Валерий Соловей политологА.Нарышкин― 19 часов, 7 минут. Я приветствую всех слушателей и зрителей «Эха Москвы». Канал «Эхо Москвы» в YouTube уже работает. Там трансляция началась. Яндекс.Эфир — тоже трансляция началась. Валерий Соловей, политолог сегодня наш гость. Задавайте вопросы. СМС: +7 985 970 45 45. И чат в YouTube тоже для ваших вопросов.
Я вас приветствую, Валерий Дмитриевич!
В.Соловей― Здравствуйте, Алексей! Добрый вечер всем!
А.Нарышкин― Тут, знаете, интересно Татьяна Москалькова сказала, что деструктивные силы могут сразу после Конституции нечто такое устроить. Как вы оцениваете вероятность протестов?
В.Соловей― Это проекция страхов, которые вообще характерны для силового лобби. Госпожа Москалькова именно это силовое лобби и представляет, хоть она и значится омбудсменом по правам человека. Я считаю, что это крайне маловероятно. Я объясню, почему.
Это вызвано энергетической истощенностью сейчас нашей нации, потому что последние 3 месяца она проживала очень тяжело. Это было психическое и моральное истощение. И сейчас люди хотели бы накопить силы. У них есть в этом глубинная потребность. Они не готовы расходовать свой последний ресурс. Так что я не вижу никаких серьезных оснований для начала протестов.
В.Соловей: Я не вижу никаких серьезных оснований для начала протестов. Другое дело, что напряжение будет нарастатьQТвитнуть
Другое дело, что напряжение будет нарастать, оно никуда не денется и, более того, будут появляться новые факторы. Но результируется напряжение в протесты, скорей всего, позже — с осени, вероятно.
А.Нарышкин― Может быть, повода серьезного нет для протеста? Например, если мне не нравится сам факт голосования за обнуление Путина и вам, то это же не значит, что нас с вами много по всей стране.
В.Соловей― Совершенно верно. Процедура голосования организована таким образом, чтобы, во-первых, его размазать, во-вторых, снять некоторые основания для протестов. Я напомню, что когда были протесты 11-го, 12-го годов, то их первоначальное ядро составили наблюдатели. Сейчас наблюдение всё выглядит гораздо хуже. То есть формально оно есть. Фактически оно в ряде городов и весей отсутствует. И даже в Москве его не так просто организовать, потому что несколько дней в качестве наблюдателя работать — это просто физически тяжело. Я уже не говорю о тех препонах, которые ставятся.
Так что нет этого поджигающего элементам, который бы увидел, как всё это происходит и возмутился. Хотя поводов для возмущения более чем достаточно, но, с моей точки зрения, они пока не создают критической массы.
А.Нарышкин― А что хорошего власть выносит из всей этой процедуры голосования? Вот, например, то самое предложение, по-моему, поддержанное даже в ЦИКе Валентины Матвиенко: в принципе, на будущее — растягивать любое голосование.
В.Соловей― Да, да. Это использовать эту модель. Эта модель — это абсолютно циничная, беззастенчивая процедура. Это не выборы будут, если проводить таким образом выборы. Это будет именно голосование, то есть выборность как таковая будет отсутствовать. Конкуренция даже формально, с моей точки зрения, начнет исчезать. Вот они бы хотели таким образом.
А.Нарышкин― Читал комментарии Екатерины Шульман, которая, кстати, будет сегодня в 9 вечера с Максимом Курниковым. Не пропустите — это я и вам тоже, Валерий Дмитриевич, говорю.
В.Соловей― Спасибо.
А.Нарышкин― Читал ее комментарии. Она объясняет, что, в принципе, например, в странах густонаселенных — Индонезия — там такая модель есть. Но это не значит, что если мы несколько дней хотим проводить голосование, это обязательно какие-то фальсификации, махинации и прочее. Просто так на самом деле удобнее.
В.Соловей― В теории не обязательно. Но российская практика такова, что это будут массовые фальсификации от первого часа до последнего — вот в чем дело.
А.Нарышкин― Слушайте, а для кого тогда вообще оставлять процедуру голосования?
В.Соловей― Да можно и отказаться от процедуры голосования.
А.Нарышкин― Да, мы в прошлом «Особом мнении» два часа назад с Аркадием Дубновым вспоминали цитату Кадырова свежую. Он говорит: «А давайте переизберем просто Путина на пожизненный срок и всё». И на самом деле всё — все же проблемы отпадают.
