Хабаровский протест и выборы

Как дальневосточный протест повлияет на выборы, которые пройдут в десятках регионов России в триединый день голосования 11–13 сентября?

Из поездки в Хабаровск со свежими впечатлениями вернулись политолог Александр Кынев, координатор "Открытой России" Андрей Пивоваров.

В программе участвуют кандидат в губернаторы Архангельской области Олег Мандрыкин, юрист движения "Голос" Аркадий Любарев.

Ведет передачу Михаил Соколов.

Видеоверсия программы

Михаил Соколов: Протесты в Хабаровске продолжаются. Пресс-секретарь Путина говорит об успокоении, а временный губернатор Михаил Дегтярев в последние дни обличает приезжих провокаторов, призывает годик до выборов потерпеть, а пока успокоиться.

Из поездки в Хабаровск со свежими впечатлениями вернулись гости московской студии Радио Свобода политолог Александр Кынев и координатор "Открытой России" Андрей Пивоваров. На связь с нами выйдут кандидат в губернаторы Архангельской области Олег Мандрыкин и юрист Аркадий Любарев. Начну я не с Хабаровска, а с опроса Левада-центра. Сегодня, как выяснилось, президенту России Владимиру Путину доверяют 23% опрошенных, отвечая на так называемый открытый вопрос. В 2019 году было 40%, в 2017-м – 59%. Что случилось, почему репутация утонула?

Александр Кынев: Она катится туда же, куда она должна была катиться, после того, как власть разрушила тот самый контракт с бывшим путинским большинством, которое обеспечивало этот рейтинг все нулевые годы. Началось все это "счастье" в 2018 году с пенсионной реформы, а усугубилось же в этом году, когда люди увидели, что в условиях тяжелейшего кризиса власти на них плевать, по сути дела она никакой помощи им оказывать не стала.

Мы видим, что кампания по нагнетанию явки искусственным путем 1 июля ничего не поменяла. То есть эти разовые подачки семьям с детьми до 16 лет ничего не решили, да и не могли ничего решить, потому что понятно, что речь идет о системных вещах, об отсутствии у людей работы, перспектив, понимании того, что власть совершенно не в состоянии ничего им предложить с точки зрения того, что будет завтра. На мой взгляд, то, что происходит сейчас в Хабаровске – это как раз диагноз того, что та политическая система, которая сложилась сегодня в стране, она вообще исключает механизм диалога с гражданами как таковыми. Когда выясняется, что граждане недовольны и они десятками тысяч выходят на улицы, у власти не оказывается тех людей, которые способны выйти и нормально по-человечески с ними поговорить. Это коммуникационный тупик, когда все институты диалога просто в стране уничтожены.

Михаил Соколов: Андрей, вы поняли, почему именно вспыхнул Хабаровск, хотя там голосование было ниже, чем в целом нарисовано по стране, 66%, но все-таки тоже много, и вдруг те же самые люди, которые вроде бы на референдуме за Путина, протестуют и уже дошли до лозунга "Путин – вор" и так далее?

Андрей Пивоваров: Они выходят не только за Фургала и говорят не только о том, чтобы освободили губернатора, они говорят о том, что они в целом обижены отношением федеральной власти к себе. Их лозунги, которые они озвучивают, не только "Свобода Фургалу", они говорят о том, что "20 лет – доверия нет", "Россия, просыпайся". Они протестуют против того отношения, которое к ним есть. У них забрали одного губернатора, прислали какого-то болванчика, этим люди оскорблены. Я беседовал с местными жителями, мужчина постарше меня, ему в районе 60 лет, он шел с плакатом антипутинским, я поинтересовался у него, давно ли он против Путина. Он сказал: "Нет, я всю жизнь голосовал за Путина, я поддерживал эту власть. Но когда арестовали Фургала, я развернулся обратно". Сыграло роль и поведение власти в пандемию, и то голосование, как оно было проведено, к этому добавилось еще это оскорбление, арест их популярного губернатора. Суммарно это сработало как спичка.

Еще характерно, сейчас называют цифру 23, а перед референдумом говорили 28. Мне кажется, это показывает еще и то, что этот референдум, как он был проведен, он отвернул еще больше людей. То есть те люди, которые еще весной поддерживали президента, те люди, которые год назад за него голосовали, сейчас они отвернулись и фактически в ту протестную массу, которая была не такая большая, влились те люди, которые ранее были верным электоратом президента.

Михаил Соколов: Был какой-то аналог еще у нас в истории, когда народ за путинские, а может быть даже за предпутинские годы выступал в защиту избранного губернатора, мэра? Я вспомнил только историю с Виктором Ивановичем Черепковым во Владивостоке.

Александр Кынев: Были случаи, но это все было в 1990-е годы. Дважды возникала ситуация, когда народ выступал против ельцинских назначенцев, он был вынужден идти навстречу людям. Это было в Иркутске, когда он уволил Ножикова. У Ножикова был большой конфликт по поводу приватизации энергоактивов. Пролоббировали его увольнение, люди вышли в защиту, Ельцин отменил свой указ и Ножикова вернул. Была похожая история в Ульяновской области, где ельцинский назначенец вообще не смог приступить к работе, его просто не пустили в администрацию, люди были за Горячева, в конце концов Ельцин назначил Горячева. Черепков был не губернатором, а мэром, поэтому там история немножко с точки зрения формальной другая. Черепков все-таки пользовался поддержкой довольно узкой категории избирателей, у него был высокий антирейтинг, но у него были фанаты, 30-40 тысяч фанатов, которые его всегда поддерживали, при очень сильном раздроблении голосов этого хватало. Кейс Черепкова в этом смысле немножко нестандартный.

Михаил Соколов: Еще был независимый суд, который восстановил Черепкова тогда в должности.

Александр Кынев: Ельцин сам увольнял, потом сам восстанавливал, снова увольнял. Долгая была история его приключений на посту мэра. Ножиков был человеком-консолидатором, действительно с высоким рейтингом, он считается лучшим губернатором области в истории, человек-символ. Точно так же сейчас символом стал Сергей Фургал.

Михаил Соколов: Чем он дорог хабаровчанам, вы поняли в беседах с людьми?

Александр Кынев: Однозначно. Во-первых, простотой, близостью и искренностью. Он такой типичный российский человек, который сделал сам себя, из бедной семьи, из глубинки в Хабаровске, десятый ребенок в семье, который пошел учиться во врачи, поскольку считалось, что врач – это человек, который всегда пригодится, который всегда будет нужен, который довольно долго, тяжело поднимался в бизнесе от самых низов до довольно крупных по региональным меркам бизнес-структур. Надо сказать, что все в регионе друг друга знают, все знают, кто криминал, кто не криминал.

Михаил Соколов: То есть они не могут поверить в обвинения?

Александр Кынев: Во всяком случае говорят примерно так: может что-то и было, но никогда никто на него пальцем не указывал. Ему сейчас четыре инкриминируется убийства. Что такое четыре убийства? Это означает, что это было поставлено на поток, это уже крупняк. Фургал в то время был человеком второго эшелона регионального, это просто не по чину, что называется.

В Хабаровском крае всегда были исторически крупные авторитеты. Четыре заказных убийства – это значит отлаженная сеть киллеров, это мог себе позволить только человек первого ранга, к которым Фургал никогда в жизни не относился. То, что все платили дань, у нас в России в 1990-е годы сложно найти регион, где бизнес не платил дань. Мягко говоря, это не очень вписывается в реалии местные.

У Макиавелли в его известной работе есть рассуждения о вреде скупости, где он пишет о том, что политику желательно быть скупым, потому что когда ты скуп, стоит тебе кому-то что-то дать, то тот счастлив, какой ты щедрый. Стоит хоть раз кому-то не помочь, скажут: какой ты злой, обидел и так далее. Переводя на русский язык, это означает одно, что лучше ничего никогда не обещать, от тебя никогда не ждут, оказаться нежданно хорошим и удачливым. Наоборот самый большой враг политика – это эффект завышенных ожиданий, когда от тебя ждут чуда, а ты его дать не можешь.

В каком-то смысле Фургал – это такой анти-Зеленский, то есть он избирался в губернаторы как кандидат протестного голосования, в принципе люди по большому счету ничего не ждали, в этом смысле у него руки были развязаны. Но он на посту губернатора пытался по-человечески работать нормально, решил массу проблем, которые не решались перед этим очень долгое время. Он оказался удивительно открытым, он работал как политик западного типа. И общение непосредственно в соцсетях, постоянные встречи по районам, полные ДК, когда он общался с людьми напрямую.

Михаил Соколов: В Москве не понимали, что он так популярен?

Александр Кынев: У меня подозрение, что нет. Они находятся в кругу своих папочек, аналитичек всевозможных, уверенности в том, что все проглотят, все спишут и так далее. Они находятся в плену какой-то собственной реальности, у них аутотренинг, они сами заказывают пиар, сами его смотрят и сами верят в результат и потом удивляются, что в жизни все не совсем так. Мне кажется, этот случай очень показателен. На сегодня у нас таких вторых Фургалов нет, совершенно точно, он такой один на страну. Но всегда бывают исключения из правил.

Михаил Соколов: Есть такая версия, что это протест не против Путина, а протест против так называемой Москвы, это очень любит расписывать Сергей Марков, против нас, москвичей, которые обирают Россию. Путин хороший, но есть недостатки в системе. Сами хабаровчане, что об этом говорят?

Андрей Пивоваров: "Царь хороший, бояре плохие" – это вбрасывается. Я не первый такой тезис слышу от пропагандистов. К нам приехал Сергей Шнуров, мы встретили его в последний день в Хабаровске. Безусловно, нет. Если бы это был протест против Москвы, наверное, так не принимали бы нас там, как приезжих, и так не обращались. Как раз наоборот то, что люди говорят на улицах, они хотели бы, чтобы их поддерживали. Один из лозунгов, который транслируют, "Россия, просыпайся". То есть они хотят, чтобы их поддерживали другие регионы. Москва для них, как жители других регионов – это не оппоненты, это никакой не сепаратизм. Это не антимосковский протест, может быть антикремлевский и антипутинский. Те люди, которые выходят на демонстрации, выходят на улицы, я верю, что слоганы как в поддержку Фургала, так и антипутинские, заходят одинаково.

Если бы арест Фургала состоялся бы не сейчас, а год назад, то люди бы вышли еще больше, чем сейчас, люди говорят, что тогда бы мы не стояли на площади, а вошли бы в здание администрации. Все-таки человек, который победил единоросса на выборах, сам факт того, что люди выигрывают у "Единой России" – прецедент достаточно редкий, элемент, что люди победили ставленника Кремля, мне кажется, важно очень, и поддержка была феноменальная. Стоит напомнить, что это не столько сам Фургал выиграл, а и на всех выборах, которые были дальше, уже были его команды, его сторонники. То есть фактически ЛДПР стала оппозиционной партией.

Александр Кынев: Я немного с Андреем не соглашусь. Это протест не антимосковский, а против центра. Не надо смешивать Москву, как город, федеральный центр, как номенклатуру, который высасывает соки из регионов, проводя колониальную политику, и это люди понимают. Вообще для Дальнего Востока это очень больная тема, она возникла не сегодня, она существует очень давно. Это история про неадекватную политику центра, про тарифы. Центр периодически пытается с этим бороться, выдвигая какие-то инициативы. Этот идиотский дальневосточный гектар, ничем не обеспеченный. Это все смешно.

Михаил Соколов: А рядом растущий Китай.

Александр Кынев: Усугубляется это просто глухотой, неуважением. Когда одно сталкивается с другим, получается взрыв. Получается ухудшение социально-экономической обстановки, депрессия, системное неуважение к территории, системные проблемы, которые копятся годами и плюс людям просто плюют в лицо, когда они пытаются себя защитить и получают в кои веки приличного руководителя, воспринимают это как подарок судьбы.