступил такой ответ.
Понятно, что все эти версии развиваются в более-менее той же канве, в какой развивались версии со сбитым «Боингом» МН17. И мы легко можем прогнозировать, как это будет дальше, как будет происходить это отступление шаг за шагом, вот эта сдача позиций по кусочкам, вот это отрезание хвоста ломтик за ломтиком. Сначала мы ничего не знаем. Потом: Ну да, мы кое-что знаем, но это не отравление. Потом: Ну да, это отравление, но это не «Новичок». Потом: Ну да, это отравление, это «Новичок», но не наш. Вот сейчас мы находимся на этом месте: А он какой-то латышский, где живет его изготовитель. Или вообще его в Германии немцы сами нарисовали.
Потом, что будет следующее: Да, это «Новичок», он наш, но это не мы, а какие-то другие люди. Потом: Да, отравление было, это «Новичок», это мы, но не совсем мы, потому что мы бываем такие, бываем сякие. Бывают разные «мы», надо уметь различать разные сорта «нас», есть хорошие «мы», есть плохие «мы». Не смейте валить на нас то, что сделали мы, но не мы.
Дальше они запутаются окончательно ровно до бесконечности, как это происходило с «Боингом» МН17, когда они вот так же шаг за шагом отъезжали. Так они отъезжают и тут.
С.Пархоменко: Потом, что будет следующее: Да, это «Новичок», он наш, но это не мы, а какие-то другие людиQТвитнуть
И уже, конечно, совершенно всё пошло кувырком. На этой неделе мы, между прочим, наблюдали эту гомерически смешную, если бы она не была трагической пьесу с участием представителя МИДа мадам Захаровой, которая говорит: «Ни в Советском Союзе, ни в России, в отличие от стран Запада, научно исследовательских и опытно-конструкторских разработок под условным названием «Новичок» никогда не осуществлялось». Ключевые слова «в отличие от стран Запада». Оказывается, они там разрабатывались.
После чего глава СВР Нарышкин говорит: «Все запасы «Новичка» в России были уничтожены». О’кей, они здесь никогда не разрабатывались, но они здесь были и были уничтожены.
А потом вступает Песков, который говорит: «Однозначно Нарышкин говорил о том, что все запасы химического оружия уничтожены». Он, оказывается, не «Новичок» имел в виду, а другое химическое оружие, не это, гораздо лучшее. «Вам дали гораздо лучший мех. Это мексиканский тушкан». «Здесь нет противоречия, — говорит Песков, — не нужно цепляться за отдельные слова». Ну, не нужно цепляться — не цепляйся, согласись, что это не «Новичок». В чем дело? Если не нужно цепляться.
Там временем человек, который промышлял торговлей этим «Новичком» в 90-х годах и снабжал ядами всякие преступные группировки, по его собственным признаниям, человек по имени Леонид Ринк (теперь он любимые эксперт федеральных телеканалов) говорит: «Сначала группа разработчиков была небольшой. Все сведения о системе «Новичок» были лишь у 7 человек, которые присутствовали на ее испытаниях на военном полигоне и на защите докторской степени по разработке этой системы. Через пару лет мы уже с готовой системой, которая получила название «Новичок», вышли на испытание на полигоне». Не надо цепляться за слова. Он сказал «Новичок» — значит, это «Новичок». А за слова цеплять не надо.
Заблудились совершенно, запутались абсолютно. Но это всегда бывает, когда врут с насколько концов.
Так что надо понимать, что это вранье оказывается очень токсичным. Это вранье постепенно дезорганизует всю систему обороны, которая была построена, казалось бы, для более важных вещей: для того, чтобы протащить поправки; для того, чтобы сохранить легитимность Путину; для того, чтобы тогда, когда он будет избираться 5-й, 6-й… 18-й раз, ни у кого не возникло тех ощущений, который возникли сейчас по поводу Лукашенко.
Вот они выстраивали всю эту баррикаду, а она рухнула на Навальном и на том вранье, на которое они вынуждены идти в связи с Навальным, не говоря уже о том, как разваливается их пропаганда, которая совершенно утратила всякую способность поддерживать какую-то последовательность. Когда те самые люди, которые днем и ночью рассказывают про то, что никакого отравления нет, без перехода, даже без лишнего вздоха, без набора дыхания переходят на историю про то, что нет, на самом деле его отравили те-то. Минуточку! Как отравили? Откуда там отравление? Там не было же никакого отравления. Там рафаэлки сплошные, там то ли много сахара, то ли мало сахара. Почему вы обсуждаете, кто отравил, или вы до сих пор говорили, что никто не травил?
Так разваливается эта система. Вот поразительно, что Навальный где-то, Навальный за пределами России, а система здесь рушится. И люди эти теряют ориентацию, они теряют координацию между собой. Это важно и это очень наглядно на самом деле.
С.Пархоменко: Заблудились совершенно, запутались абсолютно. Но это всегда бывает, когда врут QТвитнуть
И когда это происходит дальше на каких-то, казалось бы, сугубо внутренних вещах, это будет существовать уже на этом фоне. Вот еще одно событие недели. Закон о правительстве, на который даже не очень обратили внимание, потому что, собственно, это закон, который реализует то, что было в конституционных поправках. Чего, собственно, теперь-то? Уже конституционные по правки приняты, там всё написано. Как там написано, так и будет теперь в этом законе. Это вообще можно не обсуждать, это техническая вещь просто. Но надо же это написать в каком-то законодательном акте повседневного действия, в данном случае Закон о правительстве.
Но это интересная очень история, потому что сейчас люди на фоне этого тотального вранья вокруг Навального, вранья внутри, вранья снаружи поворачиваются назад, начинают обращать внимание: а что это было, как они там с нами обошлись? И вылезает снова то, что, казалось бы, уже заиграно, что, казалось бы, уже проехал, казалось, как-то все смирились с этим, забыли это и уже не хотят этого обсуждать.
Но вот история с правительством просто для пример, чтобы было понятно, как это работает. 15 января 20-го года Послание Путина Федеральному собранию — вот то самое, с которой началась вся эпопея с поправками. Помните, когда он в первый раза вышел и сказал, что мы будем менять Конституцию так и сяк. И он там начал эту песню про то, что президент должен поделится с Федеральным собранием своей властью, президент долен уступить депутатам Государственной думы часть своих полномочий в важнейшем деле — в формировании правительства.
И Путин говорит там — я нашел там эту цитату, это всё просто очень, всё на поверхности — Путин говорит: «Как обстоит дело сейчас? В соответствии со статьями 111-й, и 112-й Конституции Российской Федерации президент лишь получает согласие Государственной думы на назначение председателя правительства России, а затем уже сам назначает и главу кабинета и заместителей и всех министров. Предлагаю, — говорит Путин, — изменить этот порядок и доверить где не просто согласование, а утверждение кандидатуры председателя правительства Российской Федерации, а затем по его представлению всех вице-премьеров и федеральных министров. При этом президент будет обязан назначить их на должность. Президент будет не вправе отклонить утвержденный парламентом кандидатуры соответствующих должностных лиц» Бурные аплодисменты.
И дальше он начинает разминать это картофельное пюре. И он много раз еще сказал: «Мы делимся властью… мы уступаем власть… мы отдаем… мы дарим. Теперь Дума у нас будет решать». Президент как-то являет образец демократизма.
Что было и что стало в результате? Оно ведь проехало, люди проголосовали. Было в Конституции: статья 111-я «Председатель правительства Российской Федерации назначается президентом Российской Федерации с согласия Государственной думы». Стало после поправок. Статья 111-я. Всё то же самое, но «после утверждения его кандидатур». Было: «с согласия», стало: «после утверждения». Большая разница, правда? Поехали дальше.
Та же 111-я статья. Было: «После трехкратного отклонения представленных кандидатур председателя правительства Российской Федерации Государственной думой президент Российской Федерации назначает председателя правительства все равно и распускает Государственную думу и назначает новые выборы». Так было до поправок, то есть да, президент может настаивать, он трижды предлагает, ему трижды отказывают — и тогда у него есть тяжелое решение: он может настаивать на своем, все равно назначить этого человека, но он рискует новыми выборами. И, видимо, предполагает, что это тяжелое решение, потому что если Государственная дума такая борзая, что они три раза отказывала, значит, что-то такое происходит в стране. Значит, эта Дума противостоит президенту, значит, есть опасность, что на выборах будет какой-то неприятный для президента результат.
С.Пархоменко: Поразительно, что Навальный где-то, Навальный за пределами России, а система здесь рушитсяQТвитнуть
Но президент должен взвешивать свое решение. Или он настаивает и соглашается на эти выборы, вынужден идти на эти выборы, или он должен отступить. Тогда не будет выборов, но не будет и этого председателя правительства. Так было.
Что стало после того, как президент поделился своими полномочиями? А стало вот что — что президент вправе в этой ситуации распустить Думу и назначить новые выбора. Раньше он распускал и назначал, а теперь он вправе распустить или назначить. А вправе и не распускать и не назначать.
Между прочим, такой момент был в недавней российской истории осенью 98-го года. После дефолта, если вы помните, президент Ельцин предлагал обратно после Кириенко назначить Черномырдина. Два раза предложил — два раза ему отказали, тогдашняя Государственная дума отказала. Третий раз он не стал, потому что он обязан был бы назначить новые выборы, а он понимал, что в этой ситуации эти выборы будут не в его, Ельцина, пользу. И назначил Примакова. Этот механизм работал, этот механизм сработал тогда. Это и был баланс власти. Путин уничтожает этот баланс власти. Теперь он не обязан…
Это он так поделился? Это он так отдал свои полномочия. Он обманул всех. Вот и всё. Это лицемерие.
Дальше поехали. Было — 112-я статья: «Председатель правительства предлагает президенту своих заместителей, министров» и так далее. Теперь: «Он представляет Государственной думе на утверждение». Казалось бы, раньше — президенту, а теперь — Государственной думе на утверждение. Но что будет, если Государственная дума отказывается, если Государственная дума не хочет этих заместителей и этих министров? А трудно себе представить, что премьер-министр, который только что назначен президентом 5 минут назад, он вдруг своих заместителей министров будет предлагать каких-то таких, которых президент не хочет, каких-то таких особенных, отдельных от президента заместителей министра.
Что будет, если Дума отказывает? А ничего. Президент их назначает все равно. После трехкратного отклонения Государственной думой представленных кандидатур заместителей председателей Российской Федерации и федеральных министров, президент Российской Федерации вправе их назначить из числа кандидатур, представленных председателем правительства Российской Федерации».
Это ровно вот этот стишок, что на виноградниках Шабли три кавалера дам пленяли, сначала им стихи читали, а потом… все-таки угощали их виноградом… вот ровно это оно и есть. Сначала он предлагает, потом они не соглашаются. Тогда он говорит: «Ну, все равно будет по-моему». Это он так поделился.
Вот это лицемерие, которое проходило, проскакивало до сих пор, потому что мир вокруг считал, что «ну, он там чего-то вытворяет внутри, он там со своими разбирается, а мы здесь при чем? Нам почему надо в это внедряться?» Теперь выясняется, что это лезет наружу. Это лезет наружу в том вранье, в том лицемерии, в том оскорбительном, насмешливо желании просто выставить собеседника дураком, которое демонстрирует глава Российского государства в данном случае с президентом Франции и со всей Европой в его лице, потому что он в этой ситуации выступает как человек, который представляет интересы Европейского континента, европейского сообщества после того, как парламент европейского сообщества принял вот такое, достаточно резкое заявление.
И речь идет о том, какие будут применены, собственно, меры. Вот тут, оказывается, что этот внутренний стиль, что было для внутреннего употребления, всё это лезет наружу. И разрушается вся система. В иной ситуации ее бы назвали системой доверия, а по существу она была системой зажмуривания, системой незамечания, системой игнорирования стиля, который существует внутри российского государства, этого стиля абсолютной беззаконности и безответственности государственного чиновника, каковым, в конечном итоге, является президент; безответственности политика перед своей собственной страной.
Можно обманывать. Можно пообещать одно, а потом принять конституционные поправки, которые будут прямо противоположны. И ничего за это не будет. Можно объявить коронавирусную эпидемию, а потом отменить ее в ту секунду, когда есть другие, более важные затеи типа голосования или парада, который нужен из-за идеологических, пропагандистских соображений — парад я имею в виду.
Можно объявить не бывшим покушение на оппозиционного деятеля. Можно заявить о том, что государство никогда не разрабатывало химического оружия, хотя нет никаких сомнений, что разрабатывала и разработчики эти живы. Ну, можно, конечно, сказать про этих разработчиков, что они живут где-то за границей. Всё можно, потому что нет никакой ответственности. Это вылезает наружу и это становится фактором международной политики сегодня, это становится фактором международной репутации России.
Это важнейший перелом на самом деле. Ничего подобного не было, мы с такой ситуацией не сталкивались до сих пор. Все исходили из того, что есть некоторые приличия здесь, и есть отсутствие этих приличий внутри. О’кей, пускай. Был один слом на Крыме. Ну, за этим последовали санкции, за этим последовали какие-то заявления, международное осуждение. Но, в общем, сегодня мы можем сказать, что реакция была довольно мирной на это на всё. Не очень понятно, какому еще государству можно было просто вот так откусить кусок от соседа — и обойтись запретом на поставки труб и трубоукладчиков и что там еще такое запретили в рамках этих санкций? Ну, там финансовые всякие обстоятельства, займы, государственные облигации, всё прочее, банковские отношения. Но, в общем, это все очень умеренно было.
Эта система некоторого равновесия лжи, которая складывалась на протяжении последних десятилетий, разваливается и обнажает сталинистскую, тоталитарную, агрессивную сущность этого государства.
Когда мне здесь пишут — я читаю в форуме на YouTube, — что, дескать, «имейте совесть, нельзя сравнивать такие вещи: нельзя сравнивать расстрелы и снятие каких-то мемориальных досок», — пишет мне один из наших зрителей. А почему, собственно, нельзя? Это ровно одно и то же. Это ровно оно и есть. Это одно и то же мировоззрение, которое позволяло расстреливать, оно же позволяет и топтать эту память. Потому что это ничто иное, как оправдание этих расстрелов. Это ничто иное, как подтверждение нынешнего государства как наследника того государства, которое расстреливало. И на самом деле один шаг. Оно еще не расстреливает, но оно уже травит. Оно еще не расстреливает у стенки, но оно расстреливает на мосту. Немножко совсем осталось. По существу это те же самые поступки. Форма чуть-чуть друга, как иногда кажется, более изощренная. А в действительности ровно это же.
Так что мы с вами присутствуем не при том, что решается судьба какого-то отдельного человека: где он будет жить, пустят его, не пустят, разрешат ему свою политическую деятельность или не разрешат, а мы с вами присутствуем при ситуации, в которой попытка убийства одного конкретного человека оказалось триггером, спусковым крючком, определившим отношение России с окружающим миром.
И не случайно такой адский мандраж перед президентскими выборами в Штатах. Казалось бы, чего нам? Один выиграет, другой выиграет — они, в общем, стоят друг друга. Вот почитайте сегодня заявление на кремлевском сайте заявление по поводу того, что «а давайте мы как-нибудь поклянемся друг другу, что мы не будем друг другу мешать». С чего это вдруг? А это вот с ощущения, что эта система равновесия рассыпалась.