В.Соловей― Но ведь речь идет не только о президентских выборах. Речь идет еще о других — общенациональных выборах, региональных выборах. А что касается президентских, то они будут, скорей всего, досрочные. К этому моменту надо уже апробировать, отработать новую процедуру.
А.Нарышкин― Тут вас спрашивали на сайте. Вы там давали интервью «МБХ медиа» и сказали, что определиться преемник Владимира Путина к ноябрю.
В.Соловей― Я сказал, что об этом будет объявлено в ноябре, декабре.
А.Нарышкин― И мы ждем подробностей от вас.
В.Соловей― К сожалению, никаких подробностей.
А.Нарышкин― Контуры наметьте хотя бы.
В.Соловей― Кроме того, что это был кастинг.
А.Нарышкин― Дайте надежду.
В.Соловей― Выбор был остановлен на одном, но решение будет зависеть от динамики с конца августа. Вот если будет происходить определенная динамика, тогда у выбранного кандидата наилучшие шансы, считается.
А.Нарышкин― Смотрите тоже, какая история. Вы же не чиновник.
В.Соловей― Абсолютно верно.
А.Нарышкин― Вы человек ответственный.
В.Соловей― Да, это мое большое достоинство, что я не чиновник.
А.Нарышкин― А то, что у вас ответственность, это, может быть, даже ваш недостаток. Смотрите, если вы на самом деле обладаете информацией, а не просто фантазируете — хотя часть наших слушателей уверены, что вы как Павел Глоба выступаете исключительно с прогнозами, основываясь на порядке звезд, — почему не назвать на «Эхо Москвы» фамилию человека, если, действительно, вы знаете, кто будет преемником.
В.Соловей― Я могу лишь сказать, что этот человек входит в руководящее число, правящую группировку.
А.Нарышкин― Ну, сколько их там…
В.Соловей― К сожалению, больше я ничего не буду говорить.
А.Нарышкин― Вы же ничего не теряете.
В.Соловей― Есть ограничения.
А.Нарышкин― На наш эфир потом будут ссылаться.
В.Соловей― Я ничего не приобретаю, к сожалению, от этого, кроме рисков дополнительных, а я их избегаю.
А.Нарышкин― У вас я смотрю, дверь такая, не очень плоская за спиной.
В.Соловей― Это внутренняя. Видите, от рисков такого сорта дверью не защититься, вы понимаете, даже бронированной.
А.Нарышкин― Ну, направление? Я же не отстану. Направление хотя бы, где он сидит?
В.Соловей― В конце августа, в начале сентября мы поймем.
А.Нарышкин― Кадыров?
В.Соловей― Нет, конечно, речь не идет о Кадырове. Тем более, он не входит в правящую группировку.
А.Нарышкин― Он работает скорее рядом с Манежной площадью или он скорее работает на Тверской улице?
В.Соловей― Он работает в Москве — это главное.
В.Соловей: Ближе к осени вы услышите еще о двух кандидатах из регионов, которые сейчас являются губернаторамиQТвитнуть
А.Нарышкин― Все работают в Москве.
В.Соловей― Я могу вас уверить, что ближе к осени вы услышите еще о двух кандидатах из регионов, которые сейчас являются губернаторами.
А.Нарышкин― А нам скажут, что это кандидаты? То есть, может быть, это даже соревнование какое-то будет?
В.Соловей― Об этом будут говорить. Это будет такая дымовая завеса запущена.
А.Нарышкин― Фамилию вы не назовете. Эти люди, они сейчас не на слуху, они являются какими-то ньюсмейкерами?
В.Соловей― Нет, Они не на слуху.
А.Нарышкин― Смотрите. Мы сейчас просто в прямом эфире будем отметать разные варианты. Значит, у нас Собянин, поскольку коронавирусом занимается, мы его исключаем из этого. Патрушев, который статьи пишет, мы его исключаем. Медведев. Давно мы не слышали Медведева.
В.Соловей― Алексей это безнадежное дело играть в угадайку. С таким же успехом можно было бы ромашку достать. Я сказал именно то, что хотел сказать. Больше, к сожалению, не могу.
А.Нарышкин― Значит, осенью мы услышим три, получается фамилии?
В.Соловей― Реально будет только одна. Я хочу здесь объяснить следующее. У нас в течение нескольких месяцев разговоров об этом вообще никаких не было на самом верху. Этот вопрос не обсуждался — о том, кто может стать преемником. Обсуждали его эксперты, обсуждали его журналисты. Но в основном руководстве вопрос не обсуждался.
И вот, наконец, после длительных раздумий появилась некоторая, но я бы сказал все равно, предварительная ясность. Потому что как только она появляется, у кандидата сразу же возникают не только друзья, вдруг объявляются старые друзья, но и много-много очень влиятельных врагов, завистников, недоброжелателей. И диспозиция может снова перемениться, тем паче, что его участь, этого потенциального преемника зависит опять же от его роли и участия в событиях, которые могут произойти осенью.
Но, с моей точки зрения, насколько я себе представляю, он все-таки не сможет стать преемником, несмотря на то, что он сейчас, в данный момент таковым считается.
А.Нарышкин― Интересно, а как он не сможет стать? Не дадут, какая-то подковерная борьба?
В.Соловей― Обстоятельства ему не позволят, ему не хватит удачи. Здесь даже не только подковерная борьба, хотя она будет очень важным фактором, она резко усилится. Вот мы увидим где-то на рубеже августа, сентября резкое усиление, может быть, даже чуть-чуть раньше, борьбы между фракциями правящей элиты — резкое, настолько драматическое, что раньше его не было еще. Это мы увидим с вами.
А.Нарышкин― Перерыв небольшой сделаем. У нас сегодня в гостях в «Особом мнении» — Валерий Соловей. Оставайтесь с нами.
РЕКЛАМА
А.Нарышкин― Продолжается наш эфир. Это «Особое мнение» на «Эхе». И у нас сегодня гость — политолог Валерий Соловей. Шойгу… Нет, давайте я уж за вас скажу, Валерий Дмитриевич, Шойгу не подходит, потому что он тоже на слуху. Он и храм открывал и так далее.
В.Соловей: Мы увидим где-то на рубеже августа, сентября резкое усиление борьбы между фракциями правящей элитыQТвитнуть
Вот вас, кстати, спрашивали на сайте про Суркова, чем занимается Сурков и имеет ли он влияние на ОРДЛО сейчас.
В.Соловей― Я не знаю, чем он сейчас занимается. Но насколько я представляю, он влияния на Луганскую и Донецкие области уже не имеет. Он выведен, так сказать, в запас. Это не означает, что его совсем списали. Опять же ему должны были дать какую-то должность и, может быть, еще дадут. То есть его не отправляют, собственно, в отставку. Он находится в резерве.
А.Нарышкин― Поскольку слушателей попросил в перерыве предлагать разные варианты, мы вас вместе дожмем все-таки.
В.Соловей― Раскусите.
А.Нарышкин― Давайте так вот просто вы кивайте или мотайте головой.
В.Соловей― Я буду улыбаться.
А.Нарышкин― Улыбайтесь. Я буду транслировать.
В.Соловей― Это безнадежно.
А.Нарышкин― Кириенко?..
В.Соловей― Безнадежно. Кириенко может в отставку отправиться.
А.Нарышкин― Ого! Когда? За что? Всё же хорошо
В.Соловей― Ну, осенью. Его предлагали вот сейчас убрать, еще до плебисцита. Но, в общем, решили сохранить. У него тоже появились очень влиятельные недоброжелатели. Сейчас президенту говорят, что «смотрите, вас водят за нос, явка совсем невелика». И в общем, она, действительно, в 3–4 раза ниже, чем те цифры, которые объявляют, что Сергей Владиленович…
А.Нарышкин― А откуда вы знаете, какая явка на самом деле? И откуда мы знаем, какие есть показатели?
В.Соловей― Есть же информация, которая поступает с мест, а по ней может составить вполне себе реалистическое представление о том, какая явка в действительности. Гораздо меньше, еще раз подчеркну, гораздо меньше, чем те цифры, которые объявлены. Именно поэтому сегодня Владимир Владимирович призвал дорогих россиян проголосовать, — что его это беспокоит.
А.Нарышкин― Вот вопрос от Лао-цзы из чата в YouTube: «Спросите про обращение Путина с точки зрения стиля и эмоционального посыла. Хотел ли он сказать, что те, кто против поправок, те не патриоты?»
В.Соловей― Я не знаю, что Владимир Владимирович подразумевал, но что бы он ни сказал, это выглядело крайне неубедительно из-за того, что он находился в очень скверной физической форме.
А.Нарышкин― Так вы же не его целевая аудитория. Он для вас всегда неубедителен.
В.Соловей― Нет. Именно из-за того, что он находится в скверной физической форме, это было очень хорошо заметно. Его обращение выглядело крайне неубедительным. Потому что люди чувствуют энергетику, которая в словах. Энергетику они улавливают поверх и помимо слов. Это очень важно. То есть манера говорить, стиль важнее содержания. И он был крайне, разочаровывающее неубедителен. Это очень важно.
А.Нарышкин― Вы сейчас подвели к мысли, которую вы, по-моему, уже озвучивали и не раз, что, в общем, личные обстоятельства, может быть, и здоровье, они Владимира Путина уведет из любой политики.
В.Соловей― Да, я говорил не раз. могу повторить, что да, они заблокируют его пребывание в политике — обстоятельства непреодолимой силы.
А.Нарышкин― То есть вы сегодня, глядя на Путина, который открывал мемориал, вы увидели, что этот человек болен.
В.Соловей― Нет, я увидел, что всё то, что я говорил раньше, абсолютно соответствует действительности. Но это начинают видеть всё большее число людей. И, с моей точки зрения, это опрометчиво для президента России — дать им возможность это видеть.
А.Нарышкин― К Путину и Конституции вернемся еще. Раз мы про открытие мемориала заговорили, Лукашенко что делает, почему так часто стал в Москву наведываться?
В.Соловей: Лукашенко очень нуждается в поддержке или, точнее, в непротивлении Москвы своему переизбраниюQТвитнуть
В.Соловей― Лукашенко очень нуждается в поддержке или, точнее, в непротивлении Москвы своему переизбранию. Он считает, что это ключевое слово — переизбрание. Он буквально взмолился: «Дайте мне переизбраться, и я готов слиться с вами, с Россией в братских объятиях нового, обновленного союза. Готов на всё».
А.Нарышкин― О! То есть, правильно ли я понимаю: вопросы интеграции, он может вернуться в какую-то такую повестку сразу после выборов?
В.Соловей― Абсолютно. Сразу же считайте, что в середине или последней декаде августа должны быть приняты окончательные решения. Но в Кремле его, конечно, выслушали и сделали вид, что поверили, но полагают, что он снова попытается перехитрить, обмануть.
Но в этот раз уже у него очень сильно ограничено пространство для маневров, в частности, для флирта с Евросоюзом, поскольку то, как он проводит выборы, как он ведет себя с местной оппозицией, закрывает для него возможность любого, даже символического движения на Запад.
А.Нарышкин― Но ведь Лукашенко же вроде сам отказался от этой интеграции усиленной, углубленной.
В.Соловей― Но вот сейчас ему не оставили выбора, кроме как согласиться, потому что ситуация для него могла резко ухудшиться в Белоруссии, в частности, в Минске. Если бы там появились украинские граждане, которые обучены давать отпор милиции.
А.Нарышкин― А они, почему там должны были появиться?
В.Соловей― Ну, они могли там появиться, и Лукашенко об этом знал. Он знал, и он взмолился у Кремля, что не надо это, пожалуйста, ни в коем случае: «Дайте мне переизбраться».
А.Нарышкин― Я просто пытаюсь понять. Украинские граждане — это вот которые, например, в Донбассе себя проявили?
В.Соловей― Ну, например, в Донбассе самопровозглашенном. Если бы они вдруг появились, это бы здорово обострило ситуацию. Потому что оппозиция же белорусская, в общем, не сопротивляется. Она прямо придерживается принципа непротивления. А если бы появились люди, которые умеют или готовы сопротивляться, ситуация могла бы резко измениться.
И поскольку Александр Григорьевич об этом узнал, то он предпочел пойти навстречу пожеланиям Москвы.
А.Нарышкин― Вы уже второй гость в нашем эфире — дневном, вечернем, — который упрекает Лукашенко в какой-то такой, слабости и несамостоятельности. Вот сколько Лукашенко находится во власти — уже почти 30 лет, то есть если он не может отбить каких-то украинских… украинцев, которые могут прибежать в перспективе, не знаю, с ружьями, с вилами, то, значит, фиговую систему он строил всё время.
В.Соловей― Нет, у каждой системы есть предел прочности, определенный запас. Система Лукашенко близка к пределу. Потому что если бы начались настоящие столкновения, неизвестно, как бы повели себя силы правопорядка в Минске, в частности, и в других белорусских городах. Гарантии их лояльности нет никакой. Это то, с чем вполне может столкнуться Российская Федерация, российское руководство уже в конце этого года и в начале следующего, даже, скорей всего, столкнется, к чем, собственно, российское руководство готовиться.
А.Нарышкин― Протесты.
В.Соловей― Да, к протестам.
А.Нарышкин― Мы с вами начали с того, что эмоционально сейчас истощены. Откуда силы получат к концу года?
В.Соловей― Я думаю, у людей не останется выхода? Бывают ситуации, при которых протест становится единственным рациональным способом поведения. Бывает и так.
А.Нарышкин― А против чего? Что не так?
В.Соловей― Против того, с чем они столкнутся. Ну, допустим, давайте себе вообразим одновременно девальвацию рубля, сокращение социальный программ и военную угрозу — вот и всё в одном пакете?
А.Нарышкин― Почему сокращение социальных программ, если, наоборот, вроде Владимир Путин расщедрился? Всё же хорошо вроде было эти три месяца.
В.Соловей― Что расщедрился — дал по 10 тысяч деткам?
А.Нарышкин― И не раз причем дал.
В.Соловей― Дал два, дал деткам. И все. Деньги закончились.
А.Нарышкин― Деток лечить теперь будут на повышенный налог.
В.Соловей― Я бы не стал уделять столько внимания, воспринимать всерьез сугубо пропагандистский ход. Это такая, типичная спекуляция авторитарных режимов. Они всегда о детях беспокоятся.
В.Соловей: Это такая, типичная спекуляция авторитарных режимов. Они всегда о детях беспокоятсяQТвитнуть
А.Нарышкин― Но звучит-то как хорошо, что немножко состригут с богачей.
В.Соловей― Другое дело, что этому не очень верят. Это заметно и без всякой социологии. Люди этому не верят. Они берут деньги, они пользуются. Они полагают, что они заслужили больше, чем эти подачки. Но это не значит, что они питают симпатии к тем, кто эти деньги им дает. Перелома в массовом сознании добиться уже, видимо, невозможно. Не видимо, а точно невозможно.
А.Нарышкин― Какой вам видится Россия после этих поправок? Нет ли ощущения, что слишком много значения предавали последние месяцы обсуждению стратегии за, против, «мы не идем, мы бойкотируем»?
В.Соловей― Алексей, я с вами соглашусь. Я считаю, что это был, скорей всего, тактический вопрос: отношение к поправкам, и что оппозиции стоило бы рассматривать ее именно в контексте выработки стратегии, то есть некой долговременной линии поведения с ясными целями, тем паче, что время для этого пришло.
Но в целом, я считаю, что этот плебисцит, процедура подготовки к нему, процедура голосования абсолютно обесценили документ, который называется Конституция Российской Федерации и ставит правовую точку в существовании первой Российской республики. То есть первая Российская республика, которая возникла в начале 90-х годов (91-м, 92-м году), она сейчас прекращает свое формальное юридическое существование. В следующем году оно политически прекратит существование, поскольку исчезнет режим, который сейчас этой республикой управляет. И придется учреждать новую, вторую Российскую республику и писать новую Конституцию. В этом у меня нет никаких сомнений.
А.Нарышкин― Голосование будет потом на неделю еще?
В.Соловей― Референдум, да. Я думаю, что новую Конституцию одобрять референдумом, как это было в 93-м году.
А.Нарышкин― Валерий Дмитриевич, я вам полностью доверяю. Знаете, я как сел на плот, так плыву на этой реке, я не знаю, уж вашей аналитики или вашего воображения, потому что в чате оценки разные абсолютно.
В.Соловей― Главное, приплыть, Алексей.
А.Нарышкин― Хотя бы пусть к берегу прибьет, да. Вы мне скажите, а границы-то у этой второй Российской республики, они те же остаются?
В.Соловей― Я думаю, что те же. Я не вижу больших рисков или угроз для территориальной целостности Российской Федерации. Проблемы на Северном Кавказе возможны, но они всегда возможны. Потому что любой политический кризис там в гипертрофированном виде реализуется. Больше ничего особенного. Какие еще могут быть территориальные угрозы?
А.Нарышкин― А Валерий Соловей, он сам пришел к этой конструкции, насчет новой Республики, или Валерий Соловей подслушал это где-то?
В.Соловей― Вы знаете, мне попалось как-то замечание — я, к сожалению, запамятовал фамилию, это был мужчина, причем, по-моему, где-то в ленте у себя в Фейсбуке, я видел — и меня это зацепило. Там что-то в этом духе было. И меня это натолкнуло на такую, я бы сказал, концепцию. Но если вдуматься, то это вполне естественный вывод.
А.Нарышкин― Вопрос к вам от Ларисы Стомы в YouTube. Во-первых, упрек, что вы сказочник (или комплимент) и вопрос: «Причем тут украинские боевики? Белорусы сами способны решать свою судьбу».
В.Соловей― Видно, как они решают свою судьбу.
А.Нарышкин― Тяжело они решают, как они решают.
В.Соловей― Они пока неспособны сами решить свою судьбу, к великому сожалению для белорусов.
А.Нарышкин― Так, а украинские какие-то боевики могут?
В.Соловей― Они могли бы здорово подогреть ситуацию, безусловно.
А.Нарышкин― Простимулировать. Перерыв мы сейчас сделаем. Это «Особое мнение» на «Эхе Москвы». У нас сегодня — Валерий Соловей в эфире. Не прощайтесь с нами — я говорю тем, кто смотрит нас в YouTube, потому что Валерий Дмитриевич будет отвечать на ваши вопросы.
НОВОСТИ
А.Нарышкин― Продолжается эфир «Эхо Москвы». Алексей Нарышкин здесь. Валерий Соловей там, но вы его, конечно же, слышите и видите. У нас трансляция в YouTube. Масса вопросов по поводу преемника, конечно. Наши зрители завелись.
В.Соловей― Нашли занятие.
А.Нарышкин― Да, конечно. Тут уже от фамилий перешли к параметрам конкретным физиологическим.
А.Соломин― Антропологическим.
А.Нарышкин― Да-да. Лысый преемник будет или волосатый?
В.Соловей― Тот, который намечен — волосатый. Тот, кто станет реально, мы же не знаем сейчас.
А.Нарышкин― Интересно. Фамилию Валерий Соловей не называет по соображениям безопасности личной.
В.Соловей― Не назову. Совершенно верно.
А.Нарышкин― Подождите. А что вам сделают?
В.Соловей― Ну, честно говоря, вы знаете, у меня хватает проблем, поверьте. Если об этом не рассказываю, это не означает, что их нет.
А.Нарышкин― Расскажите.
В.Соловей― Зачем?
А.Нарышкин― Нас только в YouTube-эфире смотрит 23 тысячи человек. Если что-то с вами случится.
В.Соловей― Это не предмет гордости, понимаете, когда на вас оказывают давление. И зачем я буду об этом говорить? Зачем я буду рассказывать, как пытаются воздействовать? Ну, к чему это?
А.Нарышкин― Ну что, звонят люди какие-то в погонах и говорят: «Владимир, не говори лишнего?»
В.Соловей― Слушайте, это всё выглядит несколько иначе.
В.Соловей: Если Юрий Дудь захочет заняться политикой, у него прекрасные шансы занять президентское креслоQТвитнуть
А.Нарышкин― Не звонят. На меня только Венедиктов оказывает давление, слава богу, в этой жизни. Даже жена такого влияния на меня не имеет.
В.Соловей― Ну, что делать. Я хорошо знал НРЗБ. Так что для меня это не было неожиданностью.
А.Нарышкин― Вопрос, на который вы начали отвечать во время перерыва — про Юрия Дудя, его политические перспективы в России. Каковы они?
В.Соловей― Я считаю, что блестящие перспективы. Если Юрий Дудь захочет заняться политикой, у него прекрасные шансы занять президентское кресло — прекрасные. Выше, чем у любого другого деятеля в современной России. Я могу сказать, что именно так в Кремле ситуацию и оценивают. И к счастью для Дудя, он очень грамотно не заявляет никаких политических претензий. Он время от времени, хотя крайне редко, делает политические заявления, очень редко. Ну вот в связи с плебисцитом он сделал. Но никаких политических претензий он не выказывает. Это очень важно, могу сказать, в целях его самосохранения. Это очень разумное поведение.
А.Нарышкин― А в Кремле, по-вашему, уже как-то расценивают Дудя?
В.Соловей― Да, вполне серьезно. Но его спасает то, что они не выказывает никаких, ни малейших политических амбиций.
А.Нарышкин― В чем фишка Дудя? Хорошо, да, у него много просмотров в YouTube, его читают, к его мнению прислушиваются. Но, слушайте, у Ольги Бузовой, между прочим, тоже есть большая армия фанатов.
В.Соловей― Но потенциал Дудя политически оценивается как колоссальный. Я подчеркну: именно это слово — «колоссальный».
А.Нарышкин― Дуров. Павел Дуров?
В.Соловей― Ему вряд ли интересна политика вообще. Я думаю, что если бы он хотел ей заниматься. у него были бы неплохие шансы добиться успеха, но меньше, чем у Дудя.
А.Нарышкин― Как договорились Роскомнадзор и Telegram? Можно ли Телеграму доверять теперь?
В.Соловей― Я не знаю, как они договорились. Я думаю, что оснований для недоверия не больше, чем были тогда, когда Телеграм блокировали. Всё остается, мне кажется, в таком же состоянии.
А.Нарышкин― Продолжаем писать. Напомните, у вас есть какой-то анонимный ваш Телеграм-канал?
В.Соловей― Почему? У меня вполне легальный: Соловей.
А.Нарышкин― Ну, а такой, где вы можете дать волю своим чувствам?
В.Соловей― Слушайте, я всему, чему хочу дать волю, я говорю публично. А то, чего я не говорю публично, я не говорю и приватно.
А.Нарышкин― Жаль, обидно. А расскажите про «Седьмую студию». Есть понимание, кто принимал решение не сажать Серебренникова?
В.Соловей― Только президент такое решение мог принять.
А.Нарышкин― Ой, знает ли президент про Серебренникова?
В.Соловей― Конечно, знает и прекрасно знает, осведомлен. Вот такого сорта дела очень громкие — решение принимает лично президент Российской Федерации. Конечно. Более никто. И был компромисс достигнут: органы у нас не ошиблись, но и либеральная интеллигенция, театральная не получила повода для возмущения, а Запад не получил мученика. Вот такое соломоново решение.
А.Нарышкин― Как будто в Кремле очень беспокоятся, получит ли Запад нового мученика и будет ли переживать театральная интеллигенция.
В.Соловей― Не очень беспокоятся, но не любят шума, не любят скандалов и не любят того, что способно вызывать возбуждение, избегают. Так было с Голуновым, так было с Егором Жуковым, так было в данном случае с Кириллом Серебренниковым. Но для того, чтобы было так, нужна колоссальная публичность. Если нет публичности, вы почти обречены.
А.Нарышкин― А с чего дело Серебренникова началась?
В.Соловей― Началось дело Серебренникова с того, что его решили укоротить, потому что он развращает российскую молодежь, показывает крайне дурной пример и вообще посланник Содома и Гоморры. Но поскольку этого же нельзя предъявить в обвинении, то находится стопроцентно реализуемый повод. Любой, кто имел когда-либо дело с госбюджетом, с бюджетными деньгами, знает, что их обналичивают. Это стопроцентное основание для того, чтобы возбудить дело. В данном случае это основание было использовано.
А.Нарышкин― Мы исключаем вариант, что все-таки преступление там было, состав преступления?
В.Соловей― Вы знаете, любой, кто обналичивает бюджетные деньги, совершает, хотите — назовем это проступком, хотите — преступлением. И все это прекрасно знают. Если вы имеете дело с бюджетными деньгами. Иначе не получается в Российской Федерации.
А.Нарышкин― Вы имели дел с бюджетными деньгами?
В.Соловей― Никогда.
А.Нарышкин― Бог миловал?
В.Соловей― Я никогда не имею дело с бюджетными деньгами, по счастью — никогда. Ну, кроме того, что иногда зарплату получал и всё.
А.Нарышкин― Вернемся к Конституции. Какую оценку вы дадите оппозиции нашей, которая как раз решала все эти месяцы, как поступать с голосованием?
В.Соловей― Я вообще удовлетворен тем, что была политическая дискуссия. Это, действительно, была политическая дискуссия, хотя она порой приобретала неприличный, с моей точки зрения, характер. Мы не имеем опыта ведения дискуссий. Но я считаю, что в целом все было довольно плодотворно.
А.Нарышкин― На выходе-то что?
В.Соловей― На выходе, вы знаете, меня не расстраивает то, что не достигнут какой-то результат. Для меня гораздо важнее другое — чтобы: а) люди говорили о политике в целом, b) чтобы в процесс обсуждения вовлекались те, кто не относится к оппозиции — это вовлечение произошло, и третье, с) чтобы люди знали, что это всего лишь первый шаг.
То, что происходит сейчас, это важно, но это не принципиально важно. Это всего лишь одно сражение, которое нам предстоит пережить, чтобы освободить собственную страну. Основные сражения впереди. Это всего-навсего лишь мелкая перестрелка, непринципиальная пока что.
В.Соловей: Когда происходят кардинальные перемены — а в России будут именно кардинальные перемены, — страдать будут всеQТвитнуть
А.Нарышкин― Согласны вы с оценкой Владимира Пастухова, который сказал вчера в нашем эфире, что вместо того, чтобы обсуждать реальные проблемы, какие-то резонансные дела, дело Светланы Прокопьевой, журналистки, дело этой художницы Юлии Цветковой как раз обсуждали, ходить голосовать — не ходить голосовать. Или власти это выгодна история?
В.Соловей― Вы знаете, это политическая дискуссия. Вот есть локальная повестка, которая интересует те или иные оппозиционные группы или слои общества — это которые вы привели, — а есть общенациональная повестка. И я рад, что была общенациональная политическая дискуссия. Я считаю, что для российской оппозиции это серьезный шаг вперед в любом случае. Это было очень правильно, мне кажется.
А.Нарышкин― Еще одна мысль Владимира Пастухова: «Чем дольше власть остается, тем меньше вероятности, что удастся сохранить единую страну после демонтажа этой власти».
В.Соловей― Нет, я не вижу проблемы с сохранением целостности страны. Я вижу проблему с тем, что демонтаж будет происходить в крайне агрессивной манере. Если год назад, тем паче, два можно было всё осуществить безболезненно, теперь видно, что безболезненно смена, ломка режима уже не произойдет, к великому сожалению всех нас и для носителей режима тоже.
А.Нарышкин― А болезненно в первую очередь, для кого?
В.Соловей― Для тех, кто составляет опору и костяк режима, для тех, кто является бенефициарами. Чем вы крупнее бенефициар, тем выше для вас риски.
А.Нарышкин― Бюджетники будут страдать из-за того, что этот режим меняется?
В.Соловей― Бюджетники и так страдают от всего вообще.
А.Нарышкин― Не знаю, от чего они страдают. У них есть стабильная работа, наверное, и небольшая зарплата.
В.Соловей― В том смысле, что сейчас, если ты кормишься из госбюджета, ты обладаешь колоссальным преимуществом. Но в целом, когда происходят кардинальные перемены — а в России будут именно кардинальные перемены, — страдать будут все. Кто в большей степени, я не знаю, но не исключаю, что в большей степени пострадают те, кто получил максимум бенефиций за последние 20 лет. По крайней мере, больше всего страха испытают именно они. Потому что в России одна проблема — приобрести, а вторая проблема — это как сохранить. И они сейчас понимают, что гарантий сохранности уже нет. Вот сейчас у них есть уже такое отчетливое ощущение.
А.Нарышкин― А фальсификации будут или какие-то накрутки завтра?
В.Соловей― Мне кажется, это риторический вопрос, Алексей.
А.Нарышкин― Не знаю. Почему? Я верю в лучшее.
В.Соловей― Я тоже хотел бы верить в лучшее, но смотрю все-таки реалистически, Да, конечно, несомненно
А.Нарышкин― А в Кремле же реальную цифру увидят?
В.Соловей― Да, будут знать, они будут знать.
А.Нарышкин― А вот эта реальная цифра, она не заставит элиты Владимира Путина попросить раньше тех сроков, которые вы наметили?
В.Соловей― Она заставит некоторые группировки задуматься. Они уже задумались, те, кто не очень близок к режиму, хотя является бенефициарами. Они уже пытаются найти себе новую гавань и пытаются уверить заокеанских партнеров, что они, например при чем вообще, никогда не поддерживали, никаких дел не имели. Это очень интересный разворот. В таком массовом количестве они еще к заокеанским партнерам не обращались.
А.Нарышкин― Вам вопрос был с сайта: «Насколько США сейчас заинтересованы в каком-то вмешательстве в наш политический процесс?
В.Соловей― Абсолютно не заинтересованы во вмешательстве в политический процесс.
А.Нарышкин― Выборы свои?
В.Соловей― Да, это первое. И второе: как только они попытаются вмешаться, это становится известным. Это крайне контрпродуктивным оказывается. Они это знают.
А.Нарышкин― А вот эта история с публикацией в The New York Times о том, что было соглашении России, военных каких-то разведчиков в Афганистане по поводу убийства американских военных с талибами. Насколько это правдивая информация?
В.Соловей― Она выглядит реалистической, но я не знаю достоверна ли она полностью. Этого, к сожалению, я не знаю, но она выглядит вполне реалистической.
Это вообще способы действия многих спецслужб. Во времена «холодной войны» американцы поддерживали тогда душманов против советов. Не удивляюсь, если Главное управление поддерживает тех же самых, но уже талибов (члены запрещённой в РФ группировки. — ред.) против войск НАТО. Обычная, к сожалению, история.
А.Нарышкин― Спасибо огромное, Валерий Дмитриевич Соловей, политолог сегодня был гостем нашей программы «Особое мнение». Поставьте нам лайки и подпишитесь на наш канала.
В следующем часе — повторы программы «Цена победы» Григорий Рапота вместе с Виталием Дымарским — про Ржев. «Трагедия одного войска и трагедия одной семьи». В 21 час — программа «Статус» с Екатериной Шульман». И в 22 часа — «Кейс». Не пропустите. Счастливо